Уже стемнело, но на катке в городском саду было много народа. Хрипло играла музыка из репродуктора на желтом, с башенкой здании, где были раздевалки. Мороз к вечеру стал сильнее, и исцарапанный коньками лед сыпался белой пылью.

Школьники с визгом и смехом кружились по льду. Родители тут тоже катались, мужчины в пыжиковых шапках и молодые мамочки, которые визжали не хуже девчонок. Иногда мне, семикласснику было трудно отличить их от дочек.

Домой идти точно не хотелось. И я катался до того момента, когда понял, чего мне хочется, и хочется очень сильно уже.

Я не замечал этого чуть дольше, чем следовало, потому что бешеный ритм беготни по льду как-то сам по себе возбуждал. Вот я бегу следом за незнакомой девчонкой, вот она от меня, вот я чуть не врезался в женщину, молодую, озорно смеющуюся, но настоящую женщину, которая в своих шерстяных брюках сейчас чудо как хороша. Возбуждение доводило меня до обычной тесноты в плавках. И это тоже было неловко и весело, чувствовать, как под спортивными штанами у тебя оттопыривается. А если кто увидит?

В такие минуты можно забыть о переполненном мочевом пузыре. А когда вспомнишь, будет уже почти поздно. Пока я скользил, сведя и выпрямив ноги, по направлению к раздевалке, я почувствовал, что до дома через весь парк, пожалуй могу и не дойти. Придется пристроиться в кустиках, а кустики зимой не сильно защищают. Я представил, как на морозе буду вытаскивать из штанов свое хозяйство, да еще ждать, пока мороз охладит разгоряченную плоть, и можно будет спокойно пописать. А мимо наверняка в это время пройдут с катка пара девчонок, или, что еще хуже - их симпатичных мам.

Этих мам мне было почему-то особенно стыдно. Я сел на обледенелую скамейку, и ерзая по ней, словно от холода, кое-как нацепил на лезвия коньков зеленые пластмассовые чехольчики, в таких можно было дойти до дома по асфальтовому тротуару. Встал, покачнулся на этих дурацких копытах и понял, что до дома просто не дойду, а в садовых кустиках стану чувствовать себя идиотом. Делать нечего, придется отстоять очередь в туалет, которая всегда извивается по тёплой раздевалке.

На этот раз в очереди было даже больше народу чем обычно. Никаких "мужских" и "женских" кабинок тут не было, и к вожделенной двери выстраивались все - и мальчишки и девчонки, и мамы. Только папы мужественно делали вид, что им всё нипочём. И я их понимал, потому что сразу мне стало казаться, что все кругом так и смотрят на меня, промокшего от снежной пыли, переступающего с конька на конёк и со все еще вздыбившимся бугорком на спортивных штанах.

Я прождал минуты три и понял, что сейчас придется прыгать на месте, а это уже ни в какие ворота. Сразу за мной стояли две старшеклассницы, с подкрашенными глазами, и они бы точно заметили, что мне невтерпеж. Передо мной стояла одна из молодых мам, стояла и уговаривала свою дочь, совсем пигалицу:

- Терпи: стой и терпи, Женечка: Я же тебя спрашивала, хочешь или нет? . .

- Хочу-у, - ныла Женечка, - сейчас хочу-у:

- Тут все хотят: - утешала Женечку мама: - и мальчики, и девочки:

Я напряг слух, чтобы не пропустить, когда женщина признается "И я тоже:" , но она вовремя прикусила язык, хотя, как мне показалось, к тому шло.

- Я лопну щас, - тихо сказала одна из старшеклассниц, которая сейчас совсем не выглядела кокеткой с катка, а скорее безнадежно влюбленной и уже готовой заплакать. Даже если бы я не вслушивался, не услышать это я не мог, и понятное злорадство забушевало в моем стиснутом сердце. Я конечно мучаюсь, но кругом полно девчонок, которым тоже несладко, - эта мысль возбуждала ещё сильнее. И страшно захотелось чтобы они тут все с ума посходили от своих желаний, а я ушел спокойный и непобежденный.

И тут же я догадался, как это сделать.

