Он шёл тёмными улицами, хромая и задыхаясь, всё так же оглядываясь по сторонам, всматриваясь в злые людские рыла и шарахаясь грозно ревущих машин, пытавшихся задавить его. Если бы не ноющая боль, то он давно был дома, но адская боль избитого тела постоянно напоминала о себе, и он вынужден был идти медленно. Всё же он дошёл до родных мест, остановился и посмотрел в окно, там горел свет, значит мама всё равно ждёт его, она ждёт и будет ждать, что бы с ним не сделали, ведь она любит его как никто. И Сиплый пошёл, поднялся по грязным лестницам на свой четвёртый этаж и позвонил в дверь. Дверь ему открыла мать, со слезами на глазах и замученным видом, будто как-бы не издевались над ним люди, ей тоже доставался каждыу удар, приходящийся для сына:
- Рома, сынок, где был, почему так поздно, времени много, мы же с отцом волнуемся. О Господи, что, что опять с тобой сделали, сволочи, ну когда же наконец они успокоятся, изверги проклятые, всё им неймётся.
На плачевные крики матери вышел из комнаты отец, он схватил жену за плечи и оттолкнул назад. Ему было трудно поверить в то, что у него такой сын, полная ему противоположность, он начал громко ругаться и брызгать слюной, вены на его шее повылазили наружу от ярости, и он кричал:
- Чё ты стал, чмошник, время знаешь сколько, быстро в комнату, маменькин сын!
- Как ты так смеешь говорить о ребёнке, это же твой сын!,- удивлялась мать.
- А тебя кто спрашивал, тоже мне, мать Тереза, ненавижу блядь вас всех, чтоб вы сдохли, - вопил отец в гневе, затем плюнул на пол и пошёл спать, не в силах больше выносить такое.
Мать отвела сына в комнату и закрыла дверь. Она ничего не хотела у него спрашивать, ведь всё и так было ясно, она только обняла его покрепче и плакала, изливая свою вселенную скорбь, а слёзы её солёные капали на Сиплого, капали на его раны и побои, заживляя их как никакое другое лекарство в мире. А Сиплый молчал и думал, думал о том, как он ненавидит своего отца, допустившее такое, ненавидит свою мать, чересчур опекающую его, ненавидит весь мир в целом, зачем он здесь и кому от него хорошо, кому он нужен такой. А мать продолжала висеть на нём, плача и удивляясь накопленной в людях жестокости. А в небе загорались звёзды, и Сиплому казалось, что с каждой новой появившейся звездой, в мире кто-то родился, кто-то, кто скоро так же будет мучить его и желать ему зла. И вдруг он удивился количеству звёзд на небесной глади, и он понял, насколько жесток этот мир, потому что звёзды всё продолжали и продолжали зажигаться, и скоро ему опять будет больно, и всё что он сейчас хочет, так это чтобы никогда не наступило утро. Так почему же его желания никогда никого не интересуют? Ведь если никому ничего не надо, некому тебе помочь, значит ты не хозяин своей судьбы, ты позволишь ей преследовать тебя на всём жизненном пути, доверяя ей всё, более или менее важное для тебя. Но нет, он не такой, он является полным хозяином своей судьбы и не позволит ей больше опрокидывать себя, потому что он устал от этого, ему надоело. Свежий девственный воздух гладил его раны через открытое окно, Сиплый встал, резко оттолкнул мать в стену и выпрыгнул в окно. Его мать, увидя такое, не могла кричать и плакать, она лишь схватилась рукой за сердце, громко охнула, и повалилась на пол, распластавшись на нём...
А падал Сиплый не долго, около двух секунд. Но за эти две секунды ему вспомнилось всё, что когда-то с ним делали. Перед ним прокрутилась вся его жизнь, полная избиений и унижений его звериной сущности. Его осенило, он понял, что все 17 лет его жизни ему вдалбливали, что он собака, тварь дрожащая и он стал это дрожащей тварью. Почему же он поддался влиянию окружающих, почему? Да потому, что его сломила система, на которую все надеялись и уповали, она пережевала его, а теперь выплюнула... на асфальт. Он больше ничего не успел подумать, к нему в голову не лезли больше никакие мысли, потому что время его полёта, его две секунды уже кончились, и его черепная коробка разлеталась на куски. Его размазало по детски красиво, он поджал под себя ногу, как-будто спит. Вот так и закончилась его жизнь, не давшая Роме
Перепёлкину ничего хорошего, ничем не радовавшая и не баловавшая его, давая позволение лишь на исполнение его последнего желания: чтоб никогда не наступило утро. Оно для нег уже не наступит, никогда.
...Отец проснулся утром, посмотрел на окружающую обстановку и ужаснулся, затем вспомнил свои слова, которые произнёс перед тем как пойти спать и сошёл с ума...
