Очнулся Иван в лесу. Комаров не было. За ухо трогал кто-то. Сначала подумал, что глюк - по привычке. А оказалось, что это белые пушистые хомячки. Те самые, которых он выручал.
- Вань, - говорят. - Вань. Уф, живой! Насилу и выходили!
И белые пушистые хомячки рассказали Ваньке, что попал он в свирепый кащеев лес, где комары должны были его заморочить, а деревья потом затоптать. Только Ванька в кумаре вёл себя не по порядочному, а словом как всегда - махал руками как оглашенный и перепиздил ни с того ни с сего всех комаров. А ринувшихся на него мёртвых деревьев поломал на дровишки и потом свалился замертво спать.
- Мы тебя и живой водой уже умывали и мёртвой пробовали. Еле отходили! - рассказывали белые хомячки.
- Ну спасибо, маленькие мои, вот выручили, так выручили! А я совсем уже в кащеевых темницах пристроился. Люто там бабонькам приходится, ну да ничего, дай бог только добраться мне до кащеева замка, там ужось я разберусь: Только где он этот замок хуев, вот в чём вопрос!
- Это вопрос не вопрос, - сказали белые пушистые хомячки. - Наша баба-яга знает и где этот замок и как до него добраться в прямки. Она тебе скажет, она теперь у нас добрая и помогает всем, кто только попросит.
Вспомнил тогда Иван про бабу-ягу и пошёл к ней на полянку в гости - дорогу в кащеевы угодья спрашивать.
В царстве бабы-яги порядок был теперь иной. Одна избушка чего стоила - свежепокрашенная, словно умытая весенним дождиком. Лапки светятся и не сидит она, а присаживается. Подошёл к ней Иван, избушка аж вздрогнула:
- Ой, Ванечка родимый, пришёл! - и немного насупившись добавила словно искоса: - Ванюш, а Ванюш:
Ванька понял. С улыбкой он выпростал со широких штанов молодецкий свой дуб и подвёл его избушке под её стыдливо приподнятое ею крыльцо. Избушка застонала и слегка подалась крыльцом, присев слегка на куриных лапках. Ванька понаддал по над самые куриные и избушка жалобно закудахтала.
- А нук шевельни косячком! - прикрикнул Ванька и избушка зашевелила всей своей подналичной пиздой.
Ванька тут же не выдержал и всадил несколько раз на полную глубину. Избушка закачалась слегка и стала медленно опускаться на раздвинутые ножки от горячего оргазма внутри от стремительных ударов волн Ванькиной спермы.
Ваньку подкосило и он присел у крыльца.
- Лихо отодрал! - сказал Ванька.
- Лихо.., - тихо хихикнула вся теперь словно смущённая происшедшим избушка.
- Лихо, - сказала баба-яга, появляясь на крыльце свежеотодранной своей избушки. Баба-яга заметно изменилась с тех пор как повстречала Ивана. Похорошела и вся тихо светилась изнутри. - Здравствуй, Ванюш! Заходи, гостем дорогим будешь.
Перво-наперво баба-яга теперь сама от души Ивана напоила-накормила, а поскольку время было ещё утреннее молодецкое, то и взяла принабухший член Ивана себе вы рот.
- Розочка моя! - приговаривала баба-яга. - Цветочек мой аленький! - и опущенная вниз розочка с трёх волшебных поцелуев ожила.
Ваньку чувствуется подзавело.
- А покажи-ка мне своё гнёздышко! - проговорил он и развернул бабу-ягу к себе раком. Баба-яга подняла спешно на спину подол и широко, как могла, раздвинула ноги, слегка присогнув их и возможно виднее выпячивая промежность. Гнёздышко лежало во всей своей красе как на ладони перед самым носом Ванькиного хуя. Пизда, вся в хозяйку, похорошела, и манила податливо. Редкие тёмные волосы обрамляли нетугое очко и слегка ещё добирались до сраки.
Иван как на лёгкой перине покачал хуем по пизде бабе-яге и она легко пропустила его внутрь. В этот раз Иван понаддал посильнее и баба-яга разгорячилась без парной. Она стащила через голову всё своё платье и осталась совершенно голой. Иван держал её крепко насаживая за бёдра и под ней во всю тряслись сухие горстки двух сисек. На эти сиськи Иван и спустил разряд мощных струй пены, вытащив хуй из пизды бабы-яги и пропустив ей под живот. Оправившаяся от оргазма баба-яга с удовольствием собирала сперму из-под своих грудей, делая питательную маску на лицо. А потом так и села с Ванькой за стол голой продолжать трапезу. Но Ванька, конечно, так продолжать не мог. Слегка приобняв бабу-ягу за груди он стал целовать её в шею и пробираясь рукой к пизде. Баба-яга захихикала и развела под Ванькиным напором в стороны ноги. Ванька добрался ладонью до нежных губ и его пальцы запорхали по пизде словно бабочки. Зажегшийся секелёк дал знать себя и баба-яга ещё раз, смеясь и хихикая, кончила. Далее она не посмела уже столь неосмотрительно оставаться с Ванькой голой за столом.
Теперь Иван мог говорить с бабой-ягой серьёзно.
- Куда ж ты, Ванюша, ласковый наш! Кащей же - это одна тысяча и одно приключение на задницу! Погубит, скотина, и не чихнёт! А с другой стороны конечно и Елену Прекрасную жаль - слов нет. Помогу я тебе, Вань, деваться тут нам с тобой некуда, - сказала баба-яга. - Дорога самая короткая лежит в царство кащеево полем чистым, потом тёмным леском, потом чёрным ручейком. Дам тебе, Ванюш, клубок-колобок - он тебя до места враз доведёт. А только ты сразу-то к месту не спеши, потому как на Кащея с голым хуем не попрёшь, такая пизда хитрая, что надо его рукавицами из ежей брать. Поэтому в чистом поле у вербы одинокой приспустись, там под вербой закопан золотой платок - сгодится тебе. И в тёмном лесу у дуба молнией побитого приохолонь - под дубом перстень зарыт, тоже возьмёшь. А уже у чёрного ручейка деревянный мосток разберёшь по досочкам, потому что не мосток то, а самый меч-кладенец схороненный. Без него тебе вовсе никак. Убить, конечно, этого хуела не рассчитывай, потому как - бессмертный. Но отмандить его по первое и на перевоспитание пустить - давно пора. А то в такую извращень уже ударился, что скоро, сволочь в крови купаться начнёт, гад недобрый!
Выслушал Иван-царевич напутствие, пожелал тогда бабе-яге с её избушкой добра и здравия, поблагодарил и пошёл в дорогу вслед за клубком-колобком, что баба-яга ему на дорогу дала. А баба-яга и избушка её, очень озабоченные, остались позади за Ваньку переживать, да Кащея недобрым словом поминать:
* * *
Шёл Иван чистым полем за подпрыгивающим как румяная девичья задница клубком-колобком. День идёт, два идёт - нет вербы одинокой и нет конца-края пути. Только на вечер уже глядя третьего дня встретил он в чистом поле вербу одинокую. Одинокая верба стояла грустно опустив гибкие ветви почти до самой земли, сама склонившись от своего одиночества.
Ванька остановился у вербы на ночлег до утра. Вечером всё равно искать, что в стогу за иголкой в темноте тыкаться. Расположился Иван под вербой и стал сквозь её ветки на звёзды смотреть. Смотрел и смотрел и чуть не уснул бы уже, когда слышит вдруг голос нежный тихий:
- Ванечка, выеби меня по-надземному!
Огляделся Иван по сторонам - никого. "Чудно:", думает. Запрокинул голову наверх, а там верба одинокая ветвями качает гибкими:
- Это я, Ванечка, с тобой говорю. Совсем опостылело мне моё одиночество. Пожалей Ванечка, на память о себе - ублажи!
"Эх, видать и впрямь не в сласть здесь приходится вербушке", подумал Ванька, расстёгивая ширинку и нащупывая у молодой вербы самое нежное. Хуй попал в молодую упругую расщелину и заметно расширил её собой. Склоненная верба склонилась ещё сильней, а Иван начал с крепка натягивать на хуй игровые струны вербной души. "Ох, не могу больше, Ванюша!:", застонала верба чуть не надламываясь в стволе и вздрогнула сначала крепко стволом, как при ураганном порыве ветра, а потом мелко-мелко и часто задрожала всеми своими веточками и листьями.
Хорошенько оправив вербочку, Иван оцеловал её нежно в дрожащий ствол и растянулся под негой её ветвей на всю ночь. Всю ночь верба играла с Иваном, легко дразня гибкими веточками и нежными лепестками ему во сне поднимавшийся от лёгких прикосновений хуй. Ванька ярился во сне, ему снилось, что он всю ночь дерёт молодую вербу и учит её летать. Поэтому Иван, проснувшись рано утром, долго не раздумывал, а отодрал вербу ещё разок - на дорожку. И дала ему ещё вербочка золотой платок.
- Как будет трудно - махни платком и меня вспомни. Чем смогу помогу!
Поблагодарил Иван вербу. Поблагодарила и верба Ивана. И пошёл Ванька дальше, закорачивая чисто поле и вступая уже в тёмный лес.
День идёт Иван и другой - не расступается лес тёмный и нет на пути большого молнией жжёного дуба. И третий уже день к концу пошёл, когда увидел Иван большой дуб. Сразу увидел, потому что это всем дубам был дуб, кряжистыми лапами подпиравший само небо. Стал Иван под дубом на ночлег. "А утром", думает, "кольцо драгоценное сыщу". Лёг под высокую дубовую сень и стал через густую листву на мелькавшие иногда звёзды смотреть. Смотрел, смотрел, вот и уснул уже почти, когда налетел лёгкий ветер. И услышал Иван, что будто рядом совсем музыка похожая то ли на плач, то ли на стон. И то громче немного, то тише. И долетел до него словно издалека голос могучий, но словно придушенный: "Ой, помоги, брат Ванюшка. Выручи. Пособи:".
"Знать с дубом беда!", подумал Иван и поднялся на осмотр. Беда оказалась явная. Совсем рядом с дубом свирепствовала в буйной зелени молодая липа, ластясь и прижимаясь к могучему телу дуба. Но самый главный, крепкий и заскорузлый сук попал не туда. Никуда вообще он на хуй не попал - промахнулся во время роста мимо самого нежного местечка липы и теперь шёл ядрёно, но мимо вожделенных ветвей. От этого на ветру деревья скрипели как скрипка, грустной музыкой плача молодой липы и стонов могучего дуба.
"Ну это дело мы поправим:", подумал Иван и вскарабкался до дуба на сук. Хорошо уперевшись ногами в живот большого дуба, Иван накрепко загнул молодую липку и направил освободившийся дубов хер в липкую уже от мёда щель липки.
- Ну, будет теперь липовый мёд! - сказал Ванька, любуясь своей работой.
- Спасибо, Ванюш! - поблагодарили Ивана дуб с липкой. И всю ночь легко поскрипывали у Ваньки над головой, будто от лёгкого ветра. И Ваньке снилось, что молодая липка научилась бегать и убежала от дуба, а дуб догнал её на полянке и отодрал раком. А наутро липка подала дубу и дуб выдал Ваньке драгоценное кольцо: "Тяжко станет, поверни на пальце и нас вспомни. Сполним сполна, что потебуется!".
