- Паганини на одной струне играл, этот хуем по клавишам бьет, такая у них, у музыкантов, доля прекрасная,- подытожил мужичок в залапанной бейсбольной кепке, сидящий сбоку- сприпеку.
История о «Собачьем вальсе» почему-то необычайно впечатлила Анжелу. Она видела многих музыкантов, об иных знала из книг, среди них попадались редчайшие мастера, виртуозно владеющие исполнительским мастерством, ну вот такого, чтобы членом высекал музыку, о таком она и слыхом не слыхивала.
По дороге домой, не замечая зудение своего озабоченного Веника, который явился провожать ее со своим неизменным футляром, она пыталась представить, как это технически возможно – сыграть детородным органом на клавишах партитуру «Собачьего вальса».
Это как же надо корячиться и выеживаться, чтобы музыка звучала?! Дома оценила расстояние от пола до клавиатуры, внимательно рассмотрела клавиши, даже зачем-то измерила октавы, шагая по ним пальчиками.
Ничего толком не поняла, удостоверилась лишь в том, что чтобы исполнить такой «минуэт», Роман Борисович, при его росте, должен обладать огромным членом. «А мастерство, а вдохновение?!Откуда он черпает их?», - засыпая, задавалась она увлекательным вопросом.
- Ангелочек, ты не заболела?- Присела на ее кровать мама. Озабоченно приложила ладонь к пылающей щеке дочери.
- Мама, ну с чего ты взяла?- С каким-то непонятным вызовом ответила дочь.- Вас послушать, так я вечно, то грущу, то болею.
- А чего ж тортика не съела? Ты же любишь ореховый. Я специально купила к чаю.
Тикали часы, дремали рыбки в аквариуме, с Юга широким фронтом на ночной город заходил дождь.
lll .
- Слушайте, ну зачем вы снова приперлись? Я же сказал вам - не приходить, - схватился за голову Роман Борисович, увидев Анжелу в свой квартире.
- Я хочу послушать ваш «Собачий вальс», - пропищала она, понимая, что маэстро играет его не всякому и может рассердиться за эту невинную просьбу.
- Умоляю, покажите, как вы это делаете? Мне бы взглянуть хоть одним глазком, и я уйду.
Пышные брови настройщика разошлись как разводные мосты от удивления:
- Ты откуда знаешь о нем?
- Во дворе говорили…
Это сообщение, кажется, слегка озадачило музыканта.
- Видишь ли… в этой квартире иногда совершается то, что ты называешь «Собачьим вальсом», однако его « исполнение» предполагает наличие женщин, как бы тебе это сказать, ну, для вдохновения что ли.
Ты же еще слишком молода, чтобы я мог вдохновиться. Понимаешь? Хотя, не скрою, очень красива.
- Я поняла. У вас должен встать, да?!
Анжела пристроила на полку сложенный мокрый зонтик, ступила в центр коридора вполоборота к хозяину, изящно отставила ножку в туфельке на каблучке в его сторону, легонько приподняв краешек платья, оголила бедро, которое под коротеньким платьицем казалось ну невероятно соблазнительным.
Член тут же отяжелел в трусах у маэстро. Тут не то, что вальс, четырьмя оркестрами дирижировать можно.
- Кстати, а у вас халат, точь в точь, как у моего папы.- Крутилась в коридоре эта миниатюрная бестия.
- А хто у нас папа?- Прохрипел небритый мужик, вдоль и поперек охлестывая ее своим пульсирующим взглядом.
- Геннадий Мельский, известный критик кстати.- Гордилась пианистка.
Хозяин неожиданно распахнул дверь, выпихнул вертлявую гостью:
- А ну ко вон отсюда. И зонт свой не забудь!.. И чтобы я тебя больше не видел! – Крикнул он ей сверху с лестничной площадки.
- До чего дошел,- оглаживал он рукой свою щетину перед зеркалом.- Чуть дочку друга не соблазнил. Нет, пора, пора мне уже пойти на доминуэнто, то есть выйти из алкоголя.
Когда-то с критиком Мельским они были дружны. Причем, дружили не "благодаря", а "вопреки". Критик в пух и прах своими статьями разносил пианиста. И того это очень забавило, поскольку он сам знал себе цену.
Где-то, на какой-то забытой Богом оптовой базе, где, в начале 90, довелось выступать музыканту, с ним расплатились теми самыми халатами, один из которых он подарил другу, будь он неладен! Ведь именно тот махровый, вишневого цвета халат с вертикальным рисунком в виде прошивки золотой широкой нитью и рассорил приятелей.
Критик заподозрил музыканта в том, что тот пытается задобрить его халатом и больше о нем не писал, хотя халат взял.
«У него на меня не встает»,- сделала свои выводы Анжела относительно произошедшего в квартире репетитора. Это обстоятельство почему-то представлялось ей настоящей трагедией. Девочка не знала, что в то время, когда она в коридоре мило «ворковала» с наставником, в его спальне на глубоко и безнадежно продавленном диване, широко раскинув голые, белые бедра, томилась училка Надежда Альбертовна.
