Ее партнер снизу дотянулся до ее губ и слился с ней в долгом поцелуе, я же любовался на игру ее прекрасных мышц под нежной гладкой кожей спины и плеч. Похоже, Лариса ловила не меньший кайф, чем мы, раскачивая талией вслед нашим толчкам и сладко постанывая. Я, крепко сжав ее бедра, несколько раз вынул и с силой вогнал обратно мое орудие, достигнув немыслимых глубин, после чего, плотно прижавшись своими бедрами к ее, руками дотянулся до упругих грудей и стал ласкать их. Мужчина внизу протяжно застонал и задергался в экстазе, я отчетливо ощутил сквозь тонкую стенку внутри Ларисы, как скользит туда-сюда его мощный член. Невероятно, но она еще пыталась задержать его в себе подольше, сжав сильные мышцы влагалища. Со мной она тоже любила проделывать такой прием, и мечтала научиться проделывать то же самое анусом. Пока у нее это не очень получалось, и я имел полную свободу действий в этом направлении. Мужчина выскользнул-таки из ее ненасытной дырочки, я же, положив руки ей на поясницу и раскачиваясь в упоительном ритме, довел дело до конца, излившись в глубину ее теплой попки бурным потоком.
Лариса громко стонала от боли, смешанной с удовольствием.
Облачившись снова в свое одеяние, я оставил их разбираться между собой дальше и продолжил свое увлекательное путешествие. Следующим моим приключением стала полная рыжеволосая девица, соблазнительно привязанная за руки к зафиксированному в стене стальному кольцу как раз в сообвестствии с ее немаленьким ростом. Кто бы мог подумать, как много у нас в городе мазохисток! На столике рядом с ней были разложены следующие предметы - кнут с гладкой полированной рукояткой, тонкий кожаный ремешок, толстый сыромятный ремень и длинная пластмассовая линейка.
- Ну ты попала, красавица, - грозно сказал я, закрывая за собой дверь и зажигая над ней красный свет. Девица дернулась, но узлы были затянуты на совесть. Более того, ее ноги тоже оказались надежно закрепленными в стальных зажимах, наподобие тех, что были в моей домашней дыбе. Перед ее глазами было зеркало, немного наклоненное таким образом, чтобы она видела стол с разложенными на нем предметами истязания. Я положил рядом с ними свой длинный крученый хлыст и подошел к ней вплотную сзади. Провел руками по гладкой спине, полным бедрам, схватил и сжал мягкие груди, отчего она вздрогнула, откинула голову назад и застонала.
- Знаешь, что тебя ждет? - поинтересовался я, подведя губы совсем близко к ее уху. - Я буду пороть тебя каждым из этих предметов. Выбирать последовательность ты можешь сама. Чем дольше ты продержишься без крика при порке первым выбранным тобой предметом, тем меньше ударов будет следующим. Число ударов оговорим прямо сейчас. Ты готова?
- Давай сначала линейкой, - сказала она, немного подумав. У нее был приятный, чуть хрипловатый голос.
Хитрая! Она думает, что линейкой будет меньше всего боли. Хотя не за этим ли она пришла?
- Хорошо. Сколько раз? - спросил я, решив про себя, что любое названное ею число будет увеличено. - Помни только - скажешь слишкм мало - сделаю так, что тебе покажется много.
- Сорок, - сказала она, почти не думая.
- Значит, восемьдесят, - беспощадно констатировал я и увидел, как она судорожно задергалась. - ну уж и пошутить нельзя! Пятьдесят...
Я взял линейку, покрутил ее в руках, примерился. Девица не могла меня видеть и стояла, расставив ноги и понурив голову, слегка дрожа всем телом.
- Стонать можно сколько угодно, но как только разомкнешь губы - проиграла, понятно? - спросил я и провел линейкой по ее спине от затылка до копчика. Она кивнула и стиснула зубы. Я несколько раз шлепнул себя по бедру, чтобы проверить, как больно может быть от нее, и нанес ей сильный хорошо выверенный удар поперек спины. Маленькое помещение наполнил свист рассекаемого воздуха и приглушенный стон девицы. А болевой порог у нее поменьше, чем у Ларисы, мелькнула мысль. Второй удар был послабее и она перенесла его без звука.
Я наносил ей размеренные удары по ягодицам, бедрам и спине, следя, чтобы они ложились каждый раз на нетронутый участок кожи. Девица инстинктивно пыталась увернуться, дергаясь в надежных путах, и меня это только раззадоривало. На двадцать шестом ударе она не выдержала и громко охнула, и тут же взмолилась, чтобы я ее простил и не засчитывал этот момент. Но я был неумолим.
- Теперь у тебя есть преимущество - ты можешь не сдерживаться и кричать сколько угодно, - с этими словами я с силой нанес ей двадцать седьмой удар, метя по плечам. Девица просто взвыла от боли, я же, не давая ей опомниться, начал истязать ее быстрыми рубящими ударами, оставляющими на ее коже прелестные красные полосы. На тридцать пятом я немного сбавил темп, заставив ее сладко корчиться в ожидании следующего удара. На сороковом я заметил, что линейка треснула, и тут же не пришла в голову интересная мысль. Немедленно воплотив ее в жизнь, я нанес сорок первый удар не плашмя, а ребром, метя в красную полосу, оставленную первым ударом. Этим я перевел ее на новый уровень болевого восприятия. Девица корчилась и выла от боли, но после последнего удара ослабела и обессиленно повисла.
