Срезанные несколько часов назад ивовые прутья все это время вымачивались в соляном растворе и были все как на подбор - не очень длинные, что позволяло избежать захлестывания бедер и боков, толщиной у основания чуть меньше, чем палец Стеллы, и постепенно сужающиеся с кончику, почти идеально ровные и гладкие. Я дал девушке несколько минут, чтобы отдохнуть, выбирая в это время самый толстый и прямой прут. Щадить ее я не собирался и намеревался выдать ей все три десятка ударов, сделав их максимально сильными. Но перед этим я провел ладонью по ее ягодицам и бедрам, вызвав этим еще один стон. Они были очень горячими и шершавыми из-за утратившей эластичность кожи, и на них не было ни одного непораженного места, за исключением узенького углубления между двумя аппетитными овалами ее попки. Рассечений не было, поэтому я и решил начать с ремня. Но вот розги по сравнению с ним будут гораздо более жестокими.
- Ну что, продолжим? - полувопросительным тоном спросил я. На этот раз Стелла промолчала, и я, перехватив прут поудобнее, несколько раз приложил его к тут же сжавшимся ягодицам девушки. Судя по всему, она уже не могла контролировать свои рефлексы и не могла заставить себя расслабиться, хотя, безусловно, она знала о том, что напряжение мышц во время порки влечет за собой еще большую боль.
Мне показалось, что ее попка недостаточно высоко приподнята, и я подложил под ее животик специальную подставку, предварительно обернув ее мягкой тканью. Теперь длинные ножки Стеллы выпрямились и стояли идеально ровно и симметрично, как перевернутая буква "V". Со стороны это выглядело настолько красиво, что я пожалел, что не поставил ее в эту позу раньше.
Но еще не все было потеряно, и я, еще раз примерившись, сделал небольшой шаг назад, поправил свой давно оттопыривший брюки член и с разворота послал длинный гибкий прут по направлению к основательно раскрасневшимся ягодицам Стеллы. Она успела среагировать на свист и вильнула в сторону, но, конечно, это ее не спасло. Прут глубоко впился в ее разгоряченную кожу, оставив длинный белый след, перечеркнувший обе ее половинки чуть наискось и почти сразу же налившийся красным. Девушка вновь красиво изогнулась, запрокинув искаженное страданием личико к потолку, но не сдвинулась с места, а единственным звуком, последовавшим после свиста прута, был ее глубокий вдох и медленный выдох сквозь зубы. Не давая ей передышки, я снова с размаху опустил прут на ее распухающие ягодицы, попав немного ниже места первого удара. На этот раз Стелла застонала, и обе ее ноги согнулись в коленках и оторвались от пола.
- Ноги на пол, быстро, - скомандовал я, почувствовав близость капитуляции.
Стелла послушалась, но после третьего удара, оставившего длинную багровую полосу на бедрах, ее ножки вновь взлетели вверх. Мне не хотелось ее привязывать, поскольку было интересно, каковы пределы ее выдержки, поэтому, придержав следующий удар, я ласковым тоном сказал следующее:
- Еще раз такое повторится, и я привяжу тебя к кольцам на потолке и оставшееся количество ударов ты получишь хлыстом. Я понятно излагаю?
Стелла кивнула, и ее дрожащие ножки одна за другой опустились на пол, цокнув каблучками. Я сменил прут, выбрав чуть более длинный и тонкий, и истязание продолжилось. Я снова применил предельно сильный и жесткий ритм, отводя руку назад и затем посылая ее вперед вместе с разворотом тела, придавая пруту максимально быструю скорость. Паузы между ударами составляли не более двух-трех секунд. Стелла билась в невидимом капкане моих условий и возможности в любой момент их нарушить, удерживая страхом того, что за этим последует, и собственным достоинством. Воздух со свистом входил в ее легкие и с хриплыми стонами покидал их, стол покачивался от ее отчаянных рывков. Со стороны казалось, что ее пальцы намертво прилепились к его краю, и от того, сможет ли она их оторвать, зависит ее жизнь. После двенадцатого удара я почувствовал, что у нее не остается сил сдерживаться. Из ее прекрасных глаз снова закапали слезы, из уголка рта потекла тоненькая струйка слюны, а ноги вопреки моему приказу снова оторвались от пола и согнулись в коленях. Ее легкие разрывали спазмы, она тихонько всхлипывала, но это было единственным проявлением того, какую боль она терпит. Она должна была неминуемо сломаться, но раньше не выдержал прут. На тринадцатом ударе (вот и не верь после этого в мистику) он с треском сломался точно посередине. Стелла и этот удар выдержала без крика, а пока я менял прут, она успела собраться и снова покорно ожидала своей участи, твердо поставив ноги на пол и эротично поводя бедрами, чтобы хоть немного остудить огонь, терзавший ее ягодицы и бедра. Конечно, ей очень хотелось потрогать свою кричащую от жуткой боли кожу, погладить и прикрыть ее ладонями, но это было запрещено, и она выходила из положения таким способом. А может, это была попытка заставить меня своими гостеприимно открытыми дырочками и ненадолго отсрочить наказание. Но несмотря на давно охватившее меня возбуждение, я намеревался продолжить, и снова занял удобную позади позади и чуть слева ее замершей в ожидании попки.
