Как обычно, летом бабушка возилась в нашем садике, а мы с двоюродной сестренкой Валюшей крутились рядом в поисках повода занять наши любопытные умы. Валя на год старше меня, и в ту пору ей уже исполнилось целых 6 лет, чем она бравировала передо мной при каждом удобном случае. Она была крепенькой полненькой русоволосой девочкой на полголовы выше меня, весьма подвижной и шустрой, а источник ее замыслов и инициатив всегда был переполнен и находился в моем распоряжении - к обоюдному удовольствию. Трудно сказать, чем конкретно мы занимались в тот день, но вдруг вне малейшей связи со всем происходящим Валюша прокричала бабушке...
- Баб, можно я пописаю прямо здесь?
Конечно, эта фраза мгновенно приковала мое внимание к Валюшиной персоне. Она была в том возрасте, когда, зная о различии полов, дети еще не смущаются друг друга и им позволены те тонкости, которые спустя год-два превратятся в жесткое табу. Бабушка, не задумываясь, конечно же, разрешила ей не бежать вокруг дома к деревянному туалету. Я стоял в тени раскидистого дерева, внимательно уставившись на сестренку, которая тут же, в 2-3 метрах от меня, на ярко освещенной солнцем садовой дорожке, приспустила свои трусики до колен. Она слегка присела, широко и устойчиво расставив ноги, но колени не соединила вместе, а наоборот, развела их, растянув между ногами трусики так, что они уже не могли упасть к ступням. Возможно, она поступила таким образом и не стала глубоко приседать именно из опасения забрызгать свои трусики. Кроме того, в этой позе ей было удобнее смотреть между ног и контролировать весь процесс. Валюша внимательно глядела вниз, глубоко опустив голову. Я смотрел точно с левого бока на ее ярко освещенную фигурку с полусогнутыми ногами и почти горизонтально расположенными бедрами. Для того чтобы начать писать, ей пришлось собраться, видимо, не очень сильно и хотелось. Наконец, через несколько секунд брызнула первая струйка. Наверное, опасаясь замочить ноги и обувь, она боялась энергично напрячься и регулировала несильный поток, распыленный на множество мельчайших брызг. Все происходило совершенно беззвучно, и единственное, что мог различить слух такого внимательного наблюдателя и слушателя, как я, - легкое сосредоточенное покряхтывание Валюши, которая совершала свое дело с явным старанием. В солнечных лучах капли ее ярко-желтой мочи искрились и переливались разными веселыми оттенками. Она писала вниз и слегка вперед, ее неровный, толчками поток, распыляясь, попадал на довольно большую площадь между широко расставленных ног. Ее саму зачаровал вид этого водопадика, и она, полуобернувшись к бабушке, даже воскликнула...
- Баб, смотри, какой дождик!
- Вижу, вижу, Валюша, молодец! - вдруг ответила бабушка, которая, очевидно, так же опасалась за сухость Валиной одежды.
Закончив писать, Валя осторожно натянула на свою беленькую полную попку трусики, аккуратно поправила платье и, широко переступив через влажный песок под ногами, тут же убежала к бабушке. Она была удовлетворена и горда тем, как осторожно и красиво она сумела пописать, во всей ее фигурке читалась эта мысль.
Я тут же возбужденно подошел к тому месту, где только что стояла Валя с желанием внимательнее рассмотреть ее лужицу. Но лужи не оказалось! Меленькие капли, падая на раскаленный сухой песок, через несколько секунд просто исчезали в нем, оставив после себя едва заметные ямочки на гладкой поверхности садовой дорожки. Присмотревшись, можно было увидеть следы подошв Валюшиных сандалий, и лишь по расстоянию между ними можно было судить о той площади, на которую пролился ее "дождик". Меня заворожило рассматривание этого пятачка земли, который только что находился между Валюшиных ног, вернув чувство знакомого уже, но все же загадочного волнения.
Я немало удивился, почему бабушка, разрешив Вале не бежать в туалет, похвалила ее за то, как она сумела пописать прямо на садовую дорожку. Меня не покидали два вопроса... во-первых, за что именно ее похвалили, и во-вторых, смог бы я удостоиться подобного поощрения, окажись я на ее месте. Вот уж едва ли - предполагал я, будучи довольно рассудительным пацаненком. И очень скоро я нашел догадку в ответ на свои вопросы, правда, довольно косвенным путем. Валюша со своими родителями жила отдельно от нашей семьи примерно в таком же старинном деревянном доме. Тетя Света, ее мама, щупленькая, но по натуре решительная и бойкая на язык 32-летняя женщина, частенько приходила с Валей к нам, зачастую проводя целые дни у своей матери, нашей общей с Валюшей бабушки. И вот во время таких посещений в то же самое лето я стал свидетелем нескольких эпизодов их общения, очень странного и необычного для меня.
С боковой стороны бабушкиного дома, практически вплотную к нему, в конце недлинного переулочка, стоял наш деревянный туалет - точно такой, какими они бывают в деревнях, только заметно аккуратнее и опрятнее, на его внутренней стене даже висела картина. Рядом находилась выгребная яма, прикрытая массивным деревянным щитом, поставленным немного наклонно назад - так, что прямо на него можно было выливать жидкие отходы. А вот дверь в уборную была очень условной, небрежно сбитой из совершенно непригнанных друг к другу деревянных досок, и щели между ними доходили до 2, а то и 5 сантиметров. Едва заглянув в переулок, по этим щелям сразу можно было понять, занят туалет или нет. Такое устройство в нашей семье никого не беспокоило и не смущало, ведь никто не станет, встав посреди переулочка, разглядывать подробности того, что происходит в туалете, каждый тактично развернется и уйдет в ожидании своей очереди. В начале же этого переулка стояла давно заброшенная и заваленная всяческим хламом открытая летняя кухонька, где мы с Валюшей частенько играли возле развалившейся печки. До туалета от этого места было метров 10.
Как-то раз тетя Света, проходя мимо нас в туалет, позвала с собой Валюшу, которая тут же, бросив нашу игру, с готовностью и интересом пошла за ней. Зайдя в уборную, тетя Света оставила дочку снаружи, а Валя, присев на корточки перед самой широкой центральной щелью, привычно стала заглядывать внутрь. Тут же послышалось, как тетя Света писает, ведь ее потоку приходилось падать на довольно большую глубину прямо в содержимое выгребной ямы. При этом она что-то потихоньку говорила Валюше, а та, прильнув к дверной щели, ей отвечала. Предмет их краткой, но живой беседы, ускользнул от меня. Закончив писать, тетя Света еще несколько секунд оставалась в туалете, очевидно, поправляя одежду под пристальным взглядом девочки. Выйдя из туалета, тетя Света, как ни в чем ни бывало, проводила дочку до нашей кухоньки и дальше пошла в дом. Я ничего не стал спрашивать у Вали и с независимым видом продолжил прерванную игру. В ближайшие дни я стал свидетелем еще двух-трех точно таких же совместных походов к туалету мамы и дочки. Затем это прекратилось, и тетя Света ходила в туалет пописать уже одна, спокойно проходя мимо нас с Валюшей. Я уже стал думать об этом случае привычно, предполагая, что в семьях, где есть девочки, мамы зачастую, но не всегда, ходят вместе с ними в туалет. Однажды, зайдя в уборную одна и начав писать, тетя Света вдруг громко крикнула, как будто меня и не было рядом...
- Валя, иди - кака! Валя, я какаю! Ну, скорее же давай!
Валюшка бросила наши занятия и стремглав побежала к туалетной двери, тут же прилипнув к главной щели. На этот раз их беседа полушепотом продолжалась довольно долго, пока тетя Света не кончила там все свои дела по порядку. Иногда Валя даже слегка подхихикивала, но я так и не понял, над чем. Она внимательно до конца просмотрела весь процесс и отошла от двери только тогда, когда она открылась и мама вышла. Они весело прошли к кухоньке с гордым видом объединяющего их общего секрета. Напоследок тетя Света даже чмокнула ее в щечку. Я все это время исподтишка наблюдал за Валюшей, впрочем, на меня никто и не думал обращать внимание.
