Василий Ситников застрял в порту города Красноярска. Наглухо. Ни копья в карманах. Он их выворачивал по нескольку раз, да что толку - если не ложил, откуда ж они возьмутся? Во, попал! Загулял так загулял!
Но разве после восьми лет отсидки на строгом режиме нельзя себе позволить хоть раз да оторваться? От души. Чтоб земля дрожала. По-русски.
А в итоге что? В карманах пусто, на душе - тоска собачья. Уныло. А вчера какой орел был! Бухой сел в самолет - стюардесса чуть не вытолкала вон, спасибо, пассажиры заступились, когда стал рвать на себе рубаху и шапку об землю швырять, ругая злую судьбу-кручину, которая засадила его на долгие годы в проклятущую тюрягу.
Теперь мужичонка в клетчатом подростковом пальто - другого кенты не нашли, - который сидел в углу тесного от людей аэропорта весь какой-то ужатый, смятый, пришибленный, даже отдаленно не напоминал того ухаря. А ему ж надо было дальше лететь. Эх, угораздило его родиться на краю света, в забытой Богом и людьми холодной Якутии! Родители виноваты Точнее, предки Чего им не сиделось в Нижнем? Потянуло, понимаешь, на новые земли Империя! Мать ее за ногу
В желудке урчало, в голове шумело, а всего тошнило. Напротив на красном чемодане сидела бабенка в серовато-желтого цвета шубенке из искусственного меха, делавшей ее вовсе круглой и похожей на грязного белого медведя. Она с аппетитом уплетала хлеб с колбасой, закусывая какими-то соленьями из открытой стеклянной банки, стоявшей прямо перед ней на расстеленном платке. Прямо персонаж из фильма о гражданской войне. Изредка ее взгляд останавливался на Василия. В ее глазах, чистых-чистых, таилась какая-то грустинка, но в углах выцветших губ играла улыбочка. Лицо у нее было в мелких, еще не очень заметных морщинках, из-под большой мужской шапки выбивались пряди рыжеватых волос. "Пойти, стрельнуть что ли сигаретку у кого?" - подумал Василий и хотел было подняться с корточек, тут его и окликнула женщина:
- Парень!
Василий остановился, глядя на нее.
- Не хотишь покушать? Ежели че, так садись, потрапезничай со мной, - сказала женщина и с невыразимо добрым чувством в голосе ровно так произнесла: - Вижу, голодный ты, браток. Так что, не стесняйся.
И словно кто-то мягкой, но безжалостной рукой сдавил Василию горло, аж дыхание перехватило. Этот грудной голос напомнил другой, родной, из забытого детства. Мать Будто выглянуло из размытого временем далека милое лицо Отец сильно пьянствовал, и почти каждый день они с матерью ругались и дрались, а однажды мать увезли в больницу, и оттуда она уже не вернулась. Отец стал пить еще сильнее, совсем опустился и умер под забором своего дома. И с десяти лет Васек с сестренкой пошли по интернатам да детским домам. А в восемнадцать Вася загремел в тюрягу. За хулиганство. Сперва на год. На свободе гулял только несколько месяцев. Второй раз залетел надолго - на восемь лет. Челюсть одному в пивной вывернул напрочь. И драка-то пустяшная была, так просто ни из-за чего. Мужик совсем незнакомый. Могли разойтись по жизни и ни разу не встретиться. Кружку не поделили, ну и пьяная кровь в голову брызнула, так пошло-поехало. И, вот, поди ж ты - восемь лет. Получай - не жмись. Теперь свободен. От звонка до звонка. Вручили Василию билет до Красноярска, потому как из Ташкента до малой его родины рейсов не было, и сто рублей на дальнейшую дорогу. Чего хотишь делай
- Спасибо, - буркнул Василий. - Не голодный я
- Не стесняйся. Садись. Спасибом сыт не бушь, - и женщина чуть подвинулась, показывая рукой место рядом, дескать, приземляйся.
А Василий уже рвал хлеб, колбасу руками, таскал грибы из крынки. За ушами его аж хрустело.
- Вот, я ж говорила, голодный - тихо сказала женщина, разглядывая его. - А ты очи до долу Натальей меня кличут. А тебя как? И что с тобой, парень? Куда летишь?
"Натальей?" v подумал Василий, и сердце его сильно-сильно забилось. Ведь и мать так звали. Глянул Василий на женщину еще раз исподлобья и неожиданно для себя начал рассказывать все о себе, ничего не тая, не приукрашивая. И тут же выражение лица Натальи резко изменилось - она нахмурилась и пристально стала всматриваться в Василия, то краснея, то бледнея, потом спросила:
- Голова болит?
- Трещит, - ответил Василий.
Наталья порылась в сумке и вытащила немного початую бутылку водки. Налила в стакан и протянула Василию:
- Подлечись.
- Вот это да-а Сказка!.. - с этими словами Василий одним духом опрокинул в себя содержимое стакана. Посидел, чувствуя, как разливается по телу приятное тепло, блаженство. Жизнь снова засверкала всеми своими радостями, и он выдохнул:
- Эх, сейчас бы еще закурить!
- Есть у меня сигареты, - сказала Наталья и вытащила из кармана шубы пачку "Примы": - Кури.
- Ну, ты, Наталья, впрямь как волшебница, - качнул головой Василий.
* * *
Когда он стоял и курил у дверей аэропорта, сзади раздался голос Натальи:
- И кто ждет тебя тама?
- Сестра Да не знаю теперь точно, там она или уехала куда?