Ей все было прекрасно слышно. И теперь, когда отвергнутая, юная пианистка плелась по омытому весенним дождем городу, в компании своего сопливого Вени, училка с упоением ездила по сусалам маэстро, сдувала с носа прилипшие волосы и клялась, что никогда не простит ему того, что он затеял соблазнить «сопливую конкурсантку».
- И как ты такими корявыми пальцами на рояле играешь?- Выдохшаяся покорно лежала она потом на его плече, вглядываясь в его ладони.
- Я не пальцами играю, дура. Душой.
В последствие она нашла Анжелу, попыталась раскрыть ей глаза на распутного репетитора, просила к нему не ходить больше, грозя, в противном случае, все рассказать ее родителям: небывало чутким критику и педагогу, не понимая своими глупыми мозгами, что искра уже упала в сухой валежник, и она, то есть Надежда Альбертовна, своими неуклюжими донкихотовскими маневрами лишь раздувает костер.
И были у Анжелы две подружки по музыкальному училищу: Настя и Лиза. Им наша героиня доверяла все свои тайны. Вот и теперь не удержалась и разболтала им, что обзавелась очень пожилым, но гениальным приятелем – пианистом, который играет на клавишах самым невероятным образом, вдохновляясь от женщин.
А она вот никак не может его вдохновить, а потому он и не играет для нее свой божественно- прекрасный «Собачий вальс».
- Дура, ты дура, Анжелка,- так прямо и сказала прагматичная Лиза.- Ты ведь у нас самая красивая была в училище, все это знают. Машины дежурили у выхода, мужики караулили лишь бы тебя увидеть, а Веник твой, так от любви просто сбрендил. А тут какой-то вонючий дедуган. Не вдохновляется ли он, видите ли! Да пошли ты его с вальсом этим. И пусть вальсирует плавно. Или, знаешь что? А ты накрасься, трусики не надевай и иди к нему. Увидишь, что будет!
- Нет, девчонки,- тут что-то другое,- вздохнула романтичная Настя, мечтательно подперла щечку масластеньким кулачком и устремила отстраненный взгляд своих прекрасных голубых глаз куда-то в сторону горизонта. - Видимо не любит он ее. Нету чувства.
«Как же, Анжелка у нас "самая красивая", а я тогда кто?" - В мыслях передразнивала она Лизу, попутно размышляя как бы получше ей отомстить за это ее коварное мнение.
"Это она назло мне говорит, чтоб нас с Анжелой поссорить. А сама думает, что это она самая красивая. А у самой нос картошкой».
- Ну, с чем теперь явилась?- Как-то словно обреченно спросил музыкант, когда снова увидел Анжелу у своей двери. Она пожала плечами и глубоко и очень искренне вздохнула.
- «Собачий вальс»?
Девочка охотно кивнула головой. Пианист пустил хмурый, вороватый взгляд по лестничной площадке (как минимум в двух квартирах, изнывая от любопытства, изнутри липли к дверям ненавистные ему бабули, взяв проклятого соседа в прицел глазка), схватив за руку, вовлек юную гостью за порог и захлопнул дверь.
- Иди в зал, я счас приду,- прохрипел он,- ковыляя на кухню. Там, нащупав чайник, он выдул из него чуть не всю воду. Остатками смочил затылок.
Анжела же осмотрелась в комнате и подивилась порядку, царящему там. Звуки, так часто несущиеся из этого гнезда разврата, как-то слабо сочетались с чистотой .
Откуда же было знать юной гостье, что маэстро учредил эдакий своеобразный график дежурств по квартире для своих поклонниц и учениц. И согласно этому графику они поочередно наводили марафет в «апартаментах» наставника, нередко делая это с энтузиазмом и вдохновением.
Среди прочего за этим занятием была замечена и темпераментная Надежда Альбертовна, натянув резиновые перчатки, она до скрипа отмыла оконные стекла, да при этом еще и покрикивала на помощниц, считая себя главной. И стекла сияли теперь первозданной чистотой!
А что больше всего удивило Анжелу, так это фортепьяно: оно теперь стояло чуть ли не посреди комнаты и использовалось, видимо, и как стойка бара. На его верхней панели гнездились разнокалиберные бутылки и стаканы, на черной крышке клавиатуры, на промасленной газете "Труд", как - то очень искусственно краснелись кольца нарезанной колбасы.
«Боже мой, - думала Анжела, - осквернили бутылками инструмент, которому выпало счастье озвучивать музыку, исполняемую столь необычным образом».
Раньше, если девушке не изменяла память, он был придвинут к стене. Гостья увлеклась и почему-то даже развеселилась.
- Ну и?!- Кто-то грозно спросил ее, столь неожиданно, что она вздрогнула. Хозяин стоял супротив нее в своем халате и хмурил свои замечательные брови.
- Вам для вальса нужна женщина. Так вот я женщина,- с вызовом предложила Анжела свои условия, дрожащими пальчиками расстегнула редкий ряд своих пуговиц и распахнула на себе не то коротенькую блузку, не то платье, под которым не было белья.
