Сатир оставил девочку с широко распахнутыми ногами, раздвинув над ней ветви пальм. Теперь она лежала в ярком солнечном свете, вся залитая солнечными лучами, из маленькой её пизды вытекал ручеёк белой спермы, а сама она медленно, очень медленно, приходила в себя.
Ванька, от души обеспокоенный такими размерами сатира в маленьком влагалище нимфы, подошёл к крошке и нежно потрогал её только что взлохмаченный сатиром бугорок. Но сатир был ёбарь правильный, юный бутон был отодран до невероятного и влажно поблёскивал, но не испытывал ни капельки боли. Нимфа удивлённо приподнялась на локотках и спросила : "Ты кто?"
- Иван-царевич, - сказал Ванька. - Я здесь случайно у вас. Меня к вам глюк какой-то неожиданный доставил.
- Глюк - это композитор? - спросила маленькая нимфа.
- Нет, маленькая, глюк это глюк, - сказал Ванька и подумал "конкретный глюк: в Греции композиторов не было!".
И тут его снова слегка в сторону отвело.
:фея в радужных искрах лучистого солнца легко изогнулась в плавном изгибе и коснулась нежным животом Ванькиного дрожащего хера и хер стал увеличиваться касаясь розовой надувающейся головой уже её полувоздушных торчащих сосков:
- Ой! - вздохнул Ванька. - Видела?
- Что? - спросила девочка и Ванька понял, что это у него глюк индивидуального использования.
- Фея! - выдохнул Ванька. - Словно из воздуха и такая, что тебе маленькой ещё нельзя рассказывать.
- Это Афродита, - улыбнулась маленькая нимфа. - Она здесь всех беспокоит: Иван-царевич, иди ты лучше к наядам. Там тебе хоть немного полегчает!
И девочка, озорно засмеявшись, убежала в лес. Маленькая нимфа быстро скрылась за зеленью оливковых деревьев, а Иван обнаружил, что стоит давно уже не сам, а по-богатырски крепко стоит ещё и его породистый хуй. "Ну, блядь, пора!", решительно подумалось Ивану о необходимости провести энергичное вмешательство в устои местной флоры и фауны с целью обмена опытом между двумя развитыми государствами.
Начать предстояло с наяд, как с наиболее близкорасположенных объектов. Из-за кустов он сосчитал - их было пятеро. "В самый раз!", подумал Ванька и погладил навострившийся к бабам хуй. Наяды от отсутствия мужика танцевали сиртаки и поглаживали шаловливыми ладошками друг дружку по пизде. Неёбаны все были видимо ещё с утра и всем очень хотелось, поэтому, когда Ванька как между делом присоединился в их хоровод, никто не стал разбегаться и прятаться. Наяды ласково и с улыбками посматривали на мозолистый Ванькин хуй и в укромку хихикали, от чего шляпа Ивана совершенно вздымалась на дыбы. Чтобы обиды не было, он построил наяд раком и по очереди предварительно хорошенько каждую оттоптал. Наяды разогрелись и по разу прыснули ему на хуй охлаждающей струёй. Теперь можно было ублажать их неторопливо и в вольную. Ванька прилёг на спину и натянул себе на хуй одну из них. Хуй подпёр её под самое горлышко, а она в ответ так туго поводила очком, что Ивана аж до мудей пробрало. Ласково натягивая наяду на хуй, Иван заметил, что в непозволительной близости от него раскинулась свежеимвыебанная другая наяда. Она пребывала ещё в сладкой неге, а обворожительные губки освобождённо сочились возле самых пальцев Ванькиной ноги. Ванька на пробу пошевелил пальцами. Девка охнула и открыла глаза, но тут же закрыла их вновь и замурлыкала в неописуемом блаженстве, потому что Ванька забравшимися к ней в пизду пальчиками ноги зашевелил горячо и ритмично. Третья наяда очень заинтересовалась состоянием натягиваемой на хуй подруги и неосторожно оказалась раскрытой пиздой прямо у Ванькиного лица. Ванька лизнул ей мокрые волоски и стал напористо целовать взасос развёрстое очко. Наяда так и застыла на корточках, подёргивая задом над Ванькиным лицом. Четвёртая наяда присела над второй ногой Ваньки и сейчас же получила пять озорных пальцев в пизду. А пятую Иван взял в ладошку и так нежно её устроил, что течь у неё открылась раньше всех и продолжалась в течении всего коллективного оргазма. Свободной рукой Ванька приобнимал ещё насаживаемую на хуй к нему наяду и, почувствовав полный заряд, устроил под бабоньками такого вьюна, что завизжавших девок пробрала оторопь. Три пизды конвульсивно качнулись, две им в ответ напористо выплеснулись. По усам потекло и в рот попало, но девоньки только начинали ещё заходится в оргазме и Ванька не переставая ярил и ярил. Когда наяды изошлись все собою на серебряный дождь, Ванька, в последнюю, сильно поддал, и бабонек разом и как на вулкане всех вдруг подняло. Они летали в кайфе ещё долгое время, раскинув ноги и исходя блаженно-ароматными запахами прошедшей грозы, и Ванька довольно смотрел потом на оставляемое им поле боя.
Далее Иван развивал план обмена опытом по нарастающей. Недалеко от места первоначальных событий встретил целую стайку развлекающихся сатиров и дриад и активно поучаствовал с обеих сторон.
Повстречал могучего льва, натягивавшего на хуй львицу, и помог ему овладеть искусством оминьечивания молодых львиц. За что лев дозволил Ваньке пропереть его львицу в задницу. Львица даже замурлыкала, как большой котёнок, наверчиваясь на два хуя спереди и сзади.
Затем Иван-царевич, со всей серьёзностью отнесясь к процессу, помог крылатому кентавру поймать белокурую всадницу на столь же белокурой лошади. Разделив столь интересное животное на две его правильные составляющие, они с кентавром пёрли поочерёдно всадницу и её кобылку. Всадницу кентавр таскал пороть к облакам, а белокурую кобылку потом научил летать. И пока они с кентавром летали в облаках, её белокурая хозяйка летала на Ванькином полезном для здоровья хую.
На одной из полянок, где Ванька пытался перекумарить возле голубого лучистого озерка, три богини предложили ему яблоко раздора. От яблока Иван не отказался, конечно, но раздор он видел на хую. Поэтому, скушав неторопливо, без паники, вкусное яблоко, он также со вкусом наприсаживал всех троих затеявших греховодничать богинь на свой осерчавший хуй. Богини охали, стонали и остались на всю свою оставшуюся вечную жизнь такими лесбиянками, что водой хрен разольёшь, не то что яблоком! Разве что хуй Ванькин про меж собой вспоминали по секрету.
И Ванька совсем уже собирался вставить соблазнительно наклонившейся с берега над ручейком ивушке плакучей, чтоб не плакала, но тут Ваньке снесло крышу окончательно и летабельно:
:Волшебная фея развела немного в стороны свои полукруглые налитые светом и теплом ягодицы и, словно что-то лёгкое, но одновременно нестерпимо горячее, насаживалась объёмной попкою на дымящийся по ней хуй. Ванька застонал, зарычал и завёлся, добираясь до седьмого неба от счастья, и зарядил наконец сорока мегатонный разряд в тротиловом эквиваленте в попку очаровательной милой феи:
Ванька долго держался за голову после того. Охуел настало полный. Ванька только рычал втихаря по инерции. Но было пора и он, с трудом оторвав голову от колен, посмотрел невзрачно и невтыкающе ещё вокруг.
:Ситуация в плане была не хуёвая. Во всяком случае, отличалась от первоначальной. Ни хуя его никуда не затягивало, хоть вокруг и была не Древняя Греция, а до боли родное болото. Он сидел на сухом островке, прислонившись к высохшей, но прочной и удобной каряге, а по болоту шли конкретные сухие кочкари по которым выбраться было - раз плюнуть. "Не хуёво", подумал Ванька и вспомнил про прекрасную фею. "Какой сон!", с охуенным сожалением подумал Ванька и сразу постарался забыть, такая канитель могла долго мучить его своей безвозвратностью. "Ладно, пора:", подумал Ванька себе и стал собираться - голому подпоясаться. Но тут случилась оказия.
Сперва квакнулось Ваньке будто в штанах, потом смотрит - лягушка это просто сидит недалеко на бережку и тихо так "квак-квак". "Лягушка", подумал Ванька, "квакушка наверное".
- Я, Вань, не квакушка, - сказала вдруг ему человеческим голосом лягушка-неквакушка. - Я жена твоя наречённая, Елена Прекрасная. Афродита из твоих галлюцинаций. Ты возьми меня с собой, у меня сейчас ломка великая, ещё и хуй его знает оклемаюсь ли. Мне медикаменты нужны и изоляция, меня Кащей на иглу посадил.
Ванька аж охуел от обилия событий.
- Милая моя! Да как же: - только и смог выговорить от осознания такой хуеты Иван. Надо было спасать на срочную столь невероятно материализовавшийся сон и Иван-царевич упрятал лягушку-царевну на груди и поскакал наскоряк возвертаться до хаты, чтобы чинить своё ненаглядное сокровище.
* * *
Так Ванька и воротился до поры до времени домой. Но дурак - он и в Африке дурак, вместо того, чтобы заховать лягушку подальше и косить под гофрированного шланга, он во всеуслышание всему царству заявил, что принесённое им земноводное - его жена и самое прекрасное существо на земле. Таким образом обложив хуем все возможные из такого заявления выводы и последствия. Выводы ждать себя не заставили и та часть царства, с которой Ванька не был знаком лично, постановила, что хлопец зъихав с глузду окончательно, и даже те, кто знал Ваньку, правильно засомневались в его настоящей дееспособности. Но Ваньке на это было накласть с пропеллером. Он отнёс свою лягушку-царевну в лабораторию института исследования земноводных форм и занялся самостоятельно восстановлением подорванного жизненного тонуса несчастного животного.
Лечить, конечно, было - что сказка. Оказавшуюся в полной изоляции от психотропных и галлюциногенных, лягушку ломало по черному, и датчики самописцев зачастую ломились к критическим показателям, и приходилось вводить незначительные дозы попускных, которые превращались в ещё более охуенную муку очень скоро. Ни жрать, ни хуя вообще, лягушка не могла и даже внутренних вводов пищи организм не переносил, поэтому ко всей хуйне добавлялась ещё угроза смерти от полного истощения. Ванька не спал ни хуя ночами и бегал, как придурок, по отделам, исследуя пласты информации по новейшим и старейшим методикам возвращения с того света запущенных наркоманов.
Хуйня-война, и не такие крепости брали, и в один из дней Ванька понял, что лягушку-царевну окончательно обломало и возвертает потихоху назад. С того дня Ванька прекратил наставку попускных и стал подкармливать свою нежданно-негаданно случившуюся пациентку.
