- Я брезгую пользоваться чужой посудой, и эту тоже тогда придётся выбрасывать, если из неё будут есть и пить другие люди: - говорила нам с Витьком мать, бережно упаковывая в слои бумаги чайный сервиз.
И вот ближе к утру у нас собралось три больших баула из старых простыней с вещами и три здоровенных сумки с посудой. У тёти Оксаны была "нива" с прицепом, на ней ушлая соседка возила картошку на рынок. И наша мать, когда собирала эти огромные баулы с вещами, рассчитывала загрузить их в прицеп.
- Вот вроде и все, парни собрали то, что нам нужно и ничего не останется чужим людям. - сказала нам мать, окидывая усталым взглядом квартиру.
- Я пойду кофе сварю, спать то все равно уже не к чему. - мать глянула на часы, висевшие в зале на стене, стрелки которых уже показывали пол пятого утра и пошла на кухню варить кофе "по турецкий".
Растворимый кофе мама не признавала и всегда варила кофе в турке из кофейных зерен, обжаренных на сковородке и собственноручно смолотых в кофемолке. Мать ушла варить кофе, а Витёк шмыгнул в туалет и вышел оттуда через пару минут весь красный.
- На, держи у матери в комнате, стащил. Только смотри, чтобы она тебя не запалила с ними. Мы их себе оставим. - сказал мне Витёк, выйдя из туалета и давая мне в руки небольшой пакет.
Хотя я не видел, что в нем, пакет был непрозрачным из жёлтого целлофана, но сразу догадался, что в нём, судя по красному лицу и возбужденному голосу старшего брата. Я моментально сунул пакет в карман брюк и косясь на дверь кухни, где мать варила кофе, зашёл в туалет и закрыл за собой дверь на защелку. Разворачивал пакет я дрожащими руками. Ведь в нем лежали трусы мамы Марины, к которым нам с братом доступ был закрыт нашей строгой в интимных вещах матерью. Она никогда не ложила своё грязное нижнее бельё в общую корзину с одеждой для стирки. Трусы и лифчики мать стирала отдельно и сушила их у себя в комнате, зимой на батареях, а летом на специальной магазинной сушилке. Член у меня стоял колом и даже дернулся в тот момент, когда я вытащил из пакета трусы своей матери. Они были чёрными и эластичными, словно плавки. А ещё мамины трусы были ношенными, да видно продолжительное время, судя по запаху, который шёл от их промежности. В последнее время мать была занята допоздна в школе и времени на стирку не было, вот и накопились у неё в комнате грязные трусики, одни из них и спер под шумок Витёк.
Трусы уже были вывернуты и мне осталось только поднять их к лицу и вдохнуть волшебный аромат женских ссак и выделений. Я впервые в жизни держал в руках настоящие женские трусы, к тому же ношенные, пропахшие ссаками и ещё чем то сильно возбуждающее мое сознание запахом. И это были не просто женские трусы, а трусы моей родной матери, шелковая промежность которых прикасалась к её волшебной письке между ног и сейчас я держал и нюхал это чудо в руках. Духан от промежности маминых трусов был сильным и запах её ссак и выделений кружил мне голову. Я одной рукой держал трусы, а другой дрочил член, стоя над унитазом, представляя себе увиденное вечером на кухне. Сидящую на стуле тётю Оксану и её раздвинутые ноги в чёрных чулках, короткую юбку, из под которой торчали белые трусы.
- Костя, ты долго ещё там будешь сидеть? Я в туалет тоже хочу. - раздался голос матери за дверью в тот момент, когда я надышался запахом её ссак и кончал, заливая края и стенки унитаза длинными тяжелыми струями спермы, и голос матери только усилил мой оргазм.
- Сейчас, мам, уже выхожу: - ответил я матери, вытирая туалетной бумагой сиденье унитаза, на которую попали капли моей спущенки.
- Ты не заболел случайно, сынок? Лицо все красное, словно у тебя температура поднялась. - спросила у меня мать, когда я выходил из туалета.
- Да нет, мам, не заболел, просто живот прихватило: - ответил я матери, нарочно согнувшись, чтобы она не заметила бугор у меня на ширинке.
Я хоть и кончил, но член у меня не упал, а продолжал стоять от возбуждения. Такое со мной бывало иногда, я дрочил, кончал и начинал тут же второй раз по новой и так несколько раз подряд. А сейчас я впервые понюхал трусы своей матери и узнал как пахнут её ссаки и выделения, и был готов дрочить по новой, но мама не вовремя захотела в туалет.
- Да, но тогда тебе глоток крепкого кофе не помешает. Иди на кухню, я сварила его на всех. - мать подозрительно покосилась на меня и зашла в туалет, закрыв дверь за собой на защелку.
- Ну как ништяк духан у неё: - спросил у меня на кухне Витёк, забирая мамкины трусы.
- Пиздец Вить, чуть сознание не потерял, когда их нюхал и кончал: - ответил я брату, наливая горячий кофе дрожащими руками из кофейника в кружку.
Что было правдой. У меня действительно потемнело в глазах во время оргазма, такое со мной было только в восьмом классе, когда я впервые занялся онанизмом в школьном туалете и спустил на его деревянную стенку сперму.
- Такая же хуйня, чуть не заорал когда кончал. Кайф от её трусов обалденный. Я думаю она их не хватится, подумает, что забыли дома во время переезда, а нам с тобой будет на что подрачить первое время. - тихо сказал мне Витёк, пряча пакет с Мариниными трусами понадежнее в свой рюкзак.
