Женщина издала смешок.
— Какой ты у меня зайка, — проворковала она. По звуку я понял, что она встала и подошла к тумбе. — Можешь открыть глаза.
Я осмотрелся: на Лидии Сергеевне уже были другие трусики, простые домашние серые. А вот лифчика на груди явно не было — сквозь ткань футболки, которую она надела, виднелись большие соски.
Там, откуда должен был расти мой член, снова появился дискомфорт.
— Ну что, пойдем поужинаем?
На кухне мне удалось немного прийти в себя. Мы поели быстро приготовленную Лидией Сергеевной пасту с томатами и беконом, она рассказала несколько ужасно скучных рабочих историй (я просто сидел и кивал), после чего она сказала, что пора идти спать.
— И учти: завтра ты должен встать раньше меня, — строго сказала женщина нанося на лицо какой-то крем. — Приготовишь завтрак.
— Я боюсь, что получится неважно, — признался я и залез под теплое тяжелое одеяло.
— Неважно. Ты будешь наказан, зато в следующий раз у тебя получится лучше, — утешила меня хозяйка. От слова «наказан» я вновь испытал ноющее чувство в паху.
Вторая ночь прошла еще хуже первой. Зажимать между ног было уже нечего, но ощущение… отсутствия у меня главного мужского органа заставляли чувствовать что-то очень странное. Я даже перестал думать о Лидии Сергеевне на какое-то время: все мои мысли были заняты фантазией о том, что у меня нет члена.
Я вдруг припомнил, что у меня уже были такие мысли в детстве — о чем я имел неосторожность сказать матери. Она назвала меня «больным» и избила: после этого все подобные мысли я старался гасить сразу же.
В общем, ночь прошла в размышлениях.
Будильник меня не разбудил: от недолгого и некрепкого сна меня разбудила ноющая боль внизу. Видимо, член никак не мог взять в толк, что утренние стояки отменили. Я выключил будильник, который должен был зазвонить через двадцать минут: хозяйка предупредила, чтобы я не давал ему трезвонить, потому что она собиралась еще часик подремать.
Я встал, подтянул свои черные с сердечком трусики и поправил короткую футболку. Первым делом я пошел в туалет: очень хотелось писать. В туалете я замешкался, но благоразумно сел на стульчак: пытаться писать в клетке стоя было явно плохой идеей, и отмывать туалет, в случае неудачи, пришлось бы мне. Писать снова оказалось непривычно: вместо того, чтобы тужиться, приходилось как бы расслабляться и «открывать» что-то внутри себя.
После этого я быстро почистил зубы, умылся, убедился, что на лице ничего не выросло, и пошел на кухню. С завтраком я справился не очень: яичница подгорела, особенно пострадали томаты. К яичнице я еще пожарил хлеб на масле и сделал бутерброд с колбасой. Полезным завтрак было не назвать.
Лидия Сергеевна встала ровно через час, как и намеревалась, и прошла в туалет в одной только футболке и трусах, не здороваясь. Я торопливо выложил скромный завтрак на тарелку. Еще через двадцать минут она вышла оттуда и плюхнулась на стул на кухне. Яичница остыла, как и бутерброд.
— Что это? — недовольно спросила женщина. — Боже… ты бы еще сразу мне сливочного масла кусок на тарелку положил. И полил подсолнечным.
Я покраснел.
— Простите меня, пожалуйста…
— Сядь. Да не на стул, глупый мальчишка. На пол рядом со мной сядь.
Я сел рядом, радуясь тому, что могу видеть слегка внешнюю часть ее бедра. Лидия Сергеевна принялась есть, иногда морщась. Вдруг она взяла кусочек яичницу и кусочек тоста пальцами.
— Открой рот, — приказала она.
Я повиновался. Лидия Сергеевна положила мне в рот еду.
— Пальцы оближи. Не зубами задевай, — она взяла еще кусочек тоста. — Губы и язык. Вот так, — смягчилась она, когда я приноровился порхать язычком по ее пальчикам и обсасывать их губами. Скажи мне, когда тебе в университет ходить надо начать?
— Через шесть дней, — ответил я, облизнув ее указательный палец.
— Хорошо. Договоримся так: эти шесть дней будешь привыкать, готовить и завтрак, и ужин. Когда начнется университет — я ожидаю от тебя полного послушания: встаешь рано, готовишь, прибираешь за собой, идешь в универ. Возвращаешься из универа сразу же, как отпустят, никуда по дороге не сворачиваешь. Ужин будем готовить по очереди, смотря как пары у тебя закончатся.
Я только кивал, брал губами и языком очередной кусочек еды и облизывал пальцы Лидии Сергеевны.
Таким образом она покормила меня половиной своей порции. Остальную еду она сказала выкинуть. Слишком вредной получилась, сказала она, и пообещала наказать меня вечером. Потом она ушла одеваться на работу, а я остался мыть посуду. Через десять минут она уже звала меня из коридора.
— Никита, не забудь сменить одежду — я оставила тебе новую на твоей стороне кровати. А эту кинь в стирку.
