Более или менее приведя себя в порядок, я вернулся в комнату и начал одеваться. Каждое движение причиняло боль, а когда я натянул джинсы грубой ткани, из моего рта вырвался непроизвольный стон. Павел Сергеевич наблюдал за всем, а когда я, в прихожей, всё так же корчась и постанывая, надел свои ботинки, услужлива открыл передо мной дверь.
- Удачи тебе, Влад.
- И вам не хворать, - пробурчал я и, ковыляя, выбрался, почти выполз из квартиры.
Теперь мне предстоял обратный путь, и я с ужасом понял, что дорога на общественном транспорте будет пыткой кабы не большей, чем сама порка. Я проковылял до станции метро, спустился и зашёл в поезд. О том, чтобы сесть на сиденье не могло быть и речи, хотя мест было предостаточно. Пассажиры поглядывали на меня со страхом и презрением: «Что это он так корчится и ходит в наклонку? Может с мотоцикла упал, а может нанюхался или обкололся. В любом случае от этого неформала лучше держаться подальше». Если бы среди попутчиков нашёлся кто-то разбирающийся в теме, то наверняка сразу сообразил бы, что я после крепкой порки. Надеюсь, таких не было, иначе я бы провалился сквозь землю от стыда.
На вокзале я съел хот-дог, запив его минеральной водой и сел в электричку, примостившись в тамбуре. Попутчики смотрели на меня с прежним страхом и презрением. Потом был загородный автобус и наконец дорога от остановки до коттеджного посёлка. Если утром она заняла у меня пятнадцать минут, то сейчас я ковылял по ней без малого час.
Наконец измученный и уставший я ввалился в дом Марины. Больше всего мне хотелось подняться к себе и рухнуть на кровать, но в начале я постучался в кабинет.
- Входи, - послышался из-за двери голос Марины.
Ковыляя, я вошёл в комнату.
- Ого! – подняла на меня глаза Марина. – Вижу Павел Сергеевич качественно поработал.
- Ну вы то наверняка всё видели, - скривился я.
- Видела, - кивнула она. – Молодец, хорошо отработал. На сегодня ты свободен. Можешь отдыхать.
- Вот спасибо, - усмехнулся я и замялся. – А мазь можно?
Совсем не хотел просить, но боль так измучила меня, что я готов уже был на любое унижение, чтобы хоть немного уменьшить её. Теперь пришла пора усмехаться Марине.
- Я отдала её Вере. Она сейчас работает на втором этаже. Зайди к ней.
Я поджал губы. Идти к Вере с просьбой смазать мой выпоротый зад… Но унять пульсирующую боль очень хотелось.
Я понялся на второй этаж. Вера, в костюме горничной, убирала там роскошную спальную. Я зашёл внутрь и окликнул её:
- Привет, Вера!
- Привет! – повернулась она ко мне. – Что это с тобой?
- Выпороли, - признался я, краснея.
- Бедненький, - делано посочувствовала она и вернулась к уборке.
Я помялся. Такое «сочувствие» хлестануло побольнее розги, но боль физическая по-прежнему напоминала о себе.
- Марина сказала у тебя мазь, - проговорил я. – Ты можешь мне…
- Смазать? – повернулась она ко мне.
- Ну или дать ненадолго.
- Марина сказала держать у себя, - покачала головой Вера. – Могу смазать я. Становись сюда, спускай штаны. Ну или так пройдёт.
Она усмехнулась, и я понял, что она прекрасно знает каким унижением будет для меня эта процедура. Я вздохнул и послушно поплёлся к столику, на который она указывала. Добравшись туда, я расстегнул джинсы, приспустил их с трусами и нагнулся, уперевшись руками в столик.
- Ого, чем это тебя? – спросила Вера, подходя.
- Ремнём, - пробурчал я. – А потом ещё пластмассовой указкой.
- Ничего себе! – теперь в её голосе слышалось удивление и действительно некоторое сочувствие.
Вера достала баночку, но почему-то медлила, разглядывая меня. Я стоял в позорной позе, со спущенными штанами.
- А может наподдать тебе ещё, на орехи, за подглядывания в бассейне и в столовой? – вдруг спросила Вера.
- Не надо, - я весь сжался и после непродолжительной паузы добавил: - Прости меня, Вера, я больше не буду.
- Ладно, - протянула она, немного подождав. – Тебе сегодня и так крепко досталось. Но чтобы больше…
- Ни-ни, - поспешил я заверить её. – Правда не буду.
- Хочу верить, - проворчала она и открыла баночку.
Вера смазала мой многострадальный зад, я поблагодарил её, натянул штаны и поплёлся в свою комнату. Раздевшись, я принял душ и рухнул в свою постель ничком, положив на ягодицы мокрое полотенце. Хоть мазь и существенно облегчила мои страдания, я всё ещё чувствовал боль, особенно при резких движениях.
Вечером я услышал, как Вера выходит из своей комнаты, видимо, чтобы поплавать в бассейне. Но я остался в своей комнате и через какое-то время уснул.