Там у брата лежали телескопические удочки и принадлежности для рыбалки.
- О чем вы тут шепчетесь, парни? Говорите при мне, я тоже послушаю:? - спросила у нас мать, зайдя на кухню из туалета. Очевидно, она услышала наши голоса, но не расслышала, о чем мы говорили.
- Да о рыбалке, мам, там река есть, куда мы поедем, и можно ловить рыбу. - соврал матери Витёк, услужливо наливая ей кофе в кружку из кофейника.
- Да ну тебя, сынок, нашёл о чем говорить. У меня душа не на месте. Не знаю, как мы там будем жить в этом лесу, а у тебя на уме рыба и удочки. - Марина с печальным и унылым лицом сидела на стуле, пила кофе, а потом закурила сигарету.
А я искоса посматривал на её ноги, обтянутые допотопными чёрными нейлоновыми чулками со стрелками, в надежде увидеть край её трусов. Но мать сидела на стуле, плотно сдвинув ноги, лишив меня шанса посмотреть на нижнее бельё у родительницы под юбкой.
- Ну, вы и вещей набрали. Хорошо, я прицеп вчера не стала отцеплять: - сказала, смеясь, тётя Оксана, зайдя в шесть утра к нам в квартиру.
Настроение у соседки было бодрым, и её красиво накрашенные карие глаза смеялись. Ещё бы, она получила то, что хотела, и теперь наша двухкомнатная квартира будет все лето в её распоряжении. Хотя в городе снять квартиру было не проблема и больших размеров, чем наша. Но, видимо, такой вариант не подходил для тёти Оксаны. Она хотела, чтобы её родня жила вместе с ней в одном доме, да и рынок был рядом с нашей хрущевкой.
Одета соседка была так же, как и вчера, только её модные белые полусапожки на ногах сменили кроссовки такого же цвета. Вероятно, чтобы удобнее вести машину, ведь на каблуках на педали газа и тормоза не нажмешь.
- Костя, Витя, таскайте баулы в прицеп, а мы с Мариной сумки возьмём. - скомандовала соседка, и мы с братом, не сговариваясь, взяли по баулу с вещами и пошли из квартиры в подъезд на улицу, где возле бордюра стояла белая "нива" тёти Оксаны.
Машина у неё была уже довольно потрепанная и битая, перебитая. "Хохлушка" любила погонять на своей возрастной "ниве" и часто попадала в ДТП, но, правда, мелкие, то фару разобьет, то бампер или дверь помнет. Все же водила тётя Оксана хорошо, и до серьёзных аварий дело не доходило.
- Костя, ты со мной, садись на переднее сиденье. Будешь меня анекдотами развлекать, чтобы я не уснула по дороге. - сказала, садясь за руль, наша соседка со второго этажа, зевая и закрывая окрашенный яркой помадой рот ладошкой.
Лицо у тёти Оксаны было помятым и было видно, что ночь она плохо спала или ей не дали спать. Может бухала и еблась ночью с кем то из своих кавказских бойфрендов? Подумал я, искоса рассматривая красивое лицо тёти Оксаны. Но перегаром от неё не пахло и значит оставался второй вариант, соседка не выспалась из за того, что её всю ночь ебли. И меня вдруг охватила дикая ревность. Хотя я понимал, что не имею права ревновать женщину, к которой лишь испытываю платоническую любовь, но в то же время ревность у меня была просто безумной. Я представил себе, что прихожу на рынок и ударами карате ложу на пол всех южан, которые как мухи на мёд слетаются к прилавку, где торгует тётя Оксана. И поднимаю свою возлюбленную на руки, целуя её в губы, в засос.
- Костя, ты заснул что ли, парень? Смотри, а то и я задремлю и мы съедим в кювет: - тётя Оксана толкнула меня ногой, и я вышел из своих мечтаний, где спасал эту крашеную блядь от толпы кавказских парней, и стал рассказывать ей анекдот про Петьку и Василия Ивановича.
Анекдотов о Чапаеве я знал множество и мог рассказывать их часами, но только знакомым. А вот чужим людям я стеснялся, и анекдоты у меня выходили не смешные.
От нашего города до Плетневки было около часа езды, и находилась деревня тёти Оксаны в другом районе области. День выдался солнечный, но прохладный, наша "нива", ревя мотором, неслась по пустынному утреннему шоссе, и я, сидя рядом с симпатичной чернявой соседкой, рассказывал ей анекдоты, веселил её, чтобы она не заснула за рулём. В машине бодрствовали, похоже, только мы с тётей Оксаной, а мать с Витьком, сидя на заднем сиденье "нивы", клевали носом, пригретые автомобильной печкой и убаюканные монотонным гулом мотора.
Я рассказывал анекдот соседке и посматривал в сторону её ножек, которые находились на педалях управления машиной. В надежде на то, что её юбка задерется и я увижу белые трусики тёти Оксаны. Но она не задиралась, и я стал искоса рассматривать ноги и ляжки соседки, обтянутые чёрными чулками. И заметил, что на одной из её ляжек разошелся капрон и в небольшую дырочку была видна белая женская кожа и чёрная родинка. И это меня зацепило, чёрные чулки, ноги в белых кроссовках и разошедшийся капрон с родинкой на белой коже. Мне дико захотелось выдернуть ключи из замка зажигания, остановить машину и стащить тётю Оксану с водительского сиденья, запрокинуть ей ноги и ебать эту базарную блядь, не снимая с неё чулок и кроссовок, до посинения.