Она ушла и закрыла меня на ключ. Я вернулся в спальню, где, к своему легкому ужасу (легкому, потому что уже начал привыкать) нашел трусы, которые оголяли большую часть попы, зато прикрывали весь перед, короткую маечку на тонких лямках и носочки.
***
День я провел, пытаясь придумать более-менее нормальный ужин. Остановился на салате из овощей и поджаренной куриной отбивной, которую нашел в морозилке.
Вечером Лидия Сергеевна снова поставила меня в металлический ограничитель и хорошенько отхлестала по жопе за плохой завтрак. А вот ужин похвалила.
— Какая у меня хорошая горничная! — сказала она. — Может мне купить тебе костюм горничной? Как считаешь, а Никит?
Она смеялась, но я ничего не отвечал, только краснел. Лидия Сергеевна снова сама кормила меня, и опять с рук, для верности приказав завести свои руки за спину.
Вечером я занялся стиркой под ее бдительным надзором. Она объяснила, что нужно сортировать вещи по цвету, показала, как сортировать их по материалу, и очень жестко объяснила, что ее лифчики и кружевные трусики в машине стирать нельзя: только руками, и очень бережно. Не сказать, чтобы я был очень этим огорчен.
Третья ночь прошла спокойнее. Я больше работал — и потому быстро заснул. После этого дни пролетели очень быстро, превратившись в рутину: я вставал, готовил, кушал из рук Лидии Сергеевны, ставил вещи в стирку и стирал руками, снова готовил, развешивал простиранное и снова кушал с рук хозяйки.
Между этими делами я обычно просто валялся на диване — либо смотрел телевизор, либо наслаждался тишиной.
После четвертой ночи Лидия Сергеевна начала предлагать мне выбор в одежде. Да, выбор был между девчачьей шмоткой и еще более девчачьей шмоткой, но он теперь был. В основном, впрочем, набор моей одежды был примерно одинаков: трусики, шортики, маечка и носки или гольфы.
Наконец наступил день первого похода в университет. Лидия Сергеевна не дала мне поблажек: я все равно должен был встать рано и выполнить домашние обязанности. Но все же она разрешила мне закончить пораньше.
— Никита! — позвала она меня из спальни. — Подойди сюда. Бросай посуду, осталось немного времени, пора тебе одежду выбрать.
У меня шевельнулись нехорошие предчувствия. Я прошел в спальню.
— Вот что я тебе выбрала, — гордо заявила она.
На кровати лежало два образа: ни один из них не был мужским. В лучшем случае их можно было назвать андрогинными.
— Но… у меня ведь была одежда, — жалобно протянул я.
— Те грязные тряпки? — фыркнула Лидия Сергеевна. — Вот еще. Ты живешь со мной, я за тебя в ответе. Ты не будешь ходить как бомж в университет.
— Но это же еще хуже! — запальчиво возразил я и тут же струхнул.
— Это еще что должно означать? — нахмурилась женщина.
— Просто… меня примут за педика, — отчаянно заявил я.
— Ну нет, — оценивающе осмотрела меня Лидия Сергеевна, — скорее за слегка мужиковатую деваху. Без сисек. Если, конечно, ты потрудишься сбрить свое невразумительный черный пух над губой.
Еще лучше.
— Я правда не могу надеть что-то другое?
— Нет, — твердо сказала хозяйка. — Ты живешь за мой счет, значит носить то, что я скажу.
Оставалось только надеяться, что меня изобьют в первый же день в универе, и Лидия Сергеевна пожалеет траты на мея одежды своей дочки и купит что-то другое.
Пока же я со вздохом принялся изучать свой выбор.
Первый лук состоял из укороченных женских фланелевых брюк бежевого цвета и белой футболки с каким-то принтом с зелеными листьями папоротника. Брюки выдавало в первую очередь то, что они заканчивались выше щиколотки и крой. Футболку — то, что она висела на груди, хотя это было едва заметно.
— К любому образу я тебе свои кеды дам, — добавила Лидия Сергеевна, заметив, что я изучаю брюки. — У дочки моей нога, конечно, поменьше, чем у тебя — хоть вы и одного роста. А вот я выше тебя и размер у нас примерно один.
Во втором луке были белые слаксы с высокой посадкой. Если бы их не приходилось сажать так высоко — в теории они даже могли бы сойти за мужские. Ну и крой в паху выдавал, конечно. Кроме того, к ним Лидия Сергеевна добавила широкую, слишком широкую блузку персикового цвета.
— Блузка задумывалась как унисекс, — заметила женщина.
Задумывалась или нет, с таким цветом ее никто за унисекс не примет.
— Ну? — нетерпеливо поинтересовалась хозяйка. — Мне уже пора собираться на работу. А тебе одеваться в университет.
— Первый, — уныло ответил я. Широкая свободная блузка была слишком уж яркой и смелой. Мне показалось, что с первым вариантом у меня был шанс сойти за чуточку женственного парня.
