Капельки пота, проступившие на ее груди, отражали как тысячи зеркал огоньки тлеющего в камине полена. Тишину этой загадочной и поистине волшебной ночи время от времени нарушали ее пронзительные стоны, то затихающие, то вновь наполняющиеся силой.
Он, подобный изнуренному охотой льву, лежал на древнем, чудом сохранившемся ковре. Его тело словно утопало в пушистой ворсе, которая нежно ласкала его спину, вызываю мелкую и приятную щекотку, и казалось, что его мысли где-то далеко, не с ней - предметом его давних эротических и плотских мечтаний.
Но все было не так. Он жадно впился в ее пышные, молочные груди, что вздымались при каждом вздохе, и стремительно опускавшиеся при каждом ее движении. Соски подобно двум большим изюминкам, были напряжены до того, что на них уж не было видно складок. При малейшем прикосновении их его пальцами она закатывала глаза, как будто теряя сознание, но не останавливалась. Совсем наоборот, ее движения становились более энергичными и страстными. Ее волосы, недавно еще закрученные в аккуратный бабет, уж растрепались и небрежно развешивались на ее спине и лице. Она время от времени облизывала свои губы, алый цвет которых был вызван не помадой, а был свидетельством предшествующих пылких поцелуев, при котором они кусали друг друга, подобно двум хищникам в брачный сезон, не чувствуя при этом ни капли боли.
Его большие, но тонкие пальцы, ласкавшие ее грудь, сжимавшие соски до приятного болевого ощущения, стали медленно подниматься вверх, скользя по её белоснежной шее. Указательным пальцем правой руки он прикоснулся к горящим огнем пылким губам. Ее приоткрытый рот жадно поглотил его, и он почувствовал едва ощутимое прикосновение языка. О, что в этот момент приходило ей на ум, было известно лишь ей и дьяволу. Да она сама была дьяволом во плоти. Жрицы любви, за которыми так страстно охотятся мужчины, лишь жалкое подобие дьявольской машины сексуального наслаждения. А она была у него в руках. Она сидела на нем, подобно коршуну, что рвет и терзает свою добычу. Его левая рука тем временем уже ласкала место, что дает жизнь новой жизни. Этот питательный канал, что зовется пупком.
Он на мгновение оторвал палец от ее живота, чтобы смочить его своим языком и вновь прикоснулся к ней уже слегка увлажненным. Это легкое, теплое прикосновение заставило невольно сократиться ее животу. Дрожь пробежала по ее напряженному телу. Большой палец начал медленно огибать холмик Венеры, безудержно стремясь вниз. Туда, где сейчас для них двоих сосредоточился центр вселенной, центр наслаждения и неземного удовольствия.
Ее движения становились всё чаща и чаще, голову бросало из стороны в сторону. Дыхание участилось, вздохи стали переходить в стоны, толчок, еще толчок... Блаженство. О, что за восхитительные ощущения наполняют женщину, когда поток живой, теплой энергии, извергаемой им, с неудержимым стремлением врывается в ее чистую, плодородную плоть. Она сделала в сладкой судороге еще несколько движений и обессилено упала на его грудь. Она слышала его сердце, которое билось так, словно вот-вот вырвется наружу. Подобно сотни барабанам древних племен, что оповещали о славной победе. Его дыхание было хоть и частое, но глубокое. Он не мог насладиться этими мгновениями, которые казались сном. Жадно глотая воздух, он закрыл глаза и прошептал что-то неразборчиво, словно в бреду: Это был сладкий бред.
Он поцеловал ее растрепанные волосы, нежно поднял ее голову и посмотрел в большие девичьи глаза. Она плакала. Но это были слезы радости и удовольствия, подобно тем, что появляются на глазах у ребенка, когда он после долгого ожидания получает желанный подарок. Но что-то говорило ему, что тревога затаилась где-то там, глубоко, где-то под сердцем. Он почувствовал странную тупую боль в сердце, будто кто-то сдавливал его, не давая биться. Будто кто-то давил на его грудь, мешая свободно дышать. Он все понимал. Они оба понимали, что это была их последняя встреча. Завтра, ровно в два часа по полудню, большой белый корабль увезет его далеко за океан. Туда, где нет её, туда, где нет его.