- Я... ведь тоже... из тех краев... Жила когда-то там, - задумчиво сказала она и встрепенулась: - Я сегодня ночью вылетаю. Гостила тут у сестры недельку. Затосковала вся! Хозяйство у меня... Знашь что, я тебе оставлю свой адрес. Ежели что, приезжай. Нам в совхозе нужны рабочие руки.
Она протянула клочок бумаги.
- А я завтра прошвырнусь в город. Надо ж подзаработать, - сообщил Василий.
- И сколь ты бушь подзарабатывать? Месяц? Год? А жить где бушь? - спросила Наталья.
- Эх! Где наша не пропадала! - ответил Василий.
- Слушай, Вася! - выдохнула Наталья прямо в лицо Василию. - Поедем со мной. Я ж говорю, в совхозе для тебя место найдется!
Задумался Василий, потом говорит:
- Дак ведь у меня все равно денег нет.
- Я заплачу за тебя, - отвечает на это Наталья. - Потом расплатисься
И махнул тогда рукой Василий:
- А поехали! Какая разница - где русскому мужику помирать!
* * *
Вот так Василий попал в этот поселок, затерянный средь тайги.
Дом у Натальи оказался старым, но все еще крепким пятистенком с просторными сенями. Двор был большой, весь в строениях.
- У меня коровы, свиньи, куры. Хозяйство! - сказала, входя в дом, Наталья. - Завтра я тебе истоплю баньку. Отойдешь душой и телом. А сейчас поужинам...
Она сидела напротив, подперев щеку рукой, и смотрела на то, как жадно ест Василий.
- Знаешь что, Василий...
- Что? v он оторвал взгляд от тарелки и глянул на Наталью.
- Знаешь что... v охрипшим голосом сказала она. v Ты... ты... ведь мой сын...
Вскричал Василий и вскочил на ноги, отталкивая от себя тарелку. Она полетела на пол и с грохотом разлетелась на мелкие куски.
- Что-о-о?!!! Моя же мать... умерла!!!
- Живая я, Вася... Живая!
Василий опустился на стул и, потеряв дар речи, уставился на Наталью.
- С отцом твоим мы жили как кошка с собакой. Сильно он пил... Бил почти кажный день... Однажды избил до полусмерти... В больницу попала... А меня в город увезли... Долго лечилась, а когда вернулась, вас уже с Веркой-то не было. Искала вас, да мне сказали, что вы умерли в детском доме... v по лицу Натальи катились слезы. Она плакала молча. v И я уехала к сестре, в Красноярск... но в городе жить не смогла... Сюда вот приехала, и, вот, уже почти двадцать лет живу здесь... Доярка... Я тебе этого не сказала там, потому что боялась v убежишь...
Потрясенный Василий не мог проронить ни слова, но на душе расплывалось тепло неведомого ранее чувства покоя.
Они сидели у печки на лавочке. Мать гладила сына по голове и что-то говорила, а Василий молча курил сигарету за сигаретой...
Потом она постелила ему в просторной комнате, а сама ушла в другую, напротив. Свет потушила.
Сон не шел. Лежал Василий и все думку думал. Потом поднялся, вытащил сигаретку из пачки, лежащей рядом на стуле, подошел к окошку и закурил. Небольшая электрическая лампочка выхватывала из тьмы круг, покрытый толстым слоем снега, который искрился тысячами звезд, как новогодние блестки. А всего несколько дней тому Василий был средь жаркого лета Средняя Азия
"Ма-ма... v тихо выговорил Василий и подумал. v Когда я в последний раз говорил это слово?.. Отвык... совсем отвык... Но чудеса... чудеса да и только..." Если бы он верил в Бога, он сказал: "Благодатны дела твои, Господи!"
Было тихо. Не просто тихо, а покойно. Лишь изредка где-то лаяли собаки
"Вот это и есть тихая гавань, - подумал Василий. - Матерый уют Э-эх"
В комнате Натальи вспыхнул свет торшера, и раздался ее голос:
- Чего, сынок, не спится?
- Да я так. Думаю - ответил Василий и заглянул в комнату.
Наталья в длинной до пят белой просторной рубахе сидела на кровати.
- Тоскливо? - спросила она.
- Почему же? - пожал плечами Василий и тихо улыбнулся. v Как мне с... мамой может быть тоскливо?
- А у тебя баба была? v спросила Наталья.
- Нет. Так случайные и только...
- А ты хочешь?
- Как? v у Василия перехватило дыхание.
- Бабу поебать, - как-то запросто сказала стремное слово Наталья.
Словно пригвоздило Василия на месте. Он стоял и молчал.
- Не затосковал в колонии за столько лет по бабе-то? - снова спросила Наталья.
Василий сглотнул слюну и лишь неопределенно замотал головой.
- Я тебе могу подсобить... Ведь и у меня... давно не было мужика... А ты уже большой... совсем как чужой... А мы же и есть мужик и баба... Ты как?
- Да я что?.. Да я ничего - забормотал Василий.
Трусы аж рвало от напора.
- Подойди сюда, - сказала Наталья и, когда Василий, словно загипнотизированный, подошел к ней, сунула руку ему в трусы. v Видишь, какой он у тебя крепкий... А я вся мокрая...
Она чуть откинулась назад и сняла через голову рубаху:
- Смотри, Вася.
До пояса вывалились большие груди с коричневыми сосками. Она их приподняла снизу руками, потрясла и вздохнула:
- Пятый размер. Лифчиков не ношу
Белый ее живот был в толстых складках, а сама она была в больших синих панталонах до колен.
