Открыл глаза резко, словно проваливаясь. В комнате неуверенно растекался рассвет. Тетя рядом, немного запрокинув голову вверх, дышала ровно, спокойно, немного посапывая. Ее лицо было таким красивым, что я залюбовался.
Первый раз увидел ее спящей. Обычно, я засыпал до нее и просыпался после. Грудь тети равномерно вздымалась, а соски при выдохе приподнимались. Я лежал глазами почти вплотную к ним, мне было хорошо видно - они набухли и шевелились.
Да простит меня бог сновидений Морфей, но, я не удержался и прислонил губы к одному из них. Сосок был сухой и когда я обласкал его языком - немного солоноватый. Тетя глубоко вобрала в себя воздуха и муркнула или мурлыкнула, я даже не знаю, как описать тот выдох сна. Приоткрытый рот выпустил его с кой-то лаской, губы прошептали: "выше, чуть выше...". Я отпустил сосок и поднялся губами к родинке, ожидая, но она не открыла глаз.
Тетя спала, ее слова были сну или во сне, рука ласкала живот, пальцы опустились ниже, немного подрагивая, заползли в курчавый треугольник. Я замер. Она откинулась на спину, отвела ногу и...
Нет, тетя не проникла во влагалище, наоборот приподняла кисть, ладонью вверх, огладила воздух. Создав из пальцев подобие кольца, как бы что-то обхватила. Нежно, поступательно подвигав, раскрыла себя. Она не раскинула колени, вовсе нет. Просто сжала ягодицы и приподнялась, выгнулась, издавая тихий стон.
Кажется, у меня даже сердце остановилось, перешло в коматозный режим - два-три удара в минуту. Не шевелился - это точно. Тетя застонала громче, ее пальцы резко вошли меж бедер. Зажимая руку, согнутые колени сомкнулись. Поворотом на бок, она оказалась лицом ко мне, - медленно проснулась.
Мы смотрели друг на друга. В глазах тети не сразу появилась осмысленность, она как бы озаряла их постепенно, словно приходя издалека.
- Не спишь? - густо краснея, спросила она.
Я моргнул. Рука тети медленно покинула бедра. Не зная куда спрятаться, попала в мои. Я поймал ее пальцы ладонями и поднес к своим губам.
- Не надо, Горюшко! - прошептала она.
Я снова промолчал, втянул ноздрями ее запах - немного сладковатый. Влажная кисть дернулась, я сжал ладонь тети, приложил губы к нервно-подрагивающим подушечкам пальцев и сопротивление ее руки ослабло.
Тетя смотрела на меня с необъяснимой нежностью и в тоже время, глазами, она просила - отпусти.
Разумную инициативу с женщинами, все же нужно проявлять, это я понял, когда тетя сказала мне про неположенный гребень, в сумку вместе с сарафаном. Я держал ее влажные от желания пальцы и думал - это именно момент мужского решения. Возможно, я ошибался, но на ошибках учатся. В данном случае, лучше учиться на своих, чем на чужих.
Я открыл рот и...
- Нет! . . - тетя выдернула руку, ее пальцы выскользнули из моих ладоней. - Не надо... я... я... милый, хороший... не надо! . .
- Я видел...
Не знаю, но мне не хотелось этого скрыть. Мне хотелось поделиться увиденным. Если не с тетей - то с кем? Рассказать, как понравился мне ее запах пробуждения.
- Видел?! . .
Тетя хотела откинуться на спину, спрятать глаза, лицо. Спрятать себя. Она даже как-то сжалась, но я не дал жемчужине закрыться в ракушке. Снова поймал ее ладонь и поднес к губам.
- Дай, хоть об грудь обте...
Тетя не договорила. Ее пальцы, уже были у меня во рту. Они не только пахли сладковатостью, но и на вкус были сладковаты. Но я наслаждался не пальцами. Впрочем, ими тоже. С уголков глаз тети потекли слезинки, одна застряла на переносице, вторая, пятнышком, расплылась по подушке.
Она всхлипнула.
- Что ты делаешь, Горюшко? Прямо сердце разорвалось.
Ее пальцы выскользнули.
- От чего? - спросил я.
Тетя прильнула губами к своей ладони и, благодарно, вернула обратно, приложив к моему рту. Мне и в голову не пришло, что я сделал нечто особенное.
- От всего... Иди ко мне...
Тетя обняла меня. Я прижался. Тепло еще сонной женщины было приятным. Не возбуждающим, просто приятным.
- А я чуть не упал во сне, - буркнул я, в ложбинку ее грудей.
- Это ты растешь, Горюшко...
- Росту?
- Во сне летаешь, стало быть, растешь.
- Я уже вырос...
- Зачем облил Наташу? - неожиданно спросила тетя. - Она чуть не расплакалась.
- Я не специально...
- А во дворе, о чем говорили?
- Да, так...
- Такая радостная в комнату заскочила. Пока я булавки на ней с платья отстегивала, улыбалась. Спросила - она тоже так ответила. Я ей стелю, а она улыбается.
- А в чем Наташка легла?
Тетя отстранила меня, игриво заглянула в глаза.
- Ни в чем...
- Голая!
- Сначала стеснялась, а увидела - я сняла, и тоже сняла.
- Что?
Тетя взъерошила мне кудри, приложив губы к уху, шепнула:
- Трусики...
Глаза мои раскрылись до придела. Я почувствовал как "отличие" шевельнулось. Тетя нашла его и огладила головку пальцем.
- Еще о ней услышать хочешь? - снова шепнула она.
В горле пересохло, образовался ком, я с усилием перевел дыхание и ответил:
- Хочу...
- Грудки торчком, пупок пуговкой и там волосики золотистые...
