Поняв, что Франсуаза разрешает мне быть более настойчивым, стал легким массажем разминать ее ножку. Девушка потянула ножку к себе. Я немедленно отпустил ее из своих рук. Ножка вернулась на место и сердито толкнула меня.
"Она хочет, чтобы я сел ближе", - сообразил я. Очень осторожно, двигаясь буквально по линю (около 2.12 мм) в секунду, я сел ближе к Франсуазе. Она так же медленно придвинулась навстречу мне. Ее левое колено уже полностью лежало на моих бедрах. Я вознес хвалу небесам за безлунную тьму в карете, которая скрывала нас, и за тряску кареты, позволившую нам приблизиться вплотную друг к другу.
Я осторожно просунул руку под покрывало девушки и моя рука наполнилась мягкостью ее нежнейшего бедра. Мое сердце было готово выпрыгнуть из груди от возбуждения. Нежными и легкими прикосновениями я исследовал все тайные местечки Франсуазы. Она старалась помочь мне, приподнимая свою ножку и давая мне возможность касаться рукой ее животика, лобка с пушистой шерсткой и обольстительной щелки между бедрами.
Осторожно стянул с себя кюлоты и освободил своего бодрого солдатика, уже полностью готового к любовному сражению. После этого с некоторым трудом я овладел Франсуазой. Мне пришлось принять крайне неудобную позу, чтобы войти в нее. Но тряска кареты делала за меня то, что в обычных условиях должен был делать я, то есть создавалось умопомрачительное трение моего члена в нежнейшем влагалище девушки.
Мы оба получали огромное наслаждение от нашего неожиданного совокупления, находясь рядом с другими людьми, и даже законный супруг Франсуазы держит ее прелестную головку на своих коленях, не подозревая, что она в это же самое время бесстыдно отдается другому мужчине.
Франсуазе приходилось часто впиваться зубами в свой кулачок, чтобы не выдать себя предательским стоном страсти и испытуемого вожделения. Вдобавок я просунул руку и подвергал нежным ласкам ее похотник, доводя ее почти до исступления.
Наконец я подошел к пику своего блаженства и со вздохом, призванным замаскировать высочайшую степень моего наслаждения, излил свое семя во Франсуазу. Она ответила мне легким стоном. Со стороны это вполне могло быть звуком, издаваемым спящей девушкой.
Думаю, что другие пассажиры почувствовали бы пряные запахи моего семени и любовных выделений Франсуазы. Но наш бравый унтер-офицер продолжал дымить своей трубкой даже во сне.
Во время нашего ночного путешествия мы сделали еще одну короткую остановку в какой-то неведомой деревушке. Но только мы с Франсуазой выбрались из кареты на короткую прогулку. Мы, не сговариваясь спрятались за угол дома, возле которого остановились, и слились в своем первом и очень страстном поцелуе. Я взлетал на небеса, целуя девушку, которая еще менее часа назад страстно отдавалась мне в темноте нашей повозки.
Затем мы продолжили наше путешествие в карете, ставшей нашим ковчегом любви. До наступления зари мы с Франсуазой успели совокупиться еще дважды. Она пылко позволяла мне насладиться ее почти девственным влагалищем, а я старательно наполнял ее своим юным семенем. В конце концов она достала из рукава платья тонкий батистовый носовой платок и уложила его себе в щелке.
- Хочу, чтобы ваше семя навсегда осталось во мне! - шепнула Франсуаза и, пугливо оглядевшись по сторонам, подарила мне быстрый поцелуй.
Стало светать и мы осторожно привели свою одежду в порядок. Я отсел подальше от Франсуазы, а она снова осторожно пристроила свою головку на колени мужа. Я все же продолжал поглаживать ее ножку под покрывалом.
Солнце уже осветило вершины деревьев леса, по которому мы проезжали. Но уже через час наша карета с сонными пассажирами внутри въехала в очередной небольшой городок, где предполагалась более длительная остановка на завтрак.
Я сидел за столом, а напротив меня скалой возвышался Робер, к плечу которого прижималась глядящая на меня с улыбкой Франсуаза. Не мудрствуя лукаво, заказал себе горячие булочки и чашку кофе. Франсуаза ограничилась только чашкой чая. Зато великан Робер ел за нас троих. Он жадно поглощал глазунью из шести яиц, какой-то салат из неизвестных мне ингредиентов, много хлеба и запивал все это красным вином из огромной кружки. В нем было нечто раблезианское, ей-богу.
Остальные наши попутчики завтракали за соседним столом. Кюре уныло клевал какого-то дохлого цыпленка, видимо, скончавшегося недавно от старости или превратностей жизни, купчина в поглощении еды немногим уступал нашему Роберу, ну, а унтер даже во время еды не выпускал изо рта свою верную трубку. Правда, на этот раз табак в ней сейчас не горел.
Остаток пути до Штутгарта мы провели в дружеской беседе с Робером. Франсуаза почти не участвовала в разговоре, а удобно расположилась на своем огромном супруге и посматривала на меня с нежной улыбкой. Совсем, как домашняя кошечка, лежащая на кушетке.
В результате нашей интереснейшей беседы Робер проникся ко мне невиданным расположением и приязнью, что сообщил мне свой домашний адрес в Страсбурге и предложил мне заходить к ним с Франсуазой в гости без всяких экивоков и предупреждений.
Я рассыпался в ответных благодарностях, предвкушая дальнейшие свидания с милой моему сердцу Франсуазой. Но про это я поведаю вам в следующую нашу встречу, дорогие мои.
На этом позвольте мне закончить свой рассказ сегодня, уважаемые дамы и господа! Я буду очень рад, если мои приключения молодости нашли не только отклик осуждения в ваших сердцах. А еще пусть они напомнят вам вашу собственную молодость и вырвут из вашей груди вздох грусти и воспоминаний об ушедших годах, таких недавних, но уже, увы, невозвратных.
09/19/23