Я не мог понять, как такой качок обходится без секса. В больнице я взял лабораторные анализы мочи и крови Игорька. Чисто как свежий снег! Никаких антител в крови - ни к трепонеме сифилиса, ни к гарднереллам, ни к вирусам гепатитов. Стало быть, никакого контакта с инфекцией не было.
Игорь всегда теперь заворачивался в полотенце, и я не мог понять, возбуждён ли его член. Может, он у него вообще не принимает боевого положения? Уж не контузили ли его в этих самых ВДВ? Я терялся в догадках. Но я всё же врач, и знаю - у каждого может быть тайна, а если надо - человек должен сам попросить о помощи. Но Игорь молчал. Наше с ним соглашение выполнял беспрекословно - в конце месяца оплачивал квартиру, телефон, газ, а также давал мне три тысячи на расходы. По моим расчётам, оставалась у него еле-еле тысяча. Впрочем, он был неприхотлив в одежде и таскал всё ту же коричневую кожаную куртку,
изрядно потерявшую блеск.
Я занудно - любопытен, а потому потихоньку покупал кассеты с порнографией, грудастыми бабами, подкладывая их на стойку к остальным кассетам. Я надеялся, что Гоша наткнётся на них и хоть раз проявит свой интерес (или отсутствие такового). И однажды кассета с бабами попалась ему в руки. "Пент-ха-ус",- шёпотом прочитал он название и вдвинул кассету в видик. Смотрел всю от начала до конца, потом выключил, повернулся набок и уснул сном праведника.
"Ну и парень, ну и кремень", - твердил я про себя. "Какой-то кусок льда, а не самец человека".
В тот день лил дождь как из ведра, ноябрьская погода была просто омерзительна. Отопление никак не могло довести температуру в моей квартире до восемнадцати градусов. Сыро, промозгло. Мы лежим на своих ложах, кутаясь в ватные одеяла. Я наслаждаюсь "Смертью Тициана" Гуго Гофмансталя, а мой квартирант и визави глядит американскую пакостную киноподелку - грубую дешевку, приторно-блевотную, как всё американское.
Вдруг Игорь выключает ТВ и говорит ни с того ни с сего...
- Данила, а я прочитал Книгу Пророка Даниила.
"...где он ступил - там смысл и красота", - дочитываю я последние строки драмы Гофмансталя. Вслух говорю...
- Да что ты? Это в Библии для маленьких?
- Нет. В настоящей Библии.
- Так ты её с полки-то не брал!
- Я специально ходил в библиотеку. Там читал.
- Но почему здесь не мог читать? Вон на полке - с иллюстрациями Карольсфельда.
- Я хотел это сделать без тебя.
- Почему же, Игорь?
- Я такую книгу понимаю плохо, я мучил её больше месяца. Но теперь знаю всё.
- Что - всё?
- Всё. Заповеди, историю Даниила. И львы во рве.
- Да?
- Да. И печь огненную.
Парень обалдевает. Тронулся он что ли с горя?
- Игорёк, ну ты молодец. Это полезное чтение - высокое, страстное.
- Я вижу, что ты читаешь много книг, - ответил парень, - но мне под силу только сказки народов СССР. (Прекрасный десятитомник, издан на грани развала страны).
- Почему ты так решил? Всё идёт своим чередом. Сегодня сказки, а завтра Кант и Гегель, - поучительно - менторски изрекал я.
Гоша вздохнул, выключил свет. Сквозь толстую занавеску уличные отблески почти не проникали в комнату, а шум дождя становился всё сильнее.
Гоша лежал на спине, вытянув руки по швам. Я задумался над его тирадой.
В тишине комнаты раздался чёткий голос Игоря.
- Деня, я не могу больше.
- Что случилось, Игорь?
- Я больше не могу.
- Игорь, ты меня пугаешь. Чего не можешь ты? Ты болеешь?
- Нет. Деня, я больше не могу. Я прошу - ляг рядом со мной, я тебя обниму. А утром уйду куда глаза глядят.
- Ты спятил, парень? Чего ты несёшь?
- Я тебя прошу - ляг рядом и не спрашивай ничего. Я соберу вещи и уйду утром.
- Да что такое, - я затрясся всем телом, - такие слова говоришь ни с того ни с
сего, - я встал и в своих семейных трусах (в красный горошек на кастрюльно - зелёном фоне) подошёл к кровати. Игорь подвинулся к стене, я залез под одеяло и чуть не обжёгся. Игорь пылал жаром.
- Игорь!! Да у тебя температура под сорок!!
- Данилушка, лежи, я прошу тебя. Нет у меня температуры.
Игорь повернулся ко мне лицом, поцеловал меня в губы, взъерошил ручищей мои волосы, обхватил руками плечи.
- Данилушка, дружочек, не говори ничего. Поцелуй меня тоже.
Я впился губами в губы Игоря.
Парня как судорогой свело. Он еле оторвал губы и прошептал...
- Данил, потрогай, пожалуйста, мой хуй.
Я словно в забытьи двинул руку в низ живота Игоря и вдруг натолкнулся на огромную твёрдую дубину, всю мокрую от смазки.
Игорь закусил губу, потом сказал, дрожа от возбуждения...
- Денечка, я прошу тебя как друга - пожалуйста, возьми его в рот. Только один раз. Я не выдержу больше, я уже дошёл до точки.
Правда, парень еле сдерживался. Я быстро переместился поближе к члену Игоря, с наслаждением засунул в рот толстую головку и стал сосать мощный член, сосать так, как никогда ни у кого не сосал.
Игорь метался, задыхаясь в тисках страсти, через две минуты мне в рот хлынула сперма. Десять толчков, и с каждым - огромная порция спермы.