Пропихивая ком, я сглотнул. По телу пробежала дрожь.
- Еще? - ладонь тетя плотно обхватила мое "отличие".
Я моргнул. Образ обнаженной Наташки стоял перед глазами.
- Ножки ровненькие, попка упругая...
- А она это делает? - спросил я.
- Горюшко, об этом девушки не говорят даже женщинам.
- Почему?
- Стесняются. Давай я тебя поцелую. Быстро прыснешь, а то мне уже вставать надо.
- Нет, лучше еще расскажи.
- Хорошо. Хочешь, я о себе расскажу.
- Да.
Тетя снова приложила губы к моему уху и тихо произнесла:
- Когда была как Наташа, - делала... С одним мальчиком, младше себя...
Я выгнулся. Мое "отличие" дернулось. Тетя резко опустила голову к моему животу и поймала его ртом.
- С мальчиком? - спросил я, когда она его отпустила и вернулась, втягивая мой запах, постепенно, снизу вверх, - уткнула нос мне в подмышку.
- У него были такие нежные пальчики... Как у тебя. Он проникал ими в меня, - только не глубоко, боязно, и ласкал, ласкал... Я теряла небо над нами.
- Пальчики, как у меня?
- Научить?
- Да.
- Сейчас... Наташу проведаю и вернусь.
Тетя встала. Надевая ночную рубаху, улыбнулась и подмигнула.
- Вздремни минуток десять...
Тюль на дверях откинулась и тетя исчезла. Как было приятно думать - она вернется...
Не дремалось. Я встал и подошел к окну. Рассвет. Стояла просыпающаяся тишина. Тетя, в ночнушке и шлепках, прошла по двору к деревянному строению с вырезанным в дверях сердечком. Прикрывая их изнутри, она спешно приподняла подол.
Было в этом, что-то от утра возможного только в деревне, - встретив и проводив хозяйку, широко зевал волкодав, прячась от первых лучей солнца, на стекле окна сидели комары, по наличнику проползла муха, раскрыла крылышки, улетела.
Зевнул и я, с собакой за компанию. Подумал "Ставни забыли закрыть" , и повернулся. За тюлью стояла заспанная Наташка, - босая, закутанная в одеяло.
- Где тетя? - спросила она.
- На дворе...
- А ты откуда знаешь?
Нет, только девчонка могла спросить "где?" и тут же "откуда?". Да еще с таким хитреньким выражением лица.
Вообще, она нагло меня рассматривала своими заспанными карими бесенятами, сама кутаясь в одеяло. Я же знал, что под ним у нее ничего не было. Вряд ли, еще толком не проснувшись, она их надела. Соскочила, хвать одеяло и ко мне: "где тетя?".
- В окно видел, - ответил я.
- Подсматриваешь?
Совсем никуда не годилось! Наташка, видимо, решила устроить мне допрос, с утра пораньше. Мало ей того, что я, на рассвете, стоял голый, выслушивал глупые вопросы и даже на них отвечал, так она еще и с обвинением. Только я решил на нее прикрикнуть - вроде как спал, а она непрошено ворвалась, с Наташки сползло одеяло, наружу выпрыгнула одна грудь, с маленьким розовым соском.
Слова застряли на вылете. Наташка была сонной и сразу не поняла - или сделала вид, что не поняла, причину моего молчания. У меня было с полминуты, чтобы полюбоваться. В голове закрутилось: "а у вас молоко убежало". К чему? Если бы я знал...
Наташка спохватилась. Медленно вернула одеяло обратно на плечо и, поворачиваясь, снова произнесла:
- Подсматриваешь...
Зевнула и, медленно, пошла в комнату тети. Одеяло, шлейфом надменной принцессы, поползло за ней следом.
Каюсь, мне захотелось догнать и сорвать. Но я вспомнил о тете - ее обещание вернуться.
Наташка, теперь могла и затаиться. Как только она скрылась за шторами тетиной комнаты, я выбежал на улицу и как раз вовремя. Тетя стояла у бочки с водой и уже потянула с плеч рубаху. С крыльца я крикнул собаку. Волкодав недоуменно посмотрел в мою сторону - его звали на запретную территорию.
Тетя услышала, обернулась. Жестом, я дал понять - Наташка не спит. В ответ получил взгляд, говоривший, что не плохо бы одеть трусы.
Да, конечно! Вот и спасай женщин. Униженный и оскорбленный, или просто оскорбленный, я вошел в дом и направился к себе. Штора в тетину комнату шелохнулась.
Я просто взбесился, подбежав, откинул штору.
Наташка оказалась быстрее меня. Она успела прыгнуть в кровать, повернуться к стене и даже накрыться одеялом, но как это часто бывает, ее спина оказалась наружу - и не только спина.
У меня было время на месть. Я стоял и рассматривал ее. Описывая Наташку, тетя нисколько не преувеличила. Попа у нее действительно была кругленькой, из двух упругих ягодиц. Их белый цвет резко гармонировал с темными ножками, - по крайней мере, этим летом Наташка обнаженной не загорала.
С полной уверенностью в решении, отправиться сегодня к реке и утащить купаться Наташку, я ощутил хлопок ладони по своей голой заднице.
- Иди спать, - шепнула тетя.
Наташка, словно этого ждала, повернулась на спину. Возможно, она повернулась немного раньше? Когда я среагировал на шлепок, то потерял ее из своего обозрения.
Тетя зашла в свою комнату и плотно задернула шторы. Скрипнула кровать. Может у меня случились голоса, но я точно слышал, как они зашептались. Наташка спросила: "сколько время?" , тетя ответила, что пять часов, но сегодня воскресенье и до семи еще поспит. Опять скрипнула кровать...