Я зашел спереди и поцеловал ее в губы.
- Что дальше? - спросил я, кивнув на столик.
- Широкий ремень и минуту отдыха, - простонала она и попыталась улыбнуться. Я оценил ее остроумие.
- Ты проиграла на двадцать шестом ударе. Тебе оставалось выдержать чуть меньше половины, двадцать четыре. Именно столько ударов ты получишь широким ремнем. Учти, я буду стараться! Закричишь после первого удара - следующим предметом получишь двадцать три. Закричишь после десятого - получишь всего четырнадцать.
- А если вообще не закричу? - спросила она.
- Закричишь, - заверил я ее и в ее глазах отразился неподдельный ужас.
Держать в руках ремень после неудобной ребристой линейки было одно удовольствие. Я несколько раз прицельно размахнулся, чтобы приноровиться к нему, и без предупреждения вытянул ее вдоль спинки. Девица дернулась, но промолчала. Второй удар я обрушил на ее бедра, и снова она сдержалась. Тогда я поменял тактику и замер. Тишину нарушало только ее тяжелое дыхание.
- Давай же, - простонала она сквозь зубы
- Я не разрешал тебе разговаривать. Общее число увеличивается до тридцати, - хладнокровно констатировал я и с оттяжкой ударил ее поперек спины, где до ремня вволю поработала линейка. Ее дыхание сбилось, но снова стона не последовало. Я развернул ремень во всю длину, так что теперь он на излете впивался не только ей в спину, но и в живот и даже в груди. Я все время менял места ударов, обрабатывая ее всю от пяток до лопаток и кистей рук. На десятом ударе ее стали сотрясать беззвучные рыдания, а на двенадцатом она закричала во всю мощь голосовых связок. На меня полился поток оскорблений, который иссяк только после того, как я пообещал выбирать последовательность орудий истязания самостоятельно.
Мой крученый хлыст вселял в нее настоящий ужас, и следующим она, разумеется, выбрала длинный тонкий ремешок. Но она еще не знала, что я ей уготовил, поскольку на его конце ярко блестела стальная пряжка. Когда девица увидела, что я любовно провел пальцами по прохладному металлу, ее глаза расширились.
- Умоляю, только не это!!! - закричала она.
- Поверь мне, солнышко, умолять меня тебе придется, когда я возьму в руки свою любимую игрушку, - я коснулся рукой хлыста. - В его резину вплетены острые кусочки проволоки и вставлена металлическая стружка - так сказать, для остроты ощущений.
Она не оценила мое чувство юмора, и я зашел ей за спину. Только сейчас я увидел, как судорожно дышит колечко ее ануса, то сжимаясь, то расширяясь. Это зрелище меня безумно возбудило.
Ее ягодицы налились кровью, и я прикоснулся к ним прохладной пряжкой. Она вздрогнула всем телом и отстранилась, насколько ей позволяли веревки. Я же, в последний момент зажав пряжку в кулаке, обжег сильным ударом ее спину. Девица явно ожидала другого вида боли и глухо застонала. Второй удар опустился на ее истерзанную попку, которой сегодня досталось больше всего. Я уже не сдерживал себя, почти в полную силу вонзая безжалостный ремень в ее нежную кожу, но девица каким-то чудом сдерживала себя, хотя ее стоны теперь звучали почти непрерывно.
Нанеся половину из положенных ей восемнадцати ударов, я остановился и приготовился поработать пряжкой. Похоже, моя беспомощная жертва поняла, что теперь ее ждет, но промолчала из боязни получить еще одно "штрафное очко".
Но ничто не могло ее спасти, и вот холодный металл, описав в воздухе сверкающую дугу, сочно вонзился в ее аппетитные ягодицы. От ее крика у меня едва не заложило уши, а кольцо в стене угрожающе скрипнуло от ее дерганий. По краям ярко-алой отметины на ее коже показались капельки крови.
- Сидеть ты теперь не сможешь долго, - многообещающим тоном сказал я и снова хлестнул ее, метя в то же место. Немного не рассчитал, и второе клеймо легло чуть выше первого. Девица корчилась и обзывала меня последними словами, но я уже не обращал на это внимания, изо всех сил стегая ее беззащитную попку. В последний восемнадцатый удар я вложил все свое вдохновение, проследив, как блестящий металл, послушный движению моей руки и ремня, обвившего ее торс, впивается ей прямо под грудями.
Она потеряла сознание, бессильно повиснув на веревках. По ее ногам бежали струйки крови, еще несколько капель скатились с ее прикушенных губ. Несмотря на сильную болевую чувствительность, мне попалась на редкость выносливая особа, и я боялся, как бы сегодняшнее развлечение не повредило ей. Хотя она так и не произнесла слово-пароль, после которого игра немедленно прекращалась, я не был уверен, стоит ли продолжать. Любой садизм, по моему глубокому убеждению, должен продолжаться до тех пор, пока приносит удовольствия обеим сторонам.
В углу я увидел кем-то предусмотрительно оставленное ведро с водой и тут же окатил свою жертву с ног до головы. Она вздрогнула и снова безуспешно попыталась освободиться от веревок. Я показал ей хлыст и увидел, как она задрожала.
- Тебе осталось выдержать всего девять ударов этой игрушкой, - сказал я, - у меня есть две новости, хорошая и плохая. С какой начать?
