Снимай топик!
Маша сорвала с себя топ за долу секунды.
Руки за голову! И на колени.
Она в точности выполнила мои указания и стоя на коленях смотрела на меня снизу вверх. Я, глядя в ее «поплывшие» глаза, взялся за уже напрягшиеся соски и довольно жестоко сжал их, но тут же начал нежно поглаживать, чуть касаясь их кончиками пальцев.
Стой и жди. - сказал я отпустив машину грудь и вышел из кухни.
Я вернулся, неся с собой кожаный ошейник. Маша так и стояла на коленях, руки заведены за голову, обнаженная грудь «смотрит» на меня глазками набухших сосков… Когда я одевал на Машу ошейник она не проронила ни слова, только слегка наклонила голову, чтобы мне было удобнее его застегивать. Руки она так и держала, сомкнутыми замком у себя на затылке - другого же приказа от меня не поступало… Еще один плюсик. Я зацепил карабин не длинного плетеного поводка за кольцо ошейника и потянул вверх.
Встать!
Маша поднялась с колен и послушно, влекомая движениями поводка пошла вслед за мной по коридору в комнату. Я поставил ее посреди комнаты и отстегнул поводок. Повинуясь моему указанию Маша откинула в сторону тапки и быстро стянула с ног носки, оставшись босой. Я прошелся вокруг нее, осматривая со всех сторон, как экспонат. Потом я вытащил из угла комнаты и поставил перед Машей высокую корзинку, наполненную розгами. Это бла не просто корзина с розгами! Это была настоящая коллекция розг. Тут были и обычные прутики, и палочки потолще, и колючие стебли шиповника, и пластиковые школьные указки, и много всего такого, чем можно больно хлестнуть по заднице. Я, на глазах у Маши, вытащил из корзины длинный прут, очищенный от коры, ровный и крепкий. Чтобы Маша оценила его вес и жесткость, я завел его под оголенные груди и немного приподнял их. Затем я начал поглаживать прутом по соскам, время от времени слегка постукивая. Маша замерла. Каждую секунду она ожидала, что прут со свистом ударит ее по нежным грудям. Она и боялась и желала этого. И чем дольше прут гулял по ее груди, тем выше становилась вероятность удара и тем невыносимее ожидание. Внезапно касание прута прекратились. Маша зажмурила глаза, приготовившись к удару. Но вместо свиста прута она услышала мой тихий голос у своего уха.
Повернись ко мне задом и спусти штаны.
Маша шумно выдохнула. Она медленно развернулась ко мне спиной и так же медленно стала стаскивать с себя джинсы. Я наблюдал как она с усилием высвобождает пышный зад из тесного плена штанов.
Стоп! - скомандовал я, когда вся Машина попка, обтянутая сереньким хлопком была на свободе, а штаны опустились примерно на середину бедра. Мария мгновенно замерла. Наклонись.
Она наклонилась.
Ниже… Еще ниже.
Маша сложилась почти пополам. Насколько ей позволяла ее гибкость.
Я поднял свой прут и ткнул им в темное пятно, которое отчетливо выступало на трусах, там где они прикрывали Машины губки.
Это что? Я… Я… - Маша то ли не очень поняла о чем речь, то ли говорит ей было трудно в такой позе.
Я еще раз ткнул ее прутом в пятно на трусиках. На это раз посильнее, так что Маша дернулась как от удара током.
Я спрашиваю, что это за пятно? Я возбудилась. От чего? От того, что вы меня трогали. Что трогал? Мою грудь. Рукой? Нет… Розгой. Ясно!
И я сильно хлестнул прутом поперек ее выпяченной задницы, поперек промежности, истекающей смазкой. Конечно по губкам ей не попало - пышные ягодицы приняли на себя весь удар, но Маша громко вскрикнула от боли и неожиданности, а пятно на трусах, как мне показалось, стало темнее и больше.
Я ударил еще, и еще, и еще. Маша не вскрикивала больше, она издавала звук средний между всхлипыванием и стоном. После ударов пяти-шести я велел ей распрямиться и и полностью снять джинсы.
На конец Маша осталась передо мной в одних трусиках.
Руки за голову, ноги расставить! Шире!
Машу было не узнать. Где эта стеснительная мать двоих детей, которая пришла ко мне каких-то 30 минут назад? Передо мной стояла аппетитная женщина, раскрасневшаяся от чувства беспомощности, стыда и возбуждения. Я провел розгой по внутренней стороне ее бедра снизу вверх потом по промежности, а за тем вниз. Рукой я снова ощупал ее грудь - соски были твердые как камень.
На колени!
Маша послушно опустилась на колени. Я взял ее за волосы и пригнул голову к земле. Она опустилась без сопротивления, выпятив свой зад вверх. Я подошел сзади и сам спустил с нее трусы. На ровных круглых ягодицах розовели свежие следы от ударов розги. Обнажившиеся чуть ниже половые губы сверкали от влаги. Я снова взял ее за волосы и заставил Машу поднять лицо на меня. За тем я распахнул халат и медленно вытащил из штанов ремень из мягкой от времени кожи. Судя по лицу, Маша уже была где-то не здесь. Мутные глаза полны слез, дыхание частое, рот влажный и приоткрыт. Я отошел в сторону и Маша обнаружила, что смотрит на свое отражение в огромной зеркальной стене шкафа. Она видит свое раскрасневшееся лицо, свисающие до пола груди с набухшими сосками и над всем этим высится большая высоко поднятая попа, а рядом стою я с ремнем в руках и делаю первый замах.
Удар! Хлесткий шлепок и Маша отзывается протяжным стоном, не успевает она закончить тянуть эту свою долгую ноту, как на ее зад опускается следующий удар. Ремень хорош тем, что он оставляет красивые розовые полосы через весь зад. Его удар не вызывает ослепительные вспышки боли как, например, розга, он скорее обжигает. Еще удар. Ремень облепляет машины ягодицы слева направо. Чуть выше, теперь чуть ниже… Машины стоны стали короче и тише - начала привыкать. Тогда вот тебе кое что новенькое! Ремень хлестнул теперь только по одной ягодице, а эластичный конец захлестнул туда, ближе к середине, где у всех самая нежная и тонкая кожа. В машин стон вплелся подавленный визг. Я обернулся и глянул в зеркало. Ее глаза вытаращены, рот широко раскрыт. Пробрало! Давай для закрепления эффекта еще раз. И еще. А теперь снова по обоим половинками. Этот удар Маша восприняла теперь как облегчение. Ну вот тебе еще разок, и еще, и еще… В стонах не поймешь чего больше, боли или наслажденеия. Машина попа вся розовая и полосатая - пора двигаться к финалу. Я снова подошел к корзине и вытащил две розги - одна представляет собой эластичный длинный прут, совсем свежий, еще сегодня утром рос у меня в парке, вторая - сухая жесткая узловатая ветка. Я подношу обе розги к Машиному, залитому слезами, лицу.
Которую хочешь? Э..эту… - маша кивает на длинный свежий прут. Неправильно! Надо отвечать «как вам будет угодно»… Поэтому отведаешь обе.
Маша застонала.
Открой рот! Держи - и я вложил узловатую ветку в отрытый ротик. Маша ухватила ее зубами и теперь стояла как собака с палочкой, которую она принесла хозяину. Я вновь встал возле Машиного зада и приложил к нему свежую розгу, прицеливаясь. От касания твердого дерева к нежной раскрасневшейся коже Мрию всю передернуло. Дальше был короткий резкий свист и если бы не ветка во рту, Маша заорала бы в голос. Поперек ее зада появилась длинная алая полоса, начинающая быстро припухать. Свист и новый стон Маш на такой высокой ноте, которую раньше я от нее не слышал за все время экзекуции. Третий раз и Маша уронила голову вниз. Ну ка! Лицо подняла!
Маша медленно подняла лицо. Все красное и мокрое от слез светлые волосы налипли на лоб, на щеки, на глаза. По зажатой во рту розге течет слюна, смешиваясь со слезами. Я подошел и стал нежно убирать волосы с лица Маши, потом забрал розгу из ее рта и посмотрел на наше отражение в зеркале. С краснотой Машиного лица мог бы посоревноваться разве что ее зад, который продолжал краснеть над ней двумя холмами с алыми вершинами. Я глянул на розгу - на ней отпечатались следы зубов. Как не перекусила-то…
- Считай до пяти. - шепнул я Маше.
Удар узловатой розгой Маша перенесла с долгим глухим стоном она продолжала смотреть на отражение всей экзекуции в зеркале с какой-то упорной обреченностью.
- Раз-з-з…
Второй удар… Тот же твердый взгляд и долгий стон.
Д-д-два… Т-т-три…
Новый удар я наношу ниже, ближе к ногам, вновь поверх промежности. Там уже потоп - соки струйкой текут по бедрам, губы мокрые и припухшие…
Чет-ы-ы-ыре!..
Последний удар она перенесла вообще практически без стона.
Пять. Повернись ко мне. - Маша как-то неловко по-детски перебирая коленками развернулась ко мне. Я взял ее за волосы и поднял ее, оставив впрочем, стоять передо мной на коленях. Видок у нее был что надо - взгляд мутный и блуждающий, лицо шея и грудь с затвердевшими сосками залиты слезами и слюной, трусы полуспущены и все потемнели от машиных выделений. Видно, что она возбуждена до крайности. Я расстегнул брюки. Маше не потребовалось никакой команды, она открыла рот и поймав мой член начала сосать. С каждым новым толчком она насаживала свое горло все глубже, все быстрее. Ее затылок неистово двигался вперед-назад, мне было видно, как член, плотно охваченный ее губами полностью исчезал у нее во рту. Когда я кончил она высосала все до капли и жадно проглотила. За тем она откинулась на спину и стащив с себя мокрую тряпку трусов, раздвинула ноги и приглашающе протянула руки. Нет-нет! Не так! Давай сама. Пожалйста… Я сказал САМА! -повысил я голос.
Судя по лицу маши она готова была разреветься, но продолжая смотреть на меня с укором она опустила руку себе между ног и вставив два пальца внутрь принялась двигать ими. Чем дальше, там темп ее движений все ускорялся, она добавила еще один палец или даже два, мне было не разглядеть, с такой частотой она работала кистью. Маша выгнулась дугой. Рот распахнут в беззвучном крике, глаза зажмурены, груди торчат вверх и трясутся в унисон ее неистовым движениям, ноги широко разведены, мне отчетливо было слышно как у нее хлюпает от обилия влаги. Вдруг она резко свела бедра зажав между ними свою ладонь, глаза ее распахнулись и из груди вырвался долгий сладострастный стон.
