- Лижи! - захрипела Вика. - Вылизывай! - и я лизал, шныряя языком в её междуножье, целуя её передок так страстно, как, мне думается, не целовал ни передок Катьки, ни куньку Сусанны..."
- Подожди! - вдруг зашипела Вика, при том её задница отпрянула от моего лица в сторону. Она ухватила меня за волосы и потянула за собой, в результате чего мы покинули подоконник, в тот момент, когда дверь Викиной квартиры распахнулась и подъезд наполнил голос её матери:
- Вика? - мы молчали, а потому вскоре недовольный голос матери, одновременно с закрытием двери, произнёс: - Вечно тебе что-то кажется, Павлик, - это был Викин младший брат, что где-то за дверьми заскулил:
- Да, она это была, с кем-то говорила...
- Не выдумывай, - удаляясь, оборвала его мать.
В этот момент Викина жопа уже возлежала на моих ладошках, что были прижаты сим дорогим мясом к бетонным ступенькам, голова же моя по прежнему находилась между широко разведённых ног Госпожи, что приоткрывали моему взору бесстыдно жаждущие меня пизду и анус, между которыми я и делил своё внимание, ныряя языком тот туда, то туда. Кожаные джинсы были наполовину сорваны, только одна штанина по прежнему висела на половине шикарной ножки Вики, другая же без внимания простиралась в сторону, будучи освобождённой от прелестей девушки.
- Клитор! - прохрипела Вика. - Соси его! - я обхватил губами нежный шарик и, мусоля его губами, начал нежно тянуть его в рот, в результате чего, она неожиданно кончила, причинив мне боль своими сильными бёдрами, что люто атаковали мои скулы, отчего я даже застонал, однако, не остановился, тираня её мокрое мягкое влагалище дальше, за что лишился нескольких десятков волос, которые она безжалостно вырвала, сотрясаясь всем телом в сладостных конвульсиях.
С тех времён я стал рабом Вики, которая вела себя по отношению ко мне, как настоящая Госпожа, не давая мне спуску, обращаясь не иначе, как с подвластным ей, заставляя меня выполнять все её заботы по дому, а так же по её телу. У наших одноклассников, к тому времени, сформировалось мнение о нас, как о влюблённой парочке, все думали, что Виктория моя девушка, однако, это я был её, но не мальчиком, а рабом, хотя может и первый эпитет тут тоже подойдёт, так как с этого дня мы постоянно были вместе и, не думаю, что она не испытывала ко мне ничего, кроме жадной похоти, во всяком случае я испытывал к ней больше, чем просто удовлетворение своей рабской сущности. Вика оказалась большой эксперементщицей, постоянно она придумывала новые виды унижения, отчего игра наша или жизнь не надоедали ни мне, ни ей. Она придумала, что негоже рабу смотреть вместе с ней кинофильмы, сидя на одном диване, так как при этом размывается грань между ней и мной, и порешила, что с того дня я, во время просмотра того или иного фильма, должен буду служить подставкой для её ног, то есть ложится возле дивана, макушкой вплотную к нему, а она будет ставить мне на лицо свои стопы, под которыми мне и предстоит пребывать весь фильм (1,5-2 часа!), наблюдая его через малую щёлочку, что допускала она между стопами, и в которую напряжённо таращился один мой глаз. Она придумала, что я должен заходить каждый день за ней, чтобы мы вместе шли в школу, при этом до того, как хлопала отчая дверь, мой язык должен был соблюсти гигиену в её причинных местах, при том нередко Вика норовила не подмываться несколько дней, дабы унизить меня ещё больше, огласив это и сунув мои губы себе в пах, приговаривать: "Я специально для тебя не мылась два-три дня". У Вики оказалось много друзей, к которым мы нередко ходили то на дни рождения, то на новоселья, то ещё куда, и как всегда вечер обычно заканчивался моей пьяной рожей трудящейся в Викиной пьяной пизде, где-нибудь в уютной комнатушке, что нам любезно предоставляли. Особое удовольствие доставляло ей постоянно пугать меня, что сегодня она заставит меня подлизать её при всём честном народе, к примеру, на день рождении, при том она любила вдаваться в детали - говорила, как снимет трусы, сядет на стол, разбросает ноги и призовёт меня к труду и обороне, что я и должен буду сделать при ошеломлённых гостях. Говорила, что как-нибудь сотворит подобное в школе, к примеру, на большой перемене, в столовой, приспустит джинсики и даст мне отобедать у неё в промежности. Или же просто заставит упасть и целовать ей ноги публично, при моих и её друзьях, целовать страстно и самоотверженно... Честно говоря, больше всего меня пугали именно эти разговоры, так как иногда, обычно в нетрезвом состоянии Вика намекала мне на то, что ей хочется так сделать, она незаметно для окружения, но явно для меня чуть раздвигала ноги, глазами указывала себе на пах, облизывала губки, делала строгое лицо, в общем сурово изводила меня, а оттого, что однажды она прямым текстом и громко потребует подобного от меня, я, конечно, застрахован не был. Когда иногда я оставался ночевать у неё, Виктория не допускала, чтобы я лежал так, как обычно лежат молодые люди, то есть она требовала, чтобы я располагался так, чтоб моя макушка не пересекала границы дальше её влагалища, таким образом, я должен был лежать так, чтоб мне в лицо смотрела либо её вульва, либо её задница, а иногда доходило до того, что она заявляла, что сегодня мне придётся моститься в её ногах. Хорошо ещё было, если мы спали на большой родительской кровати, там я занимал более менее сносное положение и, под одеялом, в полной темноте, с зажатой между её ногами головой, долго доводил её до продолжительного оргазма, после чего мне разрешалось поспать, в том же месте, где я и был, и сон мой, обычно, наступал поздно, так как горячее дыхание моё на её вагину, уже после моих праведных трудов, вновь распаляло её и нередко мне приходилось заниматься её гениталиями по три-четыре раза. Хуже было, если мы потчевали на её кровати, которая не отличалась величиной, и Вика, зная это, загоняла меня в самый низ, к её ногам, где я, сморщившись, свернувшись в узелок, пытался разместиться так, чтобы тело моё не распространилось далее её пяток. Подушкой в этом случае мне служили её горячие, кисловатые на вкус стопы, далее которых осуществлять экспансию мне было строго запрещено. Что говорить о том, что за неимением биде, но, считая, что после каждого мочеиспускания, да и "большой акции" необходимо подмыться, Вика заставляла меня потеть над своей пахнущей мочой пиздой или отдающей фекалиями жопой. Что говорить о том, что делая уроки, кушая, читая книгу, ей нравилось, чтобы я в это время лежал уткнувшись носом в её ступни и подобострастно целовал их, не останавливаясь ни на секунду, пока она не закончит. Что говорить о том, как нравилось ей уложить меня на пол и вставать на моё лицо всем своим весом, давя на мой череп своими чудными ножками. О том, как она, когда мы возвращались из гостей, дико вдруг захотела пописать, тут же преисполнилась новой идеей, загнала меня за гараж, приказала упасть на землю, затем приспустив узкие брючки и трусики, упала на меня своей задницей, затем приподняла её и разветлённо пописала, залив всё моё лицо, шею и верхнюю часть одежды. Думаю, не стоит упоминать о том, что эта процедура была взята ею на вооружение и редко не было дня, когда в горле моём не разбивалась горячая жёлтая струя, что заливала моё лицо, а на губы высаживала соль. Это стало нравиться ей до того, что частенько в непосредственной близости от туалета, где призывно журчал керамический друг, она просто брала меня за холку, вела на балкон, сажала у себя между ног и писала, намеренно быстро, чтоб я не успел глотать, захлёбывался, заявив предварительно, что если хоть одна капля упадёт на холодный бетон, мне придётся доставать её прямо оттуда. Иначе, понятно, и быть не могло, и опорожнив в меня свои закрома, она молча указывала на бетонный пол, где в немалом количестве пребывало жёлтых капель, которые ещё около десяти минут я собирал ртом и губами. Иногда она устраивала день красоты, когда я помогал ей доводить её, прекрасную, до совершенства. Одним из пунктов такой помощи было моё положении внизу, у её стоп, когда она, к примеру, лениво смотрела телевизор, где я осуществлял, так называемое "холение пяток", посасывая последние нередко около часа, для того, чтобы, выражаясь её языком, они приобретали нужную мягкость и шелковистость. Другим таким пунктом были такие мелочи, как маникюр и педикюр, который я вскоре научился делать быстро и профессионально. Нередко Вика вынуждала меня подстригать её лобок, где растительность была довольно-таки богата, кроме того, делать это мне приходилось маленькими ножничками, отчего занятие это нередко растягивалось на час, а то больше, кроме того во время этого моего длительного ухаживания за её промежностью, она могла дико возбудиться и сунуть мои губы к себе в щель, где я, колясь об теперь короткие волосики, кроме того, что тушил пожар в её жадной вагине, собирал ртом колючие чёрные волосики, которые застревали у меня в зубах, прилипали к нёбу и языку, чем вызывали некоторый дискомфорт. Самым пакостным тут была "прочистка дымохода", когда я шустрил в её анусе, стараясь залезть языком, как можно глубже, туда, куда, как говорила она - "только ты залезешь". Последним штрихом, который явнее явного подтвердил наличие богатой фантазии у Вики, была её очередная нетрезвая идея выгулять меня, как собачку, когда она предъявила на мой отказ ультиматум, где объявила, что если нет, то между нами тоже всё кончено, после чего я послушно встал на колени, позволил нацепить на себя ошейник, и в пол двенадцатого ночи мы двинулись на прогулку, во время которой я молился, чтоб нам никто не встретился и Всевышний услышал мои молитвы.
6. Чем всё кончилось...
На самом деле это и не кончилось, и по сей день Вика является моей Госпожой, хотя уже прошло много времени и мы давно стали взрослыми людьми, мы иногда расстаёмся, то я, то она находим себе иную пассию, однако, вскоре вновь возвращаемся к друг друга, потому что уже не представляем, что будем без друг друга делать. Как-то меня навещала Катька, в начале Вика позволила мне периодически ласкать мою первую Хозяйку, однако, вскоре ограничила это право пользования, запретив мне ублажать последнюю вне своего присутствия, а после сузила Катькины права ещё более, заявив, что та получит своё лишь после хорошей обработки её, Викиной плоти. Кончилось всё тем, что Мою Госпожу обуяло острое чувство собственности, которое запретило мне ласкать кого бы там ни было, а, как-то приревновав меня к Катерине, с которой у меня после запрета ничего и не было, не услышав от меня весомых доказательств моей невиновности, она всласть наиздевалась надо мной, заставив удовлетворить её орально 5 раз, при том каждый следующий раз давался всё труднее, в результате чего, после третьего раза, который длился около получаса (!), я, с онемевшим от усталости языком, взмолился о пощаде, пообещав никогда никого не ублажать, кроме хозяйского тела Виктории. Обещание я нарушил только раз, когда как-то ко мне в гости заглянула Сусанна, которую я не видел около года (она ушла из школы) и около трёх часов мы сидели с ней на кухне, она рассказывала о своей жизни, а я сосал пальцы её ног, ласкал внутренние стороны стоп, затем сделал ей яростный куннилинг и с мокрым от её выделений лицом так же был сурово трахнут. После мы виделись несколько раз в общих компаниях, где вели себя официально по отношению к друг другу.