По другую сторону катка, там куда сгребали с снег, он за пол-зимы сгрудился даже не в сугробы, а в целые снежные горы. Идти туда было довольно далеко и неудобно, по обледенелой тропинке вокруг катка, и именно поэтому там была прекрасная возможность для уединения. Не раз, прокатываясь мимо дальнего бортика на коньках, я замечал там компашки, дымящие сигаретами, или целующиеся парочки. А в одном месте снежные холмы образовывали настоящее ущелье, и туда убегали самые смелые конькобежцы и хоккеисты, когда им становилось невтерпеж. Сам я ни разу еще не пользовался этим даром природы, но желтые пятна на снежных комьях не оставляли сомнений - там можно.

Перед тем, как выйти из очереди, я смерил глазами несчастную старшеклассницу. Она ответила удивлённым взглядом, а потом поняла его смысл, и я с удовольствием увидел, как ее щеки и так румяные от мороза становятся просто малиновыми. Это было восхитительно - не каждый день удается унизить девушку года на два старше тебя самого. Я постарался выйти из раздевалки с таким видом, что "не очень-то и хотелось" , что чем торчать в этой очереди, я лучше пойду ещё покатаюсь, пока вы тут прыгаете на носочках.

На самом деле, мне жутко хотелось. Это было очень странное ощущение, потому что тупая боль долбила мне по пузырю изнутри, но в тесные плавки упруго давили на набухший член, и от этого становилось совершенно невозможно намочить штаны. Терпеть приходилось всё равно, но идти получалось свободно.

Самое сложное было пропускать по тропинке мимо себя девчонок и их мам. Просто проклятие какое-то в этот вечер было на катке с этими мамами. Все они словно невзначай мне улыбались. Может потому что у меня был взъерошенный вид. Но мне-то казалось, что они всё замечают и понимают, эти мамы в пушистых шапочках на блестящих глазах.

И всё-таки я дошел. Пару раз, когда по тропинке никто не шел, а те, кто катались за бортиком, конечно мной не интересовались, я обеими ладонями в обледенелых перчатках прижимал себе пониже живота и вдыхал морозный воздух сквозь зубы. Так становилось легче, но только чуть.

А вот дойдя до снежной расщелины, я, честно говоря, чуть сразу не обоссался. Потому что я уже был готов перейти с ходьбы на бег, когда увидел, что прямо на пути стоит какая-то девчонка, тоже наверное класса из седьмого, маленькая такая, и смешливая на вид. И главное, смотрела прямо на меня, довольно бесстыдно, как будто специально меня тут поджидала.

Я постарался пройти мимо нее, но обледенелые следы пробили в снегу только узенькую стёжку, и попытавшись сойти с нее, я провалился по колено в снег. Мочевой пузырь бултыхнулся внутри меня, явно протестуя против такой бесцеремонности.

- Пройти можно? - почти простонал я.

- А куда? - бойко поинтересовалась девчонка.

Трудно было поверить, но похоже она просто издевалась. Стояла тут на морозе и ждала, пока прибежит мальчик, которому очень хочется, чтобы вдоволь над ним покуражиться.

- А тебе-то что? - огрызнулся я - куда надо, туда и иду:

Она была совсем мелкая и хрупкая на вид, поэтому я просто шагнул вперед, собираясь просто отодвинуть. В крайнем случае сядет в снег - беда невелика. Я девочек никогда до того не обижал, но в таких экстремальных обстоятельствах как-нибудь с совестью договорюсь.

Стоило мне коснуться ее плеча в симпатичной шубке из искусственного меха, как случилось самое страшное, чего я ожидать никак не мог. Девчонка выставила перед собой ладошку, но не за руку меня схватила и даже не за плечо. Ее ладошка точнёхонько ткнулась мне в живот, в самый переполненный мой пузырь. А улыбающиеся глаза заглянули в мою перекошенную страданием физиономию.

- Ай! - взмолился я - Ты что делаешь? Отпусти! Ай! Не дави так: Я писать очень хочу: Очень-очень:

От неожиданности я заговорил жалобно как малыш в детсаду, и это кажется девчонке понравилось. Я почему-то сразу подумал, что у нее есть младшие братья. Она ослабила свою разбойничью хватку, и с ласковой такой улыбкой проговорила:

- Так бы сразу и сказал: И ничего бы не было: Я бы тебе тоже самое сказала: