Олеська даже спорить не стала, когда Саша ее в кроватку прямо так раздетую уложил. Без всякой ночнушки. И сам трусы надевать не стал, хотя по вчерашним правилам и полагалось, чтобы на ком-нибудь хоть что-то надето было. Но тут оба голышом под одеяло забрались. И Олеся, не возражая, прямо так на Сашку сверху легла, впервые в жизни ощутив живую упругость зажатого между их животами крепнущего мужского стержня.
Шепталок в этот вечер почти не было. Зато были быстрые дразнящие поцелуйчики, когда губы Олеси и Саши легонько, едва заметно касались то губ, то щек и плеч друг друга. И маленькие ладошки Олеськи, ласково ерошащие волосы парня и ее пальчики, нежно касающиеся Сашкиного лица и груди, словно рисуя на них замысловатые, понятные одной девчонке узоры. И еще приятно тревожащие, отзывающиеся легкой дрожью в бедрах и ягодицах волны внизу живота, впервые в жизни так явственно навестившие Олеську.
Правда, как выяснилось, этот волнующий «прибой» не только пробегал по телу девчонки, заставляя чуть сбиваться дыхание, но и «приносил» с собой увлажняющие киску капельки рожденного внутри сока, что несколько обеспокоило Олесю. А вдруг лежащие на ее голеньких плечах Сашины ладони сейчас спустятся вниз и начнут, как накануне, поглаживать ее попку и бедра. А потом случайно, а может быть даже, и намеренно заглянут туда, между ножек. Сашка, конечно, этого еще не делал лежа с ней в постели, но это же не значит, что не попробует. Она тоже раньше, когда оба голые, рядом с ним не ложилась и за игрушку его руками не бралась, как недавно в душе. Во всяком случае, когда нашептавшись и нацеловавшись, они все-таки улеглись спать, Олеська обнявшую ее руку Саши сама покрепче прижала к груди, чтобы куда не надо «не убежала». Оправдание, что «это же через рубашку» сегодня не прокатывало и пришлось успокоить себя или неизвестно кого выражением, что «это же не в том смысле его рука на моем бюсте лежит, а мы просто так засыпаем».
Отмазка, конечно, так себе была, на троечку. Сашка-то вполне целенаправленно ее грудь облапил, без всяких поправок на засыпание. И штучка его вполне заметно вдоль попки обозначилась. Не перепутаешь, спит парень уже или пока не очень. К тому же его поцелуйчики в шею и спинку за пожелание спокойной ночи тоже с большой натяжкой шли. Но саму себя уговорить всегда легко. К тому же есть еще волшебное слово «подумаешь». В общем, Олеська быстро убедила свою совесть не волноваться по пустякам и, улыбаясь в ответ на прикосновения Сашиных губ к ее шейке и затылку, сладко заснула.
Проснулась Олеся, как и накануне, от легкого поцелуя в щечку. Только на этот раз к нему прибавились еще спущенное до пояса одеяло и ладонь присевшего рядом на кровать Сашки, нежно поглаживающая небольшие холмики ее груди.
- Доброе утро, принцесса.
- Доброе утро, хулиган. Это как называется? – Олеська стрельнула делано возмущенным взглядом на свой оккупированный Сашкиной лапой бюст.
Признаться ей не так уж не понравилась нежданная утренняя ласка, скорее наоборот. Но не могла же она показать это Саше. Все-таки сейчас не душ и не вечерние шепталки, чтобы ее без стеснения по груди гладить. Неловко. Впрочем, Сашку эти оттенки приличий не взволновали ничуть.
- Это называется нежный утренний подъем. – Безмятежно отозвался он. – Сопровождаемый поцелуем и лаской.
- Подъем чего? – Довольно ядовито поинтересовалась Олеся, краем глаза уже срисовавшая несколько увеличившуюся в размере игрушку парня, усевшегося будить ее, даже не потрудившись одеться.
- Дерзишь. – Усмехнулся Сашка. – И рискуешь за это остаться без завтрака. И без пирожных к чаю.
Угроза была хоть и шутливой, но вполне реальной, особенно насчет пирожных. А вольность не столь велика, чтобы из-за нее лишаться сладкого, поэтому Олеська, чмокнув парня в губы, тут же заявила, что шутит. После чего быстренько соскользнула кровати и, сверкнув перед Сашкой голой попой, улизнула в ванную.
После завтрака, к неудовольствию обоих, вспомнились обязательные дела. Уборка квартиры по-прежнему висела тяжелым грузом, а у Олеськи была еще и готовка. Жевать, как ни крути, тоже что-то надо. И как ни хотелось еще побездельничать, пришлось начинать трудиться. Олесе на кухне, а Сашку отправили наводить чистоту. И только честно покончив с делами и слопав то ли поздний обед, то ли ранний ужин, они дружно смылись из дома в кино, где, грызя попкорн, смотрели какую-то комедию, украдкой целуясь в темноте.
