Пролог.
Прыг-скок, прыг-скок, прыг-скок, игра в самом разгаре! Две девочки явно разгорячены, крутят скакалку изо всех сил, а ещё две прыгают как козочки, форменные тёмно-красные платьица задираются до животов, обнажая девичьи ножки и белые хлопчатобумажные трусики. Ножки в красных туфельках и белых гольфиках стройные, прыгучие, движения их чёткие, отлаженные. Смотреть на них- одно удовольствие! Но всё же делу время, как говорится.
- Так, девочки, перемена окончена, - командует наставник Квинт, - возвращаемся на занятия!
Красные от напряжения, но довольные девчонки собирают скакалки и с весёлыми улыбками идут, взявшись за руки, со двора в здание гимназии.
А гимназия эта не совсем обычная, точнее даже будет сказать- совсем необычная. Да и девочки наши- вовсе не девочки в традиционном смысле этого слова. Ведь традиционно девочки рожались мамами, ну, или, на худой конец, выращивались в пробирках, а вот наши девочки производились на фабриках. Фабриках кибернетической жизни, или сокращенно: ФКЖ. На этих фабриках производились не только маленькие милые девочки и не только лишь люди, но выпускались и другие живые и неживые организмы и механизмы.
Всех их объединяло одно: новейший сверхмощный искусственный интеллект, являющийся страшным секретом Корпорации, владеющей и управляющей данными фабриками. Но сейчас речь пойдёт всё же не о фабрике, а о её произведениях, обучающихся на данный момент в этой закрытой гимназии. О киборгах с человеческой кровью и плотью, но с атомным мотором вместо сердца и электронными мозгами. Киборгах с нечеловеческими возможностями.
Девочки зашли в класс и расселись по одиночным партам. Наставница Георгина поприветствовала их. Рядом с ней стояла ещё одна девочка. На ней уже было надето форменное платье и туфли. Это была смуглая высокая брюнетка с миндалевидными темно-карими глазами, как и все фабричные девочки- с безупречно красивым лицом. Георгина представила её остальным:
- Девочки, познакомьтесь, наша новая ученица, Хризантема-Р-747, для вас просто Кики.
Девочки привстали и пропели хором:
- Очень приятно, Кики!
Потом каждая представилась отдельно, начиная с первой парты, заканчивая последней.
- Ирис-М-12, или просто Герда.
- Бархатец-А-379, или просто Джи.
- Ирис-Р-43, или просто Мари.
- Орхидея-С-2408, или просто Номи.
Кики удивлённо вскинула брови:
- Ирисы ведь такая редкость, а у вас сразу две?!
- Так ведь гимназия находится на территории бывшей северной Европы, - объяснила ей Георгина.
Девочка понимающе кивнула и уселась на своё место.
Глава 1. Мари.
Она вышла за калитку гимназии ровно в половину второго, и сердце Джима сжалось: впервые увидев её издали, он был потрясён, он не мог предположить, что она столь хрупка и миниатюрна, даже уже не гимназистка, а почти что Красная Шапочка, девочка из сказки, чудесный эльф в красненьком пальтишке и таком же красном платьице под ним.
- Здравствуйте! - Её голосок, звонкий, очаровательный, который он не спутает ни с чьим другим, который он жаждал услышать всю ту проклятую, бесконечно тянущуюся неделю, чуть не сведшую его с ума, неделю мучительной, дурацкой невстречи.
Его руки тянутся к ней, прикасаются, трогают, держат. Он хочет убедиться, что она не призрак, не голограмма в тихо мнущемся пальто.
- Здравствуйте, Джим, - повторяет она, наклоняя голову и исподлобья глядя на него чудесными зелёно-серыми глазами. - Что же вы молчите?
А Джим молчит. И улыбается.
- Долго меня ждать изволили?
Он отрицательно мотает головой.
- А я невозможно зашиваюсь с хуманиторой. - Скосив глаза на заваленный старым хламом угол, она поправляет юбку. - Ума не приложу, что с ней делать. Только три дня назад раздать пособия соизволили наши преподы. Представляете? Три дня. И это на хуманитору! Безобразие.
Джим лишь продолжал улыбаться словно идиот и пялиться на неё.
- Правда, долго меня ожидали? - Она строго морщит тонкие светлые бровки.
- Вовсе нет, Мари.
- Пойдёмте, подышим свежим воздухом. - Она вцепляется в его рукав и тащит за собой.
Он идёт рядом с ней как зомби.
Мари держится за его руку, красные полусапожки цокают по асфальту, крошат подмороженные с ночи лужицы. В этих красных полусапожках и красной форме на школьной площадке он её и увидел впервые. Стоя в мелом очерченном круге, девочки играли в свою любимую игру. Резко полетел вверх голубой мяч, выкрикнули её имя. Она бросилась, но не поймала его сразу, мяч ударился об асфальт, подпрыгнул, она схватила его, прижав к красной форменной груди со значком "В", выкрикнула: "Штандер!" И разбежавшиеся гимназистки замерли, парализованные строгим немецким словом. Она метнула мяч в долговязую блондинистую подругу, попала ей в голову, заставив громко и недовольно ойкнуть, и прыснула, зажав рот ладошкой, присела на прелестных ножках в белых колготках, закачала очаровательной, оплетенной русой косою головкой, бормоча что-то извинительное, борясь со своим дивным смехом:
- Дайте мне вашу руку, - вдруг говорит Джим и сам забирает её ручку в перчатке.