Наверное, не стоит говорить о том, как сладко волновали меня эти их походы к уборной и таинственный полушепот через дверь, которая для Вали ничего не скрывала. Я был развитым, вдумчивым мальчишкой с весьма живым воображением и потому не мог не представлять себе - в доступной на тот момент форме - картину, открывающуюся Валюше у двери уборной. Множество предположений о теме их разговора бурлило в моем пытливом мозгу. Когда никого не было поблизости, я зашел в туалет и попытался представить себе все происходящее прямо на месте события. И кое-что мне удалось домыслить. Закрыв за собой дверь, я присел над круглым отверстием в возвышении внутри уборной и представил на своем месте тетю Свету. Наш туалет по ширине был несколько больше, чем в длину, а приступочка над отверстием начиналось почти сразу же за дверью, на расстоянии не больше 30 сантиметров от нее, так что закрывать и открывать дверь приходилось либо уже с возвышения, либо, в крайнем случае, встав одной ногой на него. Вот почему тетя Света не запускала Валюшку в уборную вместе с собой - там просто не было места для двоих, и дочка бы ей мешала удобно сидеть. Я взглянул на дверь, пытаясь представить, где находилась голова присевшей на корточки с той стороны Валюши, и быстро определил это место. Получалось, что она смотрела сквозь щель шириной 4-5 сантиметров, которая именно здесь была особенно широка между неровными досками. Если взять сантиметров на 30 выше или ниже, то доски там сходились до 1-2 сантиметров, и смотреть сквозь такую щелку было не в пример менее комфортно, вот почему Валя присаживалась на корточки, а не просто стояла. При этом глаза дочки находились чуть выше бедер сидевшей внутри на приступочке тети Светы. Выяснив это, я тут же помимо воли (но вовсе не вопреки ей!) вообразил всю картину. Я никогда не видел, как писает взрослая женщина, но исходил из той картины, которая мне открылась в деревне, с той лишь разницей, что наше углубление в песке здесь заменяло круглое отверстие, которое было совсем ненамного больше, около 25-30 сантиметров в диаметре. Я внимательно рассмотрел эту дыру неидеально правильной формы и впервые задумался о том, что никогда не видел никаких следов и потеков возле нее, ведь все в нашей семье строго следили за чистотой в доме и, как теперь оказывалось, в туалете. А между тем девочка в деревне, как я запомнил очень четко, не сразу смогла попасть в лунку, и ее струя в самом начале и в конце угодила немножко мимо углубления, и девочка даже наклонялась и отодвигалась, чтобы писать точно в центр. При этом она сидела очень глубоко. Но ведь девочки умеют писать и немножко по-другом у, лишь наполовину согнув ноги, как это делала Валюша, и тогда влага разбрызгивается весьма широко, особенно когда получается "дождик", а не сплошная струя, которая всегда была у меня. Как же они попадают в туалете в эту небольшую дыру? "Наверное, им нужно очень правильно и низко присесть", - предположил я, даже сняв штанишки и примерившись на месте тети Светы. Мне не хотелось сикать, но все же я попытался напрячься и направить свой вдруг ставший упругим пальчик вниз при помощи руки. Получилось, хотя это и было неудобно, ведь чаще всего он бывает мягким. А у девочек нет никакого пальчика, это я уже хорошо знал, и они не могут поэтому направлять свою струю рукой, а просто передвигаются всем туловищем, как это делала девочка в деревне. Рассуждать об этом было очень интересно и захватывающе, я даже заметил, как вдруг заколотилось мое сердце. Нужно было поставить эксперимент. Натянув штаны, я выскочил из уборной и подобрал ровный прутик и несколько небольших камушков, которые еще пришлось и поискать. Вернувшись на исходную позицию и стянув штаны, я постарался повторить позу деревенской девочки, но представляя себя тетей Светой. Получилось не очень достоверно, поскольку совсем недавно у меня сильно болела коленка, и до сих пор было непросто полностью согнуть ногу. Расположившись на приступочке, я немножко наклонил туловище вперед и приставил снизу к тому месту, откуда писают девочки, прутик, конец которого опустил в отверстие. Наклонив голову вниз, как это делала Валюша, я смотрел на воображаемую струю, моделью которой служил прутик. Пошевелив им в разные стороны, я понял, что в таком положении приходится писать под большим углом и при слегка отклоненном теле струя не сможет попасть в отверстие. Выходило, что у девочек и у тети Светы нет большого простора для маневра в туалете и им нужно быть очень аккуратными и внимательными, чтобы не промахнуться.
