Спустя некоторое время я, удобно устроившись среди подушек на той же кровати, наблюдал за зловещими приготовлениями Ларисы к страшной экзекуции. Чтобы заглушить мольбы несчастной Лин, рот ей на время был завязан. Прямо перед ее глазами Лариса проверяла на подушках силу удара пряжек разных форм и размеров. Отводя в сторону руку и небрежно поигрывая длинными кожаными ремнями со свисающими металлическими бляшками, она звонко впечатывала их в податливую ткань подушек, заставляя Лин содрогаться от ужаса. Вне всякого сомнения, она уже видела свою и без того безжалостно выпоротую попку на месте этой подушки.
Но вот Лариса выбрала ремень средних размеров, с увесистой стальной пряжкой, на которой был изображен двуглавый орел. Кивнув мне, чтобы я начинал съемку, она царственным жестом освободила рот Лин от повязки. На нас тут же обрушился бессвязный поток мольб о пощаде, прерываемый лишь короткими всхлипываниями. Лариса презрительно проигнорировала его и не спеша зашла Лин за спину. Несчастная красотка отчаянными рывками стала раскачивать дыбу, но сверх этого ничего не добилась. Запоры надежно держали ее в своих безжалостных объятиях.
Лариса же, раскрутив ремень с такой силой, что блестящий металл слился в сверкающую дугу, вдруг изо всех сил обрушила звонкий сочный удар на беззащитные ягодицы Лин, весьма красные после недавней порки. Я успел заметить, как судорожно дернулись от чудовищной боли ее бедра и скованные руки. Отчаянный вопль, полный страдания, приласкал мой слух. На ягодицах заалело кровавое пятно, от которого вниз побежали две струйки крови. По всему роскошному телу Лин пробежала волна судорог, а сама она отчаянно разрыдалась.
- Надо было лучше стараться, - безжалостно процедила Лариса, снова раскручивая ремень в своей далеко не слабой руке, - теперь терпи!
Мольбы о пощаде распалили ее. Глаза сверкали, ноздри хищно раздувались. В своей ярости и ощущении превосходства перед беспомощной девушкой она была прекрасна. Я взял ее лицо крупным планом, и его выражение мне сказало, что сейчас последует второй удар. И я не ошибся. Снова яркая дуга разрезала воздух, зловещий свист слился в душераздирающий крик, и на левой ягодице Лин вспухла еще одна алая отметина. В нашей дыбе что-то скрипнуло - так рванулась хрупкая на вид девушка. Ее крик напомнил мне вопль раненого животного - безнадежный, полный отчаяния и страданий. Она уже не умоляла о пощаде, понимая, что это бесполезно. Она просто кричала на одной вибрирующей ноте.
Теперь на ее теле было четыре страшных следа от ударов - два на ягодицах, по одному на каждой половинке, и два на талии. Два более свежих кровоточили, и Лариса промокнула их стерильными салфетками. На лице Лин было написано такое страдание, что во мне шевельнулась жалость. Но пришедшая тут же мысль отодвинула ее куда-то на задворки сознания.
- Погоди Лариса, - остановил я жену, уже занесшую руку для третьего удара.
Подойдя к бессильно поникшей Лин, я присел перед ней и предложил следующий вариант: поскольку свои деньги она еще не отработала, мы либо продолжаем наши развлечения, исключая из них пряжку, либо же продолжаем пороть ее пряжкой, но после полученных ею пяти ударов каждый следующий будет ей стоить еще пятьсот "вечнозеленых". Лин. несмотря на то, что вся сотрясалась от невыносимой боли, согласилась на второе условие, только попросила не бить по одним и тем же местам. Спросив в подражание ведущему Диброву, является ли ответ окончательным, я не без удовольствия забрал у Ларисы ремень и вручил ей видеокамеру. Мне стало интересно - какие пределы болевых ощущений у этой девушки, доселе проявлявшей чудеса стойкости.
