— Всё собрал Что я тебе сказала? Я тоже собрала. Мы, наверное, в один чемодан положим и твои, и мои вещи. Поэтому что тебе придется сумку с продуктами нести. А чемодан, так и быть, я понесу. - спросила у меня мать, когда я зашёл на кухню и увидел ее, стоящую у окна с сигаретой.
Она была в халате и, по привычке куря, поставила ногу на низкий табурет. Халат при этом разошелся, обнажив ляжку чуть ли не до самой пизды. Но, увидев меня, мать и не подумала убирать ногу с табуретки и запахивать полы халата, как она делала раньше. Матери было всё равно, что взрослый сын видит то, что ему не положено видеть. Она уже заочно записала меня в своего любовника, и завтра я и так буду видеть полностью её голое тело. И потом много и много раз. Так что стесняться ей меня уже было ни к чему. Я должен привыкать к материнской обнаженке.
Тем более, что отца дома не было. С разрешения матери он ушел к другу в соседний подъезд договариваться о предстоящей рыбалке. Они собирались ехать на машине в другой район на озеро. А машина у этого друга плохо заводилась. С зажиганием были какие-то проблемы. И отец, как спец, пошел ремонтировать. Дав перед уходом слово жене, что придёт домой трезвый.
— Пока отца нет дома. Давай с тобой другую сумку соберём. А то у меня что-то нет особой надежды на питание в санатории. Времена сейчас стоят тяжёлые. Там если и будут кормить. То бурдой. А я покушать хорошо люблю. - предложила мать, не спеша, снимая ногу с табуретки.
Она дала мне возможность рассмотреть ее ляжку. И была довольна. Мать открыла холодильник и стала брать из него продукты и ложить в сумку. В основном ложила сухие колбасы. Буженину, сыр и другие деликатесы.
— Неси сумку ко мне в комнату, Костя, я ещё в неё кое-что положу, чтобы нам с комфортом отдыхалось. - засмеялась мать, закончив набивать сумку продуктами.
Она пошла вперед, покачивая бедрами под халатом. Я за ней со стоящим колом членом в штанах.
— Вот для настроения возьмём с собой. Это я для твоего отца сказала, что едем пить боржоми в санаторий. Я их сама не люблю. Лучше водки выпить. И для здоровья полезно, если в меру. И для веселья. А то с тоски помрешь. Я повеселиться люблю. - пояснила мне мать, доставая из шкафа бутылки с пшеничной водкой и ложа их в сумку.
Так же мама Нина взяла с собой бутылку коньяка и бутылку марочного вина.
— Спирт ещё с собой возьму, на всякий случай. Настоящий, медицинский. Мне его знакомая дала. Она в больнице работает. Он меньше места занимает, а когда разводишь водой, получается та же водка, только больше в объеме. - пояснила мать, доставая из шкафа, где она хранила запасы спиртного, пластиковую бутылку с медицинским спиртом.
Мама Нина застегнула сверху на сумке молнию и задвинула её под кровать, чтобы она не бросалась в глаза, если к ней в спальню заглянет муж. Но это было навряд ли. Отец боялся к ней заходить после одного случая. Он подкараулил, когда мать вышла из комнаты на пять минут в туалет. Своровал у нее литр водки. И был за это бит бедовой женой до синяков, когда вернулся домой.
— Саша, кажется, пришёл. Иди к себе, Костя. Он не должен нас видеть вместе. Я будильник поставлю на пять утра. И сама тебя разбужу, если ты проспишь. - тихо, - сказала мне мать, услышав шум в прихожей.
Это не вовремя вернулся отец, и мне нужно было сматываться из комнаты матери. Хотя ничего такого в этом нет, если сын разговаривает с матерью в её спальне. Раньше я так и делал. Но сейчас, когда мы с ней вот-вот станем любовниками, лучше проявлять осторожность.
— Спокойной ночи, мам. Я сам постараюсь проснуться в пять. А если просплю, разбудишь. - ответил я матери, с сожалением выходя из ее комнаты.
После случая в деревне я был рад любому общению с матерью. Разговаривать с ней. Видеть её. Слышать бархатистый мамин голос. Для меня с недавних пор стало многое значить. Я по уши влюбился в свою тридцати шестилетнюю мать и не мог ничего с собой поделать. А что со мной будет, когда я с ней пересплю в постели?
Утром я встал ещё до того, как поднялась мать. Стрелки на часах, висевших у меня в комнате, показывали ровно пол пятого утра. Да я и не спал практически всю ночь. То и дело вставал, проверяя время. И какой сон может быть, когда на носу главное событие в моей жизни. Сегодня я стану мужчиной. И не с кем нибудь, а мужиком меня сделает родная мать. Очень красивая и развратная женщина.
— Проснулся, сынок? А я уже хотела тебя будить. Одевайся. Бери сумку у меня в комнате. И выходи на улицу. Не хочу, чтобы отец её видел. А то тут же начнет вопросы задавать. - шепнула мать, встретив меня в коридоре.
На матери уже была надета юбка и красивый сиреневый джемпер. В котором двумя большими холмами выпирали её груди.
— Я с собой бутерброды возьму. Дорогой, в автобусе поедим. - добавила мать, показывая глазами на дверь зала, за которой на диване спал отец.
Мама Нина решила уйти из дома по французски, не прощаясь с мужем. Для того, чтобы избежать ненужных вопросов по поводу сумки, набитой закусками и спиртным. Папа Саша был далеко не дурак и тут же бы просек, для чего его моложавая жена и взрослый сын берут с собой в санаторий столько еды и водки.
Следуя совету матери, я быстренько оделся. Отнес ей в комнату чемодан с вещами, в который она должна была положить свое бельё. Взял сумку с продуктами, стоящую у кровати, и, тихонько ступая, вышел из квартиры на лестницу, а затем спустился в подъезд, где стал ждать мать.
Она появилась минут через десять с чемоданом в руке и с непокрытой головой. Мохеровый шарф, который заменял матери платок, торчал у неё из кармана куртки.
— Саша так и не проснулся. Я ему записку на кухне оставила, что мы с тобой уехали в санаторий. И денег немного. Продукты у него в холодильнике на месяц есть. Но я думаю, что он снова в запой уйдет. Вчера вечером пришел от друга поддатый. Лишь бы квартира цела была. - вздохнула мать, идя вместе со мной по заснеженной улице к автовокзалу.
Сапожки у мамы Нины скользили по снегу, и она, идя со мной, взяла меня под руку. А я бережно поддерживал свою любимую женщину, с которой ехал отдыхать в санаторий.
Билеты у моей мамы были куплены заранее. И мы, придя на автовокзал, до которого было не так далеко. Минуя кассу и зал ожидания, пришли на перрон и сели в стоявший возле него красно-белый " Икарус ".
Мать побоялась ложить сумку с продуктами в багажный отсек, который у Икаруса был расположен внизу, под пассажирским салоном. И мне пришлось ее тащить внутрь по узкому проходу в салон. Благо, пассажиров в этот рейс до Москвы было не так много. Автобус заполнится на следующих станциях.
— Ничего, сынок. Тяжело в учении. Легко в бою. Сейчас помучаешься. Зато бутылки целы будут, и ты будешь за их сохранность вознагражден. - похвалила меня мать, когда я, пыхтя, протащил тяжелую и громоздкую сумку по узкому проходу "Икаруса" в самых конец автобуса, где на задних сиденьях были наши места.
Я сел к окну, поставив сумку с продуктами возле ног. И она никому не мешала. А будь наши места спереди или посередине, то мне бы досталось от других пассажиров, которым пришлось бы через нее перешагивать.
— Теперь нужно перекусить. Но только на сухую придётся. Я термос с чаем не стала брать. А выпивать не будем. От нас не должно пахнуть спиртным. Иначе в санаторий не пустят. Лучше уж там оторвемся, когда заселимся. - автобус тронулся, а мать достала из чемодана пакет с бутербродами, и мы стали их есть, утоляя голод белым хлебом с колбасой и сыром. Насытившись, мама убрала остатки бутербродов в чемодан, а сам чемодан по ее просьбе я положил наверх, в багажное отделение.
— Вот теперь можно и поспать. До Москвы шесть часов ехать. А я ночь плохо спала. Боялась, что будильник не сработает, и мы с тобой останемся дома, Костя. Но хорошо, что хорошо кончается. Мы вместе, а это главное. - тихо, почти шёпотом сказала мать, ложа свою голову мне на плечо.
В салоне " Икаруса" было тепло, а гул мотора убаюкивал. И перед тем, как самому задремать, я взял в руку маленькую ладошку матери и нежно её сжал. И мать мне ответила аналогичным пожатием. А потом и вовсе, пользуясь тем, что в салоне погас свет его выключил водитель. Взяла и положила ладошку мне на ширинку.
Требовательные материнские пальчики пробежалась по члену, помассировали его сквозь ткань брюк, и ладошка мамы Нины вернулась обратно в мою руку. Мать немного похулиганила, благо рядом с нами никто не сидел. И заодно наглядно показала, что ждёт меня по приезду в санаторий.
Автобус пришёл по расписанию в двенадцать часов дня в Москву, на Павелецкий вокзал. А оттуда мы отправились уже на другом автобусе в Подмосковье. Правда, пришлось посидеть в зале ожидания пару часов. И в санаторий мы попали с мамой уже поздно вечером.
Администратор лечебного учреждения, пожилая женщина за пятьдесят лет, с седыми волосами и большими роговыми очками на глазах, бегло посмотрела наши паспорта и, забрав у нас путевки, вручила моей матери, как старшей, ключи от номера на третьем этаже. Правда, предупредила о том, что ужин уже закончился и столовая закрыта.
По честному мы с матерью не рассчитывали на такой исход. Обычно в санаториях женщин селили в палату к женщинам, а мужчин к мужчинам. И не важно, что они родственники. Таков был порядок. Но в этот раз он был нарушен.
Возможно, пожилой работнице санатория лень было поднимать свой зад с тёплого насиженного места и идти искать номера, куда нас с матерью распределить. Когда мы вошли, она сидела на рабочем месте со спицами в руках и вязала носки. Увидев нас, спешно убрала пряжу куда-то под стойку.
В благодарность за это мама Нина не поскупилась. И вручила администраторше коробку шоколадных конфет, достав её из чемодана. В голодное перестроечное время это был воистину царский подарок. Но он того стоил. Мы с мамой будем жить целую неделю вместе в одном номере.
