5. Я и Сашка
Я любил его. Нельзя не ответить взаимностью такому напору любви, обожания и заботы. Плевать на странную роль, которая мне в наших отношениях досталась - на другую я точно был бы не способен. Но ему было со мной хорошо, и я был счастлив. А тот физический дискомфорт, который я испытывал, доставляя ему ежедневную радость - я смирился с ним, ведь иначе его счастье было бы не таким полным. Да и дискомфорт все больше исчезал.
Голова прошла, и Палыч, наконец, разрешил мне выходить к морю. Тем более, что мой враг, кажется, окончательно исчез. Я шел через холл гостиницы, когда вдруг громом грянул чей-то чуть слышный голос:
- А не подскажите, в каком номере остановился Рогов Виктор Павлович?
Это был мой голос, вернее это была точная копия моего голоса. И сам я, второй я, стоял у стойки администратора и задавал этот страшный вопрос!
Если бы обстоятельства были другими, то я, может быть, и обрадовался, увидев после стольких лет Сашку. Но сейчас я понял только одно: приехал - он, настоящий, и Палыча я теряю.
Я рванул на рынок, где Палыч, покупал фрукты. Увидев меня, он кинулся навстречу:
- Что случилось? Опять тебе досталось? Тот парень опять здесь?
Вот он - спасительный аргумент! Ну, конечно, ради моей безопасности Палыч пойдет на все!
- Да, я его опять встретил. Он не один и он мне грозил. Это хорошим не кончится. Палыч, миленький, уедем, сейчас же, куда хочешь. Не заходя в гостиницу! Прямо отсюда!
- Но мне нужно хотя бы вещи забрать!
- Я сам схожу за ними, я мигом, ты здесь жди.
- Подожди, я ничего не понимаю. Если они там и ты их боишься, то идти нужно мне, а не тебе! Что за ерунда? Ты мне объяснишь, в чем дело?
- Я не хочу ничего объяснять! - Я уже просто орал на него. - Постой здесь, я тебя прошу, и всё будет хорошо! Только никуда не уходи!
Не заботясь о том, стоит Палыч или попёрся за мной, я развернулся и что есть мочи понесся в гостиницу.
6. Сашка
Сашка сидел в холле в кресле и, видимо, ждал Палыча. Я рванул к нему, и он, приглядевшись, разинул рот, не зная, как ему на меня реагировать и что говорить. И все же родственные чувства взяли верх, и он расплылся в счастливой улыбке:
- Костик! Ты! Здесь! Какими судьбами?
- Да, это я! Здорово, Саша! Сколько лет не виделись! - Я тараторил как пулемет, поглядывая на входную дверь, больше всего боясь, что сейчас войдет Палыч. - А ты как здесь оказался?
- Да, вот ищу одного чудака. Вроде здесь остановился. У меня сейчас трудные времена - глядишь, поможет чем! А вообще-то у меня скоро гастроли, по Сибири. Танцую вот! - Он смущенно улыбнулся. Господи, одно и то же лицо, тот же голос. Не мудрено, что Палыч так обознался. Чудака ищет ... Это Палыч-то чудак! Зачем ты ему, Сашка? Его любить надо, ощущать всем телом, всей душой, и этот большой самородок тепла и доброты засияет и засветится так, что до боли в горле захочется быть при нем, стать ему дорогим и нужным, чтобы сделать навсегда счастливым.
- Уходи, Сашка! - Я твердо глянул ему в глаза. - Уходи! Ты всё сломаешь, и ничего нельзя будет изменить. Для тебя это так, вздор! Ну, деньги нужны или что там. А для меня ... Уйди!
Я задохнулся, лицо пошло красными пятнами, в глазах потемнело. У Сашки отпала челюсть:
- Ты, что? ... С ним? - Он секунд десять пялил на меня глаза, и вдруг оглушительно расхохотался: - Ну, умора! Вот это сюжетик! - Он опять недоверчиво уставился на меня, но, видя мое состояние, посерьезнел:
- Извини, это я так, сдуру! Ладно, Костик! Пусть так и будет! Бери! Брат все-таки! Да и не я ему нужен. Он для меня слишком хорош! - Он вздохнул, подал руку для пожатия, но вдруг что-то дрогнуло в его лице, и он порывисто меня обнял. - Прощай! Может, и увидимся ещё!