Вернулись домой уже поздно и почти сразу отправились в душ. Конечно вдвоем. И не спешили оттуда выходить, проплескавшись заметно дольше вчерашнего. Даже поцеловались немножко, просто стоя в обнимку под упругими, теплыми струями. В этом, конечно, была излишняя вольность, которую им не следовало себе позволять. А еще большая была потом уже в спальне, когда Саша, уложив Олесю в кровать, сначала отметился губами на щечках девочки, а затем спустился поцелуями на плечи и грудь и ниже на плоский Олеськин животик, остановившись лишь, когда его губы коснулись еще влажного после купания треугольничка волос на лобке.
Все это время Олеська лежала тихо, как мышка, казалось, даже не дыша от непривычности и откровенности этой ласки. Ведь это даже не шепталки, когда они лежат вместе, то тихонько болтая, то целуясь. Это без всякой игры, по-настоящему. Олеся понимала, конечно, что невинность ее предыдущих купаний Сашей с раздеванием в догола, полушутливыми поцелуями в плечико, а то и в грудь – сказочка для наивных. Понятно, что в этом было интересно Сашке и что ей. Но все их прежние развлечения не показывали сексуальную сторону так явно, прятали ее за игрой или шутливой возней. Даже когда они голыми лежали вмести в кровати. А сейчас Саша, не скрываясь, целует ее так, как мог бы целовать в постели Свету или другую женщину.
И это уже, наверное, перебор. Такого между ней и Сашкой не должно происходить. Какие-то совсем взрослые игрушки уже получаются. Но так необычно и приятно лежать рядом с Сашей, чувствуя прикосновение его ласковых рук и нежных губ, ощущать тепло его поцелуев и дерзость скользящих по груди и ножкам ладоней. Так здорово чувствовать себя совсем взрослой для подобной игры и позволять Саше ласкать себя и отвечать ему, не думая можно так или нельзя.
В общем, с этого воскресенья для Олеськи начались вечера «большого безобразия». А как прикажете их еще называть, если перед сном сначала идешь с Сашкой в душ, где вы не столько моетесь, сколько ласкаете друг друга. Причем с каждым вечером все дольше. А потом тебя несут в спальню, и вы ложитесь в одну постель, словно так и должно быть. И ты остаешься там до утра. Спишь голая в обнимку с чужим, как ни крути, женатым мужиком.
А перед сном тебя обнимают и целуют, не скрываясь, во все места, кроме разве что «самого нельзя». И ласковые, но бессовестные руки Сашки спускаются с плеч на грудь, сминают твои упругие холмики, дразнят кончиками пальцев твердеющие от возбуждения кнопочки сосков, а потом скользят дальше по животу или спинке, поглаживают попку, спускаясь на бедра, и снова идут вверх, но уже спереди между чуть раздвинутых ножек. Ненавязчиво, едва заметно касаются твоей чуть увлажненной желанием потаенной складочки, ненадолго замирают на влажном после купания треугольничке волос, слегка дразня чувствительную кнопочку клитора. И снова поднимаются вверх, чтобы повторить свое увлекательное путешествие. А ты сама, не стесняясь, обхватываешь мужскую штучку ладонью, устраивая ее поудобнее. Или даже играешь с ней, пусть и недолго, но испытывая приятное волнение, когда она выпрямляется и крепнет в твоей ладони.
А главное безобразие в том, что ты позволяешь Сашке все это делать. Пуще того, тебе нравится чувствовать ласку Сашиных рук, прикосновения ожившего мужского ствола, оставляющего твоем животике влажные дорожки смазки, ощущать в ладони его упругое тепло. И это уже ничуть не похоже на ваши прежние шепталки перед сном, а тебе, хоть ты в этом и не признаешься, уже хочется большего.
Олеськой овладевали противоречивые чувства. Девчонку увлекали их вольные, на грани фола вечерние игры с Сашей, ей нравилось после них засыпать обласканным котенком, уютно устроившись в мужских объятиях, а утром, проснувшись от нежного поцелуя, чуть приоткрыть глаза, улыбнуться встающему парню и, сдвинувшись на нагретое им местечко, снова сладко задремать. Но потом приходилось просыпаться наедине с собственной совестью и «краснеть» перед ней за вчерашнее. Олеся оправдывалась перед собой тем, что они, конечно, хулиганят, но ничего по-настоящему ТАКОГО между нею и Сашкой не было. Правда, ей и самой было не очень ясно, что считать за «по-настоящему». Скажем, если Сашина ладонь, скользя по Олеськиному бедру, ненадолго и словно бы случайно заглянула между ножек, это, пожалуй, можно держать за «не считается». А вот если шаловливая ручонка там задержалась, и Сашкины пальчики какое-то время неторопливо скользят туда-сюда вдоль известной складочки, чуть приоткрывая ее и «купаясь» в появляющейся там помимо твоей воли влаге желания, это как? Уже ТАКОЕ или еще нет? Но неопределенность позволяла договориться. По крайней мере, с собственной совестью. О том, как их фокусы выглядят в Светкиных глазах, Олеська вообще старалась не думать. И так ясно, что не похвалит. Проще сделать вид, что ничего особенного не происходит.