Когда мой рот наполнился, я вынул член изо рта и в три приёма проглотил содержимое половых органов моего друга.
Игорь лежал пластом, не шевелясь. Через десять минут он еле слышно произнёс...
- Я сволочь, Данилушка. Прости меня. Я сейчас поменяю простынь.
- Лежи, Игорь. Я проглотил всё.
Парень вскочил, оглядел кровать, ощупал простынь, пододеяльник, половичок рядом с кроватью.
- Данилка, ты всю малафью проглотил??!!
- Игорь, не груби. Сперму, а не малафью.
- Данила, ты что? Тебе же противно было?
- Мне было хорошо и приятно на вкус.
- Как? Ты что... тебе не противно?! Вонючую сперму?
- Игорь, твоя сперма не может быть противной. Я люблю тебя. А сгущенки надо есть меньше, а то сперма твоя сладкая очень.
Мне показалось, что Игорь стал красным, словно помидор. Он вскочил с кровати, побежал в ванную, заперся там. Вскоре послышался шум воды. Я перебрался на диван и лёг на бок, притворившись спящим.
Через некоторое время послышались осторожные шаги на цыпочках и швырканье ногтей по полу. "Вот чучело, отрастил ногти, теперь по полу скребут", - думал я.
Игорь робко присел у меня в ногах.
- Деня, а? Ведь не спишь. Деня, прости меня. Деня?!
- Чего вопишь?
- Я не воплю. Прости, а? Ну, Деня, а?
- Игорь, ты знаешь другие слова, кроме "Деня" и "а"?
- Знаю.
- Так что же ты?
- А что я, Деня?
- Опять за своё. Что и кого надо простить?
- Меня.
- За что такое нехорошее?
- Деня, не издевайся. Я и так не могу на тебя смотреть.
- Что ж так?
- Стыдно.
- Стыдно меня?
- И тебя тоже.
- Вот что... дружок ты мой. Ложись спать. Утром на свежую голову выясним, кого надо простить. Я ничего не понимаю.
- Ты серьёзно?
- Игорёк, ложись в кровать. Спи.
Игорь вздохнул, встал, лёг под одеяло. Затих. Через пять минут послышались всхлипы.
Я вскочил как ужаленный, залез на кровать к Игорю, обнял его через одеяло, и сказал прямо в торчащее правое ухо...
- Гошенька! Миленький! Дай дожить до утра! Не плачь! Сердце мне не рви! Я ведь не прибор какой-нибудь! Я дышу с трудом, потому что люблю! Не заставляй меня в третий раз сказать это слово!
Игорь умолк. Потом уже спокойно сказал...
- Данила, Деня. Я понимаю. Я видел - ты читал вчера книгу стихов, и когда ты был в ванной, тоже прочитал одно стихотворение. Я тупой, но тут запомнил.
- Скажи.
Игорь сказал четко и ясно.
" Вы, горькой обречённые заботе, Рабы любви, когда вы здесь прочтёте То тайное, что вверил я стихам - Рассказ правдивый о печальной были, О, если вы подобно мне любили, Как много скажет эта книжка вам!"
"Боже", - думал я, "почти пятьсот лет назад великий лузитанец написал сонет, который сейчас читает мне мой дорогой друг".
- Гошенька, я большой любитель сонетов. А Камоэнс - мой любимый поэт.
- Правда? Значит, ты любил так, как он?
- Нет, милый мой. Я люблю сейчас тебя, и книжка моя ещё впереди.
Думая сейчас о той ночи, я вспоминаю, что всеми силами противился произносить слово "любовь". Мысль изреченная не может быть счастливой. Но мой Игорёк заставил меня сказать это слово трижды, и может быть это привело потом к трагедии. Я никогда никого не любил так страстно, как Игорька, и надо было сделать так, чтобы об этом не знал никто, кроме меня. Самая светлая и благородная любовь - та, которая себя никогда не проявит. Она просто сожжёт вас изнутри. Но чистый огонь возвышает душу так, как ни одно откровение мира, и надо идти по жизни, стискивая зубы от неугасимой страсти.
Наутро Игорь ушёл на очередное дежурство, а я поехал на работу. Сидя за столом из искусственного мрамора, предавался умствованиям. "Вот хоть бы и стол", - размышлял я, "ведь тоже фальшивка. Мясные фальшивые кубики, поддельная мебель, кофе без кофеина, сигареты без никотина, чувства людей - выпотрошенные, словно шкурки от яблок, вываренных донельзя... и каждый день мы живём так, будто жить два века, а ведь всё может кончиться в любой момент".
Неизвестно, куда бы меня завели эти грустные размышления, но внезапно гаркнули стенные часы. Десять часов. Начинаем совещание.
- Год близится к концу, - важно говорил мой компаньон, - и наша задача - получить хорошие заказы от розницы, найти добросовестных поставщиков, привезти доброкачественный товар. Если всё будет успешно, к Новому Году обещаю всем вам хороший бонус - хватит от души попраздновать и даже съездить на Рождественские каникулы в теплые местности.
- Так что, дорогие сотрудники, - продолжал он громко, словно Иерихонская труба, - работайте на совесть, приведите наконец в порядок рабочие столы, будьте вежливы с посетителями и клиентами, перестаньте красить ногти во время работы (тут он выразительно посмотрел на Светочку), и наши дела пойдут ещё лучше, - на бодрой и оптимистичной ноте закончил полушеф.
Сотрудники, видимо, приятно пораженные словами о теплых странах, согласно закивали, затрясли головами, словно стадо козлов.
- Послушаем теперь финансового директора (то есть меня).