Он ушел, а я столбом стоял посреди холла, глядя ему вслед и не зная, приобрел я сейчас или потерял. Все смешалось ...
7. Палыч
... Я не знаю, сколько пробыл в полной прострации. Голова прояснилась, но на душе было гадко и тревожно. Я нехотя поплелся туда, где оставил Палыча. Большая толпа перегородила аллею, не давая пройти. Все глядели в одну сторону, куда-то за низкие кусты, что росли вдоль обеих её сторон. Продравшись сквозь толпу, я пошел дальше, но Палыча нигде не было. Я несколько раз обошел окрестные дорожки, закоулки. Палыч как сквозь землю провалился.
Я остановился, растерянно оглядываясь, и теряясь в догадках, куда он мог подеваться и что мне сейчас следует предпринять. И вдруг ... Голову словно зажали в тиски! Нет! Только не это!
Я помчался, туда, назад, к толпе, расталкивая отдыхающих и сбивая не успевших отскочить толстых теток. Я рычал и бился, прокладывая себе путь вперед, уже точно зная, что там увижу...
Палыч стоял на коленях перед телом Сашки. В его ладони была Сашкина рука, которую он медленно гладил. Смотрел он куда-то в сторону, его губы шевелились. Все вокруг замерли, и в полном безмолвии стал слышен его свистящий шепот: - Уже никогда, мой мальчик ...
Появились два санитара с носилками и стали деловито укладывать на них Сашку. Мешала его рука, зажатая в ладонях Палыча. С трудом они высвободили её. Палыч как будто очнулся, наклонился, поцеловал Сашку в лоб, встал и поплелся прямо сквозь заросли, не разбирая дороги. Он прошел в метре от меня. Я втянул голову, но это было лишним - он и так бы ничего не увидел. Это были глаза сумасшедшего ...
8.Сашка и Палыч
Была кромешная тьма, когда я вполз в его номер. Я не черта не видел. Было тихо и страшно, но не от этого я дрожал: где-то там, впереди, билась в агонии искалеченная душа Палыча, которую я боялся доконать.
Глаза привыкли к темноте, и я увидел эту глыбу, валяющуюся на ковре. Он лежал на спине, мотал головой из стороны в сторону и мычал мотив какой-то колыбельной. Я полз и полз, подбираясь все ближе, пока не наткнулся на пустую бутылку. Он пьян. Может так и лучше.
Я тронул его за плечо. Он затих, приоткрыл один глаз, уставился. Его рука медленно ощупала мое лицо. Он глубоко вздохнул: - Ну, и как там, в раю, Сашка? - Потом замахал руками, как бы отгоняя наваждение, и опять замер.
- Голова болит, Палыч! Мне бы укольчик! - Я говорил спокойно, буднично, а он дико таращил на меня глаза. Потом суетливо стал подниматься: - Это мы сейчас, быстренько, в один момент! - И вдруг с диким криком: - Са-а-а-шка-а-а! - набросился на меня. Он сжимал мои плечи, руки, то отстраняясь, чтобы удостоверится, что все это наяву, то яростно стискивая в объятиях. Рычание перемешалось с безумным хохотом. Потом вдруг сгреб меня, прижал так, что я еле мог дышать, и забился в рыданиях ...
... Мы лежали на ковре. Уже давно утихли судорожные всхлипы, ровнее стало его дыхание. И только руки все также крепко сжимали, защищая от всех бед мира. И в абсолютной тишине я ясно услышал: - Ты у меня есть! И будешь всегда! Тебя мне вернул бог! Я ничего не понимаю, но так, наверное, бывает. Но когда-нибудь, Сашка, ты мне всё-всё расскажешь ...
Черта с два! Я твердо знал только одно, что с этого момента Сашка у него останется навсегда.
