Наконец, порка была закончена. Елисеева измочалила о задницу Васильева пять хо-роших, крепких прутьев, останки которых валялись вокруг станка. Она тяжело ды-шала, ноздри её раздувались, как у скаковой лошади. Всё произошедшее её очень возбудило, и если бы она могла, она бы задрала сейчас юбку, и прижала бы красную, мокрую от слёз морду Васильева к своему лону, заставив того довести до конца языком то, что он начал своей задницей. Ну: Ничего: У неё в столе лежала пара надёжных приборов для завершения этой работы:
Елисеева обошла Васильева кругом. Он выл и трясся, несмотря на путы, ноги его обмякли, зад представлял собой жалкое зрелище, весь покрытый пересекающимися багровыми рубцами, на перекрестье которых кожа лопнула, открыв кровоточащие раны. Тоненькие струйки крови медленно текли по ногам Васильева, он чувствовал их, и это чувство приводило его в исступление и отчаяние - так выдрать за каких-то двадцать три минуты!
Елисеева вынула изо рта Васильева кляп, Васильев шумно задышал свободным те-перь ртом. Осмотрев его тело ещё раз, Елисеева надела хирургические перчатки, вы-нула из шкафчика вату, спирт, и начала обрабатывать открытые раны на заду несчастного. Боль от спирта, попавшего на поражённую кожу, была сильнее боли от розог, и Васильев завопил так мощно и сильно, что Елисеева поневоле зажала уши. "Васильев! Опять кляп захотел!" прикрикнула она не него, и Васильев заткнулся. Закончив обтирать спиртом его зад, Елисеева заклеила пластырем оставленные роз-гой раны, после чего отвязала Васильева, и помогла ему встать.
Вдруг, неожиданно для неё, Васильев пал перед ней на колени, и начал целовать её ноги, туфли, колени, бёдра. "Ээээййй!!!" вскрикнула Елисеева, хватая Васильева за волосы, но тот, обхватив её за колени, нырнул головой под её юбку, и впился губами в её горячее, сырое, терпкое лоно, не прикрытое тканью.
Произошло то, чего Елисеева так желала, но: Елисеева испугалась этого импуль-сивного порыва несчастного Васильева. Она как могла пыталась оттолкнуть его от себя, но тот крепко держал её ноги, не пуская, продолжая лобзать её плоть. Елисеева была уже не в силах и не в настроении сопротивляться, она прижала голову Василье-ва к себе плотнее, "Давай, даваааай... Работааааййй" , проговорила она, но упраши-вать Васильева не было необходимости - работал он в данном случае, в отличие от своих прямых служебных обязанностей, не за страх, а за совесть, так, что вскоре на Елисееву накатила тяжёлая волна оргазма, накрыла её, смяла её, потом вторая, и сра-зу третья. Елисеева затрепетала, теперь уже голова Васильева нужна была ей для удержания равновесия: Через некоторое время она отстранила от себя Васильева, поцеловала его в мокрую щёчку, и сказала ласково: "Ну что, дурашка? Иди, одевай-ся! И больше не опаздывай, а то скажут, что я тут плохо тебя воспитываю!" С этими словами она больно отодрала Васильева за уши.
Васильев, пьяный от эндорфина, от тёрпкого запаха женской плоти, от отпустившей его, наконец, жуткой боли, встал на непослушных ногах, прошёл в первую комнату, и начал медленно одеваться. Задница саднила, но общее ощущение какой-то эйфории не отпускало его, и Васильев, натягивая на израненный зад трусы и брюки, сладко ёжился от пронизывавшей его тело боли. Одевшись, он подошёл к умывальнику, вымыл лицо, тщательно его вытер. Елисеева же тем временем сделала на его талоне отметку о произведённом наказании. "В слудующий раз постарайтесь не опазды-вать!" произнесла она официальным тоном. "А то за рецидив у нас наказание стро-же!" Васильев кивнул, взял талон, и вышел. Елисеева нажала на кнопку, и на табло над её дверью красная надпись "Не входить! Идёт операция!" сменилась зелёной: "Свободно!" Сидевший перед дверью молодой человек, застуканный пьяным на ра-боте, поёжился, сжался, потом встал, и нерешительно направился к двери.