Лин замерла в ожидании продолжения жестокого наказания. Я в предвкушении провел стальной пряжкой по вспухшим ягодицам, совсем недавно поразившим меня своим совершенством формы и объема, и тут же нанес удар по ним. Я специально заставил пряжку впиться в нежную кожу под небольшим углом и как бы "проехаться" по изувеченной поверхности, но не сделал его слишком сильным. Визг Лин приятно резанул уши. Второй удар был пожестче и угодил чуть ниже ягодиц, в бедро. Теперь крик был погромче, я заметил, как ногу девушки свело судорогой. Третий удар я направил ей в то же место на другой ноге, но там судорогу это не вызвало. Остальные два удара пришлись ей на спину. После каждого из них Лин отчаянно кричала и дергалась. Впрочем, бил я не так сильно, как Лариса, которая, из экзекуторши переквалифицировавшись в медсестру, опять старательно промыла все ее раны и вернулась к видеокамере.
Следующий удар у меня не получился - сказалось отсутствие практики, и пряжка лишь слегка зацепила бедро девушки. Но уговор дороже денег, и Лин стала богаче еще на 500 $. Собравшись, я выбрал доселе нетронутый участок на спине Лин, хищно прицелился и с математической точностью поразил его блестящей бляхой. Лин снова выгнулась в столь приятном для моего глаза болевом шоке, заставив содрогнуться стены нашей звуконепроницаемой комнаты. Редкое по красоте зрелище абсолютно белой отметины на коже, от которой после удара отхлынула кровь, заворожило меня. Я внимательно наблюдал, как белое круглое пятно быстро темнеет, наполняясь кровью, как из крохотных рассечений кожи по ее краям выдавливаются мельчайшие капельки крови, как, сливаясь одна с другой, они постепенно превращаются в более крупные, которые потом тонкими алыми струйками стекают по ее бокам, смешиваясь с потом. Лариса снимала все это крупным планом.
- Продолжать? - спросил я, чувствуя, как мой казалось бы выжатый до предела член начинает едва заметно пульсировать. Лин только кивнула головой. Внезапно я заметил, что ее судорожно впившиеся в металл дыбы ногти уже сломаны, а по щекам бегут непрекращающиеся дорожки слез. Ее сочные бедра притягивали мой взгляд, подобно магниту, и я снова хлестнул ее по той ноге, что не была сведена судорогой. Металл смачно впился в ее нежную дрожащую кожу, а на теле в унисон отчаянному крику вздулись эластичные мышцы. Повторный свист ремня означал, что сверх платы за вечер Лин получит уже четыре тысячи долларов. Но они дорого ей дались. Я слегка промахнулся, и пряжка зацепила след от первого жестокого удара Ларисы, представлявший собой открытую рану. Во все стороны брызнула кровь, и тело Лин тут же перестало дрожать и дергаться. Только слабый затухающий стон вырвался из ее легких. Меня сковал ледяной ужас - что, если она умерла? Лариса, опередив меня, уже щупала ей пульс. Все обошлось, Лин была в глубоком обмороке. Пользуясь ее беспомощным состоянием, мы отвязали ее от дыбы и положили на нашу кровать спиной вверх. Лариса начала хлопотать над ее попкой, на которой не было ни одного непораженного участка площадью больше четырех квадратных сантиметров. Вскоре громкие стоны возвестили о благополучном возвращении в сознание.
Несмотря на то, что Лин согласилась на продолжение порки пряжкой, я боялся за ее здоровье. Любит девушка деньги, что и говорить, но зачем же доводить до того, чтобы она истратила их все на лечение? Поэтому, кивнув Ларисе, я удалился в ванную, а она продолжила обеззараживание и смазывание ран Лин.
Красавица-азиатка покинула нас рано утром, ставшая богаче на 29.000 долларов и кривясь от боли после каждого шага. По понятным причинам она предпочла не пользоваться нашей машиной, а дойти пешком до метро. Больше мы ее никогда не видели.
Ноябрь-декабрь 2001 года
Продолжение следует...