- Это ещё зачем? - смотрит она исподлобья.
Он отводит рукав пальто и припадает губами к её запястью, к дурманящей теплоте и нежности. Не противясь, она глядит молча.
- Я без ума от вас, - шепчет он я в эти ручки. - Я от вас без ума: без ума: без ума:
Её бледное эльфийское запястье не шире трёх его пальцев. Он целует его, припадает, словно вампир. Вторая ручка дотягивается до его головы.
- Вы слишком рано поседели, - произносит она тихо. - В тридцадь семь лет и уже почти весь белый! На войне?
Нет, он никогда не воевал.
- Да, в уйгурском плену, - врёт он.
- Бедненький! - Мари снова гладит его по голове.
Он обнимает её, поднимает к своим губам. Вдруг она ловко, словно белочка, выскальзывает из его объятий, бежит вдаль по переулку. Он пускается вслед за ней. Она сворачивает за угол. Бегает она превосходно.
- Куда же вы? Постойте! - он тоже сворачивает за угол.
Её красное пальтишко с такой же красной шапочкой мелькает впереди. Она бежит по безлюдной улице к серо-бурой громадине окружной стены. Подбегает, встает к стене спиной, широко разводит руки.
Её фигурка настолько крохотна и ничтожна на фоне мрачной пятнадцатиметровой стены, нависшей серой, грозной волной, что ему становится страшно: вдруг это бетонное цунами накроет его прелесть? И ему никогда больше не доведется держать Мари в своих объятьях?
Джим подбегает к ней. Она стоит, закрыв глаза, прижав разведенные руки к стене.
- Люблю стоять здесь, - произносит она, не открывая глаз. - И слушать, как за стеной гудит Город. Вот увидеть бы его ещё один разок! Жаль, что нам, сиротам, туда нельзя.
Джим поднимает её как пушинку, шепчет в нежное ухо:
- Смилуйтесь надо мной, мой ангел.
- И чего же вы хотите? - Её руки обвивают его шею.
- Чтобы вы стали моей.
- Любовницей?
- Ну что вы, возлюбленной!
Её губы приближаются к его.
- Даже так?
- Только так.
- А как же ваша супруга?
- О, прошу, Мари, не напоминайте мне в такой момент так жестоко о самом постыдном, я и так полностью разбит и унижен!
- Сколько это будет стоить?
- Десять золотых кредитов.
- Большие деньги, - не по-детски рассудительно говорит она в его губы. - А можно мне: можно на землю?
Он опускает её. Она поправляет шапочку. Её лицо как раз на уровне его сердца, где сейчас происходят атомные взрывы желания.
- Пойдём? - Мари берёт его за руку, словно он её однокашник.
Они идут вдоль грязной и мрачной стены, мимо серых заброшенных и полуразрушенных домов. Джим любуется сосредоточенным личиком своей вожделенной Мари. Она думает и решает.
- Знаете что, - медленно произносит она и останавливается. - Я согласна.
Он сгребает её в охапку, начинает целовать тёплое бледное личико.
- Подождите, ну: - упирается она ему в грудь. - Я смогу только на следующей неделе.
- Бессердечная! - Джим опускается перед ней на колено. - Я не доживу до следующей недели! Умоляю - завтра, в любое время.
- Хуманитора, - вздыхает она. - К послезавтра надо написать и сдать. Иначе - сделают мне плохо. С первой четверти я в черном списке. Надо исправляться.
- Я умоляю вас, умоляю! - целует он её тоненькие красные перчатки. - Пятнадцать золотых кредитов!
Мари опять о чём-то задумалась.
- Ну же, ну?! Двадцать, и завтра, молю! И я обещаю попробовать ещё раз показать вам Город!
- Двадцать пять, и сегодня. И Город. - Её голос стал холодным и строгим.
- Да-да, я согласен!
- Кредиты вперёд, сами понимаете.
Джим вскочил, просунул руку за пазуху своего длинного пальто, достал кошелёк и стал суетливо открывать его дрожащими руками. На грязный мокрый асфальт со звоном посыпались блестящие полупрозрачные монеты. Джим упал на колени и стал неловко собирать их. Мари звонко прыснула в ладошку.
- Простите, простите, я такой неловкий! Ой, ты, божечки мои... Вот... Вот ваши кредиты.
Мари забрала из трясущихся ладоней горсть монет. Тщательно пересчитала. Протянула назад сдачу.
- Тут двадцадь семь с половиной, вот ваши два с полтиной.
- Не надо, не надо, заберите себе всё! - Джим сжал её ладонь и протянул обратно. - Где вы хотите? В гостинице, в нумерах?
- Здесь недалеко, я ещё хуманитору успею сделать!
Мари снова схватила его за рукав и потащила за собой. Джим тащился за ней как сомнамбула. Они зашли в подворотню, в какой-то глухой тупик. Мари придавила Джима спиной к кирпичной стене. Опустилась перед ним на корточки, распахнула полы длинного серого пальто, расстегнула брючный ремень, спустила штаны вместе с трусами до колен. В лоб ей упёрлась большая красная головка, венчавшая длинный жилистый член.
