Выйдя из подъезда, Настя порощалась со старухой и почувствовала облегчение. Между ног было влажно, но возбуждение притихло, она могла идти более-менее ровно, не привлекая к себе постороннего внимания. На улице было действительно очень жарко, ветра совсем не было. Пройдя около ста метров, Настя взмокла от макушки до кончиков пальцев ног, заключенных в узких блестящих носках туфель. Она хотела поймать такси, но как назло мимо не проезжадо ни одной машины. До магазина оставалось пройти около полукилометра по парковой аллее, обсаженной густыми зарослями живой изгороди. Людей на улице было немного, в большинстве своем это были пенсионеры, медленно прогуливающиеся, и спорящие о политике. Лишь некоторые из них обращали внимание на ее странный вид. Вот мимо промчалась стайка малышни на роликовых коньках, один из пацанов чуть было не сбил ее с ног, зацепившись на ходу за край ее необъятной юбки. Та на мгновение задралась довольно высоко, и Настя молила бога, чтобы никто этого не заметил. Кусты вокруг аллеи источали душистый аромат. Но красота природы сейчас мало трогала несчастную девушку. В голове вертелась одна мысль: "Смогу ли я дойти до ближайшей свободной скамейки, чтобы отдохнуть?". Настя видела ее в ста метрах впереди себя, и скамейка эта казалась ей посланием небес, оазисом в безводной пустыне, где изможденный путник может утолить жажду и пополнить силы. И эти сто метров казались для нее непреодолимыми, поскольку снова давали себя знать и бюстгалтер с ошейником, и фаллос в заднем проходе. Запах ее собственного разгоряченного тела будоражил ее воображение. Настя инстинктивно потянулась рукой, чтобы ослабить душащий ее воротник, и проколола сразу два пальца правой руки шипами ошейника. Насте было больно до слез. Она сжала руку в кулак, чтобы уменьшить кровотечение, но красные капли все-таки продолжали отмечать каждые пометра ее пути. Занятая своими проблемами, Настя, не заметила как к ней пристала какая-то собака без ошейника. Привлеченная то ли кровью, то ли запахом из-под настиной юбки, эта довольно большая рыжая дворняга вертелась возле ног девушки, словно та была ее хозяйкой. Так они дошли до скамейки. Настя снова чувствовала ростущее в ней возбуждение, и поторопилась усесться на скамейку. Штука меж ног не давала ей сидеть прямо, и Насте пришлось осторожно примоститься на правой ягодице. Теперь она смогла перевести дыхание. Ей было очень жарко. Пес стоял теперь возле скамьи, тыкаясь холодным мокрым носом в настино бедро. "Ну чего ты, чего, мне же нечего тебе дать,"- тихо простонала Настя.-"Как тебя звать? Рыжик? Барбос? Я бы так хотела сейчас поменяться с тобой местами." Лучше быть собакой, чем человеком в таком положении. Чтобы уменьшить неестественность своей позы, Настя закинула ногу за ногу - при этом юбка открыла ее левую ступню в туфле до щиколотки. Пес воспринял это как руководство к действию и начал домогаться ее ноги. Настя несколько раз видела раньше как это проделывают собаки другими женщинами, но к ее ноге пес приставал впервые. Положив бессовестную морду Насте на колено, Барбос или Тузик, или как там еще звали эту сволочь, обхватил передними лапами ее голень сквозь юбку и своей задней частью начал тыкаться в подошву ее туфли. Настя оглянулась в ужасе, но вблизи как раз никого не было. Девушка беспомощно пыталась оттолкнуть собачью морду красной от крови рукой, но пес схватил руку зубами и начал то ли облизывать, то ли сосать ее. Когда пес промахивался, Настя ощущала, как ее ноги сквозь нейлон чулка касается что-то горячее, мокрое и скользкое. Настя поняла, что сейчас кончит. Снова внутри нее поднялась волна сладостного предвкушения, томительно заныли соски вспотевших в своих "темницах" грудей, начались невыносимо приятные сокращения всей промежности, совпадающие по ритму с усилиями собаки, терзающей ее затянутую в тонкий нейлоновый чулок и обутую в туфельку ножку. "П...перестань же...Не на-адо... Ну не на-адо же-е..." - ее голос слабел и вконце концов сорвался на бессвязный стон. Ее свободная рука уже делала свое дело внизу живота, и когда, после нескольких особо сильных толчков, Настя почувствовала на своей ноге брызги какой-то теплой и вязкой жидкости, она провалилась в бездну удовольствия. По щекам ее текли слезы бессилия и унижения. Она утерла их (кровь из проколов сочиться перестала, за что, вероятно, следовало благодарить собачьего "насильника") и в изнеможении откинулась на спинку скамьи. А пес меж тем, пару раз лизнув покрытую спермой ногу своей "возлюбленной", убежал куда-то по своим собачьим делам...
Лишь через полчаса Настя добралась до нужного ей места. На тот момент она являла собой довольно печальное зрелище. Каково же было ее разочарование, когда она увидела, что двери лавки заперты на большой замок, а за стеклом висят таблички: "Магазин временно не работает до 30 мая" и "Часы работы - с 11:00 до 18:00". Если бы у нее еще оставались слезы, она бы горько заплакала. Она чувствовала себя маленькой и беспомощной девочкой, над которой очень зло пошутили. Словно не замечая надписи, она стучалась в двери магазина до тех пор, пока не заметила, что на нее обращают внимание прохожие. После этого она повернулась и побрела в обратном направлении.
Дорогу домой Настя помнила смутно. Думала лишь о том, что 30-го числа утром у нее экзамен, а на следующий день возвращаются родители. С трудом добравшись до своего этажа, она достала ключи и отперла дверь. Ах, подумала девушка, глядя на металлическую связку у себя в руках, если бы эти ключи могли отпереть любой замок...
...Этот вечер прошел в мрачном настроении. Накинув на себя мамин домашний халат, Настя забралась с ногами в большое кресло напротив телевизора, укрывшись пледом, и смотрела все подряд, от новостей до мультфильмов. Позвонили родители. Настя безучастным голосом сообщила им, что дома все хорошо, подготовка к экзамену идет успешно а спать она ложится вовремя. Раньше ее раздражало, что родители интересуются, что и как она делает. Сейчас ей было все равно. Отец поинтересовался, не расстроена ли Настя чем-то:"Насть, что-т ты сегодня не в духе. Точно дома все в порядке?"-"Все нормально, папа,"-устало ответила девушка. Положив трубку, она вернулась к прерванному занятию. Ей не хотелось думать ни о чем кроме мелькающих на экране цветных картинок. Ей хотелось покоя. Когда стемнело, Настя прошла на кухню готовить себе ужин, стараясь стучать каблуками как можно тише (воспоминания о случае с соседкой из нижней квартиры всплыли в ее памяти, и Настя представила себе, как та сидит сейчас тремя метрами ниже, и, вслушиваясь в цокающие звуки у себя над головой, пытается понять, что же там делает Настя). Сделав себе пару бутербродов с колбасой и сыром и намыв немного овощей, Настя разогрела чайник. Ни на что большее она сейчас ни была способна. Вернувшись в комнату с едой, она снова принялась перебирать каналы телевизора, уплетая бутерброды и запивая их горячим душистым чаем. Тепло, неподвижность и еда сделали свое дело, и на какой-то момент Настя забыла о своем безрадостном положении. На одной из программ показывали передачу об инвалидах. Выступал человек с исскусственными ногами:"Мы пытаемся жить, как и все нормальные люди...Невозможно всю жизнь ощущать себя ущербным, неполноценным человеком...Я долго тренировался, и теперь вы с трудом сможете отличить меня от других прохожих на улице..." Настя не могла понять, почему она так сопереживает этому молодому парню. Да ведь она сейчас такой же инвалид. Беспомощная, не может толком ни ходить, ни сидеть, нужду справляет нечеловеческим способом, обречена скрывать свое тело с головы до пят. На глаза у нее навернулись слезы, ей было жалко этих калек, но в первую очередь - себя. Не в силах более смотреть на безногого улыбчивого мужчину, она переключила канал, но ее все еще продолжала терзать мысль:"...во что же ты себя превратила, Настя? Своими руками по доброй воле сделать из себя калеку..." Ей захотелось заглушить чем-нибудь дурные мысли в своей голове. Заглянув в бар, она нашла там только переполовиненную бутылку мартини. По праздникам и вместе с одногруппниками она пила до сих пор только вино, но знала, что вермут слабее коньяка и водки, и решила, что сойдет и он. Отвинтив красивую пробку, она двумя руками неумело запрокинула бутылку и сделала глоток прямо из горлышка. От неожиданного вкуса и ощущения тепла в пищеводе она слегка поперхнулась. Сделав еще несколько хороших глотков, она опустила бутылку на стол и осталась стоять так, пошатываясь на неустойчивых шпильках и прислушиваясь ощущениям внутри себя. Вскоре тепло из живота разлилось по всему телу, появилась приятная легкость, печаль сделалась грустью, а та вскоре исчезла, уступив место какому-то меланхоличному умиротворению. С непривычки ее хорошо разобрало, и шатало так, что приходилось переставлять ноги, чтобы не упасть. В конце концов она села на диван и с полузакрытыми глазами продолжала смотреть телевизор - теперь ей было все равно, какой канал смотреть, все было ей хорошо.
Она сидела так до полуночи, затем умылась (включая интимный женский туалет) и, с трудом расстелив свою белоснежную постель, легла спать. Свежее белье приятно окутало ее тело. В теле еще плескалось тепло от выпитого, заполнявшее ее от макушки до кончиков пальцев. Она сожалела, что не может ощущать прохлады простыней босыми ногами, сон в обуви казался ей неестественным. Боль и давление в грудях, между ягодицами и в ступнях несколько уменьшились. Однако сон не шел. Пролежав так полчаса или больше, Настя вдруг вспомнила о случае с собакой в аллее. Сейчас ей было даже смешно при мысли, что она занималась "любовью" с дворовым псом. Настя высунула из-под одеяла объект вожделения дворняги, свою левую ногу. Белесые пятна и сейчас еще были видны на туфельке, "браслете" и нейлоне чулок, покрывавшем подъем и голень. Кроме того, в спокойной обстановке вдали от боли и невыносимых мук, она снова отметила, какой красивой стала ее нога, затянутая в чулок и обутая в туфли на высоком каблуке. Медленно поворачивая ее перед глазами, чтобы получше рассмотреть, Настя почувствовала, что снова возбуждается! Это было невероятно, но так оно и было. Она хотела было прекратить это сейчас, но тут ей в голову пришла мысль, что она заслуживает компенсации за сегодняшние мучения. В первый раз она сделает это сознательно, только ради удовольствия. Она начала теребить шипы на ошейнике и грудях, вызывая томительное нытье в сосках и распирающую истому внизу живота и сзади. Теперь даже стеснение и боль, которые испытывали ее ступни внутри модельных туфель, странным образом доставляли ей удовольствие. Второй рукой она массировала себя внизу, там, где под сенью покрывала источала свой особый, едва уловимый аромат ее "девочка". В какой-то момент, когда экстаз был уже близок, Настя решила, что этого мало. Ей просто необходимо заполнить чем-нибудь свою малышку! Она поискала взглядом вокруг себя в поисках подходящего предмета. Ее выбор остановился на щетке для волос. Массивная, с толстой и длинной ребристой ручкой, она казалась тем, что надо. Настя взяла ее в руку так, что ручка оставалась свободной, и запустила эту руку под одеяло. Ей было удивительно, как она раньше до этого не додумывалась. Ответ был прост - она тогда была совсем другой, и думала иначе. Сперва Настя лишь прикасалась прохладной ручкой к набухшим краям половых губ. Но это было явно не то, и Настя стала действовать смелее. Расположив ребристый циллиндр вдоль щели, она сделала несколько поступательных движений рукой взад-вперед, чтобы ручка смазалась густыми выделениями. Ощущения были восхитительными. Вынув руку из-под одеяла, Настя осмотрела ручку расчески, понюхала ее. Вспомнив теплые прикосновения собачьего члена к ее ноге, Настя протянула руку и вытерла ручку об голень левой ноги, которую она все еще держала над одеялом. Блестящая полоса слизи украсила нейлон чулок рядом с подсохшими собачьими "следами". Затем, отыскав наощупь концом ручки отверстие вагины, Настя стала постепенно вводить шероховатый цилиндр туда. Самыми приятными оказались первые пять сантиметров, поэтому она решила продолжать на такой глубине. Несколькими толчками вглубь влагалища Настя вернула себя в то состояние, когда вот-вот должен начаться оргазм. Она посмотрела на свою отныне опасную, "шипастую" грудь. Посмотрела на призывно выставленную из-под одеяла восхитительную ножку в чулочке, покрытую слизистыми отметинами. Вспомнила, как вылизывал пес ее ногу перед тем как покинуть ее, и ей захотелось узнать, что же он ощущал в этот момент. Продолжая одной рукой работать под одеялом с рассческой, второй она подтянула ногу как можно ближе, так что ступня в туфле и голень оказались прямо перед ее лицом. Принюхавшись, она уловила солоноватый запах пота и немного отдающий мускусом аромат собственных выделений. Не долго думая, Настя лизнула влажное пятно на своей ноге. Солоновато-кислый вкус обжег ей язык. Это было непередаваемо! Она припала к своей ноге, словно к порции необычайно вкусного мороженного, и начала слизывать с нее пот и слизь тут и там - на голени, на щиколотках, умудрилась добраться даже до подъема и того самого места, где ее восхитительные пальчики скрывались под кожаным краем носка туфли. Это было просто безумие, и это привело ее к оргазму - едва ли не самому сильному из испытанных ею до сих пор. Мастурбируя левой рукой под одеялом при помощи расчески, правой она придерживала у лица свою ногу, свободными пальцами ощупывая гладкую кожу туфли и влажную шелковистость нейлона. Пока волны наслаждения захлестывали ее, Настя не прекращала снова и снова наслаждаться вкусом и ароматом, которые дарил ей неожиданный для нее самой объект вожделения... Когда возбуждение ушло, Настя с благодарностью поцеловала свою ногу в щиколотку, чуть пониже "браслета". Поцеловала так, как, вероятно, поцеловала бы любимого, подарившего ей такое наслаждение. После этого Настя, положив рассческу обратно на столик при кровати, спрятала взмокревшую ногу под одеяло и заснула тихим и мирным сном без кошмаров. Ей снилось, что она, как в детстве, лежит рядом с мамой в ее постели, а та рассказывает ей какую-то невыразимо тогательную сказку про бедную девушку и принца на белом коне:
