«Итак, наша лаборатория через полчаса. Я приближаюсь к Ленкиному столу с букетом цветов и свежим номером журнала "Нева". Начали печатать роман Дудинцева "Белые одежды" и Елена мечтала быть первым читателем. Происхождение цветов я объяснил коллегам просто: мол, третье (или второе - уже не помню) воскресенье апреля только что объявлено Днем советской науки в пику празднования Пасхи. Поэтому не хило поздравить единственную женщину в лаборатории. Коллеги, равнодушно пожав плечами, вяло поаплодировали и разошлись по своим делам. Мы с Еленой вновь были в комнате одни. Она была в философском настроении, перебирала архаичные перфокарты из вощеной бумаги. Подношения приняла благожелательно, но спокойно:»

«Успокаивающие разговоры успеха не имели: Секс у нас с ней всегда был гармоничным и полноценным, но тут и он не спасал. Поскольку у Аньки "в анамнезе" был всего лишь один полу-доказанный лесбийский акт (с портнихой во время примерки платьица задолго до нашего знакомства) и множество доказанных гетеросексуальных приключений, все происходящее представлялось демонстративным эпатажем, но от этого легче не становилось.»

«Елену сотрясала крупная дрожь ("бедная, как она себя казнит сейчас за проявление этой слабости") . Анькина рука скользнула ей между коленок и, преодолев некоторое сопротивление, поползла вверх: . Вслед за рукой пополз вверх и подол Ленкиной серой юбочки. Рука замерла, наткнувшись на невидимое мне препятствие. "Так и есть, до гениталий добралась. Надо вмешиваться, трахнет ведь она мою Ленку". Удивительно, что своей я посчитал Ленку, а не жену...»

«Когда за гостьей закрылась дверь, у нас с Анькой случился бурный секс. По-видимому, каждый из нас представлял в своих объятиях Елену. Секс был бурный и долгий, с криками, повизгиваниями, шлепками и беготней голышом по длинному нашему коридору. Проживавшая вместе с нами престарелая Анькина бабушка с опаской выглядывала в коридор из двери своей комнаты. Ей, участнице трех революций, старой большевичке, отличнице здравоохранения и герою предвоенной вакцинации народов Крайнего Севера, давно хотелось в туалет, но она так и не решилась выйти в коридор до глубокого вечера. Впрочем, она ничему не удивлялась и претензий не высказывала: она насмотрелась и не такого на Крайнем Севере и в ГУЛАГе.»