И начались у юной княжны Натали превесёлые времена.
"Нынче заново был приглашён я с дорогими приятели моими в столичный экскурс и вынужден был к отданью визита книягине Левшиной. У неё кучерява пизда, сын Алексис - поэт, и мягко-страстные губы, что между ног... Питенбурх в наводнении, и оттого до самого до утра безотлучно пребывал между тех я райских кущ у княгини самой и у замужней дочери её Кларите!", сообщал теперь в письмах возлюбленной Александер порой в перемежение к обычным меж ними "целую-люблю".
"Константен теперь устремлён в новомодное веянье - ave Cesar ave nihil", писала в ответ княжна Натали, "В нихилизме своём предрекает вослед золотым временам век серебряный, появление телефона и декаданц: упадение нравов. Из-за чего принудил меня на конюшне лобызаться с подконюхами у него на виду. Я была оконфужена и выебана меж тем пару раз... "
Младший кузен Натальенки Константен был юн, да проворен до женского полу с малых лет. От этого-то и имел в свои восемнадцать лет намётанный глаз и чуткий внутренний нюх. Как оказался один раз в гостях у князя с княгинею, так и заприметил тотчас, с каким блеском в глазах Натальенка вынырнула из какой-то полутёмной клетушки... Вслед за княжной минутами позже, как ни в чём не бывало, вышел с подносом лакей, и кузен Константен чутьём своим вострым заподозрил, что не иначе накручивается сестрица-княжна с шалостей нрава своего до лакея пиздою на хуй! Тем же вечером напросился Константен остаться в ночь у гостеприимных дядюшки с тётушкой, да провёл над сестрицею "воспитание": показал для начала ей хуй, как остались наедине; затем платья задрал до груди, да приобнял. Княжна Натали сопротивляться было, отталкиваться, да ручкой за хуй не брала. Но охальник-кузен со хладной настойчивостью был упорен - всю осмотрел, растрогал, дышалось в порывистых объятъях его Натальенке тяжело... В конце, с жару, и согласилась на уговоры его: пощупала за конец, а тот от нетерпения уж взял и кончил ей прямо на груди белые братцем-кузеном оголённые, да наряд замарал! . . Тем лишь и ограничилось. А вот только наутро, перед отъездом своим, Константен без всяких уговоров уже установил Натальенку посредь её горенки вверх-тормашками, да возымел над ней такое воздействие, что и Яшу тем утром княжна позабыла позвать...
Константен и запустил княжну Натали, что называется "в круг". Отрекомендовал как-то в межбратском разговоре старшему кузену своему и Натальенки - Вольдемару Арбенину. Вольдемару княжна поддалась, как не поддавалась и жениху Александеру: вышло так, что старший кузен был допущен на девичье ложе Натальеньки ещё раньше законосупруга! . . Как и Константен, Вольдемар остался дорогим гостем-племянником у ничего не подозревавших князя с княгиней, да по просьбе расположил покои свои стена в стенку с опочивальней юной княжны. А как весь дом притих, и Гликерья-служанка отошла от княжны, так и проник Вольдемар прямо в ночном одеянии до Натальеньки со страстным визитом. Сразу поведал ей, в утешение приключившемуся с ней полуночному переполоху, что уговорились они с братом Константеном прочно тайну держать о том, что княжна Константену дыркой подставилась; но только за то и Вольдемару теперь очень хочется с молодою княжной переспать среди её мягких перин... В этот раз Натальенька не долго некалась - очень уж было уютно, забавно, да тепло изнутри до горячего от мягких одежд лишь одних отделявших её от Вольдемара, да от всех этих перекатываний-барахтаний в её постеле. И до невероятного после понравилось, как доставал Вольдемар до чего-то уж больно ведь чуткого где-то на самой неведомой глубине... В противоположность младшему брату Константену был Вольдемар вовсе не тороплив. Хуй вот всунул спод заду и долго стоял, прижимаясь, да наслаждаясь объёмами-формами Натальенки. Натальенька чувствовала: толстый, горячий влез; напрягается на глубине, да дрожит; крепко руки держат за талию, а ноженьки всё раскорячиваются... Так и взопрела вся вся в томной неге от усердья внимания... Вольдемар же потом понаддал. Раз изверг ей на глубину бурный поток, что стало щекотно внутри, да потом другой, третий... Пробарахтались до утра на супружеском будущем ложе Натальеньки и Александера...
Но как крепко ни обещал тайну держать Вольдемар, а не выдержал - стала известна княжна его приятелю Мафусаилу, студенту из неопределившихся. И знакомство с Мафусаилом у юной княжны вышло совсем уж бесцеремонийное: ни при даже дому, а середи дороги просёлочной, по которой прогуливалась как-то Натальенька оставленная нарочно повозкой своей в направлении к усадьбе. Проскакавший мимо неё экипаж окоротил, да выпустил на дорогу молодого человека совсем не известного ей. Который тут же и наказал своему экипажу дальше нестись, а сам представился: "Мафусаил, с Вашего позволения, дорогая княжна! Не узнаёте, конечно! Я же Вас сразу узнал... ". "Как! Вы знаете меня?", воскликнула княжна Натали, и Мафусаил тут же, в короткую, и пояснил ей что да как. Согласилась-смирилась Натальенька, как скинул он штаны перед ней, да завалил на пригорок с зелёною травкою. Запрокинулся наверх подол, да взялась страстно оцеловываемая уж княжна за молодецкий оструг торчавший из-под живота её нового нежданно-знакомого. Но не довольствовался Мафусаил её крепеньким рукопожатием, а тут же и засадил поглубже, на пригорке прямо, со всей нашедшейся при нём нежностью. Постанывала княжна, ища губками вишнёвые губы его. Ебал её вольночинный студент, пока вскорости не захорошело сразу двоим... Тогда пёрнул Мафусаил голой жопою вполне победно для острастки и ещё большего оконфуженья юной княжны, рассмеялся и попрощались они. Лишь один раз его княжна Натали только и видела.
Дале более - завелись резвости в дому у княжны. И образовались они из игр когда-то самых привычных с подружками у Натальеньки. Вновь затеялась теперь вдруