В школу я шла с радостью. Все какое-то разнообразие в жизни. В течение лета я почти ни с кем из одноклассников не встречалась и очень удивилась, увидев, как все изменились. Ленка та, вообще, стала совсем другая, такое хозяйство впереди заимела, пацаны глаз оторвать не могут. А сами мальчики, это уже не те угловатые подростки, с которыми мы носились по классу минувшей весной.

Бог мой, что они с нами вытворяли! Сколько пуговиц на платьях оторвали, не сосчитать. Мать все удивлялась, почему отрываются пуговицы только на груди, почему с рукавов не отрываются. Что пуговицы! Лидке однажды оторвали застежку от чулок. А с Людки, ей богу, не вру, сняли лифчик и до конца уроков не от- давали. Вот какие у нас мальчики. Точнее, девочки.

Первого пришли все расфуфыренные. Банты, как в первом классе. Фартучки белые. Носочки, туфельки - загляденье. Платья такие куцые, что можно только стоять, если нагнуться, то укол в попку можно делать без дополнительного раздевания, вот она - ягодичка, перед глазами, а если сесть, то тянуть подол книзу и сжимать коленки не нужно, это все равно глупо и бесполезно, дома об этом надо было думать и одевать трусишки чистые и покрасивее.

Представляю, как это действует на наших мальчиков.

Мои отношения с Андреем совсем разладились. За все лето мы встречались три или четыре раза. Самой памятной была встреча в дюнах. Тогда, когда у нас едва не случилось... Это самое. Но почему-то именно после этого Андрей и стал меня чураться. Может, он обиделся, что так случилось? Но разве я в этом виновата? Скорее, это у него не получилось. Может, из-за этого он и стал иначе ко мне относится? А еще мне сказали, что он ходит со своей одноклассницей. Грустно.

Зато у меня теперь есть поклонник. Странно, но он мне даже снится. Я ему об этом сказала, а он ответил, что я ему тоже снюсь, только каждый день. Все сны, правда, для детей до шестнадцати, так он выразился, когда я попросила его рассказать сон.

Вечерами я часто хожу к нему в гости. Тайком, правда. Неужели никто еще не знает? Мне кажется, я в него понемногу влюбляюсь. Я привыкаю к нему. Мы сидим все на той же скамейке, иногда подолгу. Сначала тихо разговариваем, потом как-то так происходит, что мы начинаем целоваться. Он усаживает меня к себе на колени, начинает гладить то грудь, то ноги. Но он послушный, и я могу остановить его в любую минуту. Не то что Андрея. С тем доходило до слез.

Становится холоднее и уже несколько раз он предлагал мне зайти в дом, попить чаю, согреться. Я отнекиваюсь, в дом я боюсь.

Недавно была такая лунная ночь. Мы сидели и тихо разговаривали. Было холодно. Он набросил мне на плечи свой пиджак и все удивлялся, почему я не хочу зайти в дом.

- Ведь там тепло, я печку протопил, - говорил он.

- Нет, сегодня нет, - отвечала я.

- Ну нет, так нет, будем всем своим видом отгонять зиму.

- Как отгонять?

- Ну, она увидит, что мы тут сидим и не боимся ее и не придет в наши края.

- Да, хорошо бы.

- Анюта, ты заметила, что лунные ночи никогда не бывают теплыми?

- Нет, не заметила.

- А вот понаблюдай. Даже летом лунные ночи обычно холоднее.

- Хорошо, понаблюдаю. Если будет с кем.

- Давай со мной, если хочешь. Ты, кстати, как, всегда ночуешь дома?

- В смысле?

- Ну, было ли такое, чтоб ты ночевала где-нибудь на природе, чтоб в поход с ночевкой и все такое?

- С ночевкой? Было - один раз.

- Небось, спали в одной палатке с мальчиками?

- Нет, что ты, в разных.

- Целовались, отойдя от костра?

- Может кто и целовался, не знаю.

- А с Андреем ты как?

- Что "как"?

- Не ночевала на природе?

- Нет, я же сказала, это было один раз и Андрея с нами не было.

- Ну, не сердись. Знаешь, почему я спрашиваю?

- Не знаю.

- Я ревную тебя к твоему мальчику. Я хочу быть на его месте. Быть таким же молодым, чтоб ты меня также любила, как его. Как жаль, что мое время уже прошло и не могу рассчитывать на твою взаимность.

- С чего ты взял, что ты старый? Тебе ведь только тридцать.

- Да! Ты знаешь я совсем не ощущаю своего возраста. Вот, нет груза лет.

- А чего же ты тогда?

- Что?

- Говоришь, что старый.

- Мне кажется, что ты так думаешь обо мне.

- Совсем не думаю.

- Анюта, а ты смогла бы меня полюбить?

- Ну, я не знаю, я ведь тебе уже говорила.

- Я бы тебя на руках носил.

- Я и так сижу у тебя на руках.

- Ты чудо. Дай, я тебя поцелую.

- Ну что ты делаешь? "Поцелую", а сам что?

- Что?

- Ничего. Рука твоя где?

- Нигде. Ее нет здесь. Она, может, живет своей жизнью.

- Саша, ну не надо. Ну, пожалуйста.

- Анюта, милая, я влюблен в тебя. А он тебя так трогал?

- Не помню.

- Значит, трогал. Почему же мне ты не позволяешь?

- Потому что нельзя.

- А если хочется?

- А если хочется, то перехочется.

- Анюта, я только об одном тебя попрошу.

- О чем? Ах, Саша, ну, не надо. Ну, что ты делаешь. Пусти, я рассержусь.

- Ну я чуть-чуть, ну, не сжимай мою руку. Ну, пожалуйста, я люблю тебя.

- Саша, ну, Саш.

- Как у тебя тут горячо, а говоришь, что замерзла.

- Это у тебя рука горячая. Саша, не надо.

- Аня, я хочу посмотреть.

- На что посмотреть?

- На то, что трогаю сейчас.

- Ты с ума сошел.

- А что? Пальцами можно, а глазами нельзя?

- Нельзя.

- А пальцами?

- И пальцами нельзя!

- Но мои пальцы там.

- Вот и убери их!

- Ни за что на свете. Знаешь, что?

- Что?

- У тебя очень красивые ноги. И здесь, и здесь. А тут - нет слов.

- Но это уже и не ноги.

- А что?

- Скорее, живот.

- Нет, живот выше, живот вот тут.

- Саша, ну перестань, ну, что ты делаешь.

- Проверяю, где живот.

- Саша, а как ты думаешь, который час?

- Наверное, полпервого.

- То-то и оно. Бечь пора. Пусти-ка меня, миленький.

     Шестое октября. Что это за день? Не в этот ли день Кутузов оставил Москву?

Не в этот ли день одна Анна бросилась под поезд, а другая пролила масло?

Нет? Тогда почему именно в этот день я стала женщиной?

Меня никто не гнал. Сама пошла. Сама. Он как сказал? "Хочешь - приходи, не хочешь - не приходи". И я пришла. Значит, что? Захотела? Захотела. Смотрю на себя в зеркало, вспоминаю, как это было и жалею себя, дуру набитую.

Хорошо помню, как подошла к калитке их дома. Он уже ждал меня. Видимо, запер свою собачонку, чтоб не залаяла. Озираясь, открыл калитку, взял меня за руку, словно боялся, что я убегу и повел в дом. Остальное было, как во сне.

Праздника потери девственности не получилось. Сразу посадил меня на кровать, словно это было единственное место, куда можно усадить пришедшую в гости девушку. Руки его дрожали, он не мог справиться с застежками и пуговицами.

- Зачем ты столько на себя надела? - спросил он раздраженно.

Знал бы он, как долго я одевалась, оценивая ту или иную вещь, исходя прежде всего из того, что все это он увидит, а, главное, снимет с меня. Но он все так и не стал с меня снимать. Так я и вошла во взрослую жизнь, в чулках, в лифчике и в комбинации. Комбинация и пострадала больше всего. Простынь я кое- как застирала, а комбинацию пришлось засунуть в полиэтиленовый мешочек и положить в сумочку. Домашнее задание.

Ваши ощущения, мадам?

Все-таки больновато. И стыдно. От того, что впервые голая, что крови столько.

Ваши мысли, мадам?

А вот это я помню хорошо. Подумалось, что я похожа на цыпленка на сковородке. Так же широко раздвинуты ноги, такая же беспомощная. Еще подумалось, что ска- зала бы моя мамочка, увидев меня за этим занятием.

Чего Вам больше всего хотелось, мадам?

Больше всего хотелось, чтоб он прекратил, я даже сказала ему об этом, в ответ он задергался еще резче, бессвязно шепча что-то вроде "сейчас, сейчас, нельзя же так, потерпи, я уже не могу остановиться, я сейчас". И я потерпела. По его исказившемуся лицу я поняла, что он пересекает финишную ленточку, но там, в себе, я так ничего не ощутила, кроме все той же боли.

Чего Вы больше всего боялись, мадам?

Забеременеть. Все его сказки про предосторожности остались сказками. Он сделал все, что хотел и обо мне не думал. Потом я долго пыхтела над своим календарем, пока не убедилась, что мне просто повезло.

Что бы Вы хотели добавить из глубоко личного, мадам?

Из глубоко личного мне хотелось бы отметить, что пальцем у него получалось куда лучше. Увы!

Две недели после этого знаменательного, но невеселого события я с трудом приходила в себя. Мишка требовал свиданий, я ему отказывала. Мне уже сообщили, что он ухлестывает за Катей. Да я и сама это видела. Наконец, мы встретились вечером, это произошло, скорее, случайно. Не исключено, что он просто подстерег меня возле моего дома. Около часа мы ходили с ним по улице. Говорили так, ни о чем. Он мне был неприятен. Он был похож на лиса.

- Ты как? - спросил он осторожно.

- Что - "как"?

- Ну, это... Ты не залетела? - выдохнул он испуганно.

"Залетела! Еще как залетела!" - хотелось мне сказать ему. "Что связалась с тобой - залетела! Что дала тебе - залетела! Что дура я - залетела!"

Но я этого не сказала.

- Вроде нет. Да и рано еще... - прошептала я.

- Так, может, нужно провериться... - прошипел этот змей.

- Проверься. Отчего не провериться. - усмехнулась я.

- Ты все шутишь. Ведь, чем раньше, тем лучше.

- Я про это и говорю. Чем ты раньше проверишься, тем лучше.

- На предмет чего ты предлагаешь мне проверяться? - обиделся Мишка.