Уже в юности, я мог стать благородным идальго или профессом ордена святого Игнатия Лойолы, и для этого мне не нужны были бархатный камзол, шпага с эфесом или красная кардинальская шапочка. Жесты, мимика, слова и все. Я менялся изнутри - признаюсь, для того, чтобы соблазнять. Девчонки тоже любят разнообразие, этим и брал. Незаметно увлечение девочками, женщинами, укоренилось во мне профессией историка и обросло, как сейчас принято говорить, хобби - сразу несколькими. Одно из них, сейчас я и демонстрирую. Если вы думаете, я про умение писать, то нет. Я говорю про умение отвлекаться от основной темы и блуждать в дебрях воспоминаний.
Естественно, пока тетя вела меня к моей кровати, которая показалась мне совсем не моей, - изменилась, стала уютней, что ли? - ничего такого, я не думал. Я представлял, как она будет меня целовать, - согрешу против истины, если скажу, что только в губы.
- Ложись, - шепнула она мне и легонько подтолкнула.
Я лег на спину, резонно предположив, так открывается больше возможностей для моих корыстных, почти дьявольских желаний. Тетя улыбнулась, наблюдая мое "отличие" - оно шевельнулось и попыталось приподняться.
- Сейчас, сладенький, сейчас... - проворковала она грудным голосом и с ногами под себя устроилась между моих коленей.
Выгибая спину, тетя стала носом приподнимать мое отличие от девчонок и ласково прикасаться губами к яичкам.
Мимолетные поцелуи - как приятны касания! Втягивая мой запах, тетя носом перекинула "отличие" на живот и так же мимолетно прошлась, три раза коснувшись губами, по стволу до самой головки. Лизнула и стала продвигаться вверх.
Ее рот покрывал меня всего. Язык тети не участвовал в этом процессе, только губы, горячие, чуть влажные губы. Я стал покрываться пупырьками. Щекотно и приятно, если кто пил кофе по-турецки, обжигающе горячий, маленькими глотками, запивая холодной водой, то ощущения примерно такие же. Через вызванную щекоткой дрожь, во мне медленно разгоралось пламя желания.
Тетя кошечкой подбиралась к моим губам, а ее грудь плотно обхватила "отличие". Сомкнутые ее руками, сиси с двух сторон терлись сосками по моему паху, путались в шерстке мягких волос. Только почувствовав, что "отличие" окрепло, тетя выпустила его из мягкого плена и поднялась выше, ее губы покрыли мимолетными поцелуями мою шею, а живот, пуговкой пупка поймал мою головку и втянул ее словно прессом, буквально верхушку.
Тетя стала исполнять танец живота. Движение, то по часовой стрелке, то против...
Сейчас восточные танцы модное увлечение почти всех женщин, у которых животик еще не превратился в живот, а попа в зад. Кстати, по их собственному мнению. Лично я, ничего не хочу сказать о полных женщинах, обожаю, когда пышная красота ведет твой взор грудью. А цыганки! Руки, грудь, плечи - эх, ходи, ходи, милая! Худенькой "ходить" , - костями греметь. А вот животиком, да бедром поманить - самый раз. Тут у милого и в "красной рубашеночке" глаз разгорится. Танец всякий есть у нас, выбирай на вкус, не фигуру подгоняй, а умей ввести в искус...
Опять отвлекся, но я думаю, не без пользы. На Востоке знали, как поднять мужчину с дивана или вытащить его из Дивана, чтобы не засиживался на работе допоздна, а включив в глазах проблесковые маячки, неся в гарем пусть одной жены, но искусницы. Поскорее сунуть свое вялое, уставшее от заседаний достоинство в ее жадный до ласк пупок, - несколько движений и достоинство уже готово к большему.
Лаская мое "отличие" животом, тетя недолго трудилась - оно спружинило и приятно воткнулось ей в пупок. Ягодицы тети приподнялись, чтобы случайно, не придавить, и она шепнула мне:
- Чуть не проткнул, неугомонный...
При этом она переместилась чуть выше, ее грудь, сосками, прикоснулась к моим, а "отличие" прошлось по лобку, скользнуло головкой по влаге ее влагалища и уперлось в бугорок. Я почувствовал, как он горячий и мокрый уперся мне в канал.
Тетя дернулась и упала губами мне в шею...
- Не шевелись, Горюшко, - шепнула она. - Дальше нельзя...
Какое там! Я лежал замерев. Тетин бугорок ласкал мое "отличие" чуть касаясь, канала. Ее бедра делали круговое движение, ягодицы стояли надо мной холмиками и подрагивали, спина прогнулась, грудь прижалась ко мне...
Тетя дышала мне в шею часто, часто. Превозмогая себя, она просунула руку меж нашими телами. Точнее хотела просунуть, но не успела. Помимо моей воли, "отличие" дернулось, с силой ударило в бугорок, скользнуло по нему...
Я почувствовал, как жар, влажный пульсирующий жар, обхватил головку со всех сторон тугим кольцом, и она вошла глубже, уверено раздвигая тетину плоть и, в тоже время, взрываясь где-то внутри, толкаясь и расширяя себе путь в пульсирующем сопротивлении. Пылающее кольцо резко сжалось, выдавливая из меня остатки желания, тетя вскрикнула и обессилено опустила ягодицы, насаживаясь все глубже и глубже пока наши тела не соприкоснулись полностью. Тетин курчавый треугольник плотно прижался к моей шерстке и еще несколько раз судорожно содрогнулся. Тетя, зубами, ухватила угол подушки...
- Что я наделала, Горюшко - прошептала она, выпустив из-за рта подушку, но, не отстраняясь и не выпуская из сжавшегося кольца мое "отличие". Ему было там тепло и уютно, оно даже не собиралось опадать, только маленько ослабло.
- Я не хотел, тетя... честно, оно как то само собой вышло - шептали мои губы.
Чего у нас вышло, и что тетя наделала, я понимал смутно. Я сейчас не говорю о нравственности, морали, я о простейшем и незабываемом - моя первая женщина лежала на мне, укрывала меня своим телом, и от этого мне было умопомрачительно хорошо.
- Но, я ведь тебе не тетя, правда - спросила она.
В ее голосе было столько желания найти во мне мужское плечо, обрести через меня уверенность, что тетя стала похожа на Наташку. Не совсем на Наташку, но на девочку. Растерянная, но счастливая девочка, заглядывала мне в глаза и сквозь слезинки на ресницах спрашивала.
- Конечно, не тетя! Я слышал, дед отцу говорил: "Матери ее не помню, но девка хорошая, наша, лесная, потому - дочка". Но я тебя все равно люблю, тетя.
В общем сморозил. Нет, я действительно слышал это разговор деда с отцом, его я не придумал, только не знал, - к месту ляпнул или нет. Тетя прыснула смехом, и мне подумалось если и невпопад сказано, то хоть развеселил.
- Спасибо, тебе, - шепнула она, поцеловав меня в щеку. - Мое бабе горюшко и бабье счастье мое...