На этот раз я поставил ванночку с прутьями рядом с собой, чтобы при надобности не идти к ней снова через всю комнату. Ягодицы Стеллы еще больше распухли и полностью потеряли свою очаровательную форму. Их пересекало несколько вздувшихся рубцов ярко-розового цвета, немного толще, чем нанесший их прут, и сантиметров тридцать каждый. Особенно много их было в нижней части ягодиц, на пограничной с бедрами области. Именно туда я направил очередной четырнадцатый удар. Коленки Стеллы дрогнули, голова мотнулась в сторону, а мой слух приласкал тихий жалобный стон. Да сколько же она может терпеть? А если бы она не знала, сколько ударов я собираюсь ей выдать? Терзаемый этими вопросами, я снова и снова, не сбавляя темп, посылал длинный извивающийся прут к ее тоже длинному и тоже извивающемуся телу по самым замысловатым траекториям, и параллельно полу, и под разными углами, и перпендикулярно сверху вниз, подойдя почти вплотную. Пару раз я даже попробовал быстрые удары крест-накрест. После одного из них длинное острое окончание прута впилось в ее правое бедро, разорвав кожу. Брызнула кровь, а Стелла издала нечленораздельный хрип. Я тут же отошел назад и, не задерживаясь, влепил ей следующий удар, метя в то же место, но промахнулся. Однако Стелла взвилась всем телом вверх, тут же опустившись после очередного укуса прута. Теперь она вжималась в поверхность стола, словно пытаясь раствориться в нагретом ее разгоряченном телом дереве. Я бы мог попасть в то же самое место, но для этого мне надо было сбавить темп и хорошенько прицелиться, а Стелла и так была на пределе. Эх, сказать бы мне не тридцать, а сорок ударов, и она наверняка бы закричала. По силе воздействия на меня ничто не сравнится с криком боли долго сдерживающейся женщины. А тут приходится довольствоваться лишь судорожными рывками, стонами и содрогающимися от рыданий плечиками. Но времени на колебания не оставалось, и я продолжил сечь Стеллу в быстром темпе, с силой опуская прут на ее вздрагивающие ягодицы с оттяжкой вниз и в разные стороны. Она пыталась угадать направление, двигая тазом в разные стороны, но я постоянно менял его, и девушка неизменно оставалась в проигрыше. Тем не менее эта игра заставляла ее хоть как-то отвлечься от боли. А терпеть оставалось совсем немного. Как я ни старался вырвать из нее крик, все было напрасно. Несмотря на то, что под конец на ее ягодицах еще в двух местах лопнула кожа, а все тело блестело от пота, Стелла выдержала пятьдесят сильнейших ударов ремнем и тридцать длинным крепким прутом без единого крика. Ничего подобного я раньше не видел.
- Ну что ж, можешь встать, - сказал я, постаравшись добавить в свой голос побольше снисходительности, но все равно в нем прозвучала смесь разочарования с восхищением. - Думаю, недельный отпуск ты заработала. Мы будем ждать тебя в следующие выходные.
Но Стелла не спешила вставать. Морщась от боли и тихонько подвывая, она поглаживала подушечками пальцев свои исполосованные ягодицы и бедра, распухавшие прямо на глазах. Я дал Ларисе знак, и она отправилась за медицинскими препаратами, напоследок сняв это незабываемое зрелище крупным планом.
2.
В течение следующей недели мы с Ларисой не раз просматривали вместе видеокассету с записью этого примера невероятной стойкости Стеллы. Она не отличалась низкой болевой чувствительностью, что было заметно по выразительной мимике ее лица, скрытого от меня в процессе порки. Ларису же, судя по всему, сжигало чувство соперничества. Ей льстило, что она - самая выносливая и терпеливая женщина из всех моих партнерш по садистским играм. И действительно, даже среди женской части нашего клуба садомазохистов мало кто мог бы с ней посоперничать. Но Стелла, безусловно, относилась именно к тем, кто мог бы. Поэтому идея провести между ними соревнование на выносливость родилась сама собой.
Мне пришлось на всю неделю воздержаться от каких бы то ни было наказаний, чтобы Лариса и Стелла оказались в равных условиях. А потом еще на одну, чтобы дать попке Стеллы окончательно восстановиться. Но вот настал долгожданный воскресный вечер, когда все было готово к тесту на выносливость. Стелла на этот раз появилась у нас в откровенной мини-юбочке и символическом топике, зато Лариса вырядилась в свое лучшее вечернее платье с откровенным вырезом и обнаженными плечами.
- Ну что, милые дамы, - обратился я к ним после легкого ужина и непринужденной беседы. - Сегодня мы с Ларисой хотим проверить, кто из вас лучше переносит боль. Думаю, самое время заняться этим.
Сценарий был продуман заранее. Стелла и Лариса по очереди должны были получить несколько серий ударов, по десять в каждой. Мы долго думали, чем же будут носиться удары, и в итоге сошлись на классическом инструменте - длинной бамбуковой розге, способной нанести ощутимую боль даже при небольшой силе удара. Чтобы избежать влияния заинтересованной стороны, т.е. меня, мы решили, что серии ударов будут выдаваться друг другу самими испытуемыми. Правила были предельно просты: проиграет та, которая попросит остановиться или сбежит, поскольку привязывание на этот раз мы не планировали. Кричать и стонать можно было сколько угодно, но прикрываться и слишком активно вилять нижней половиной тела категорически запрещалось.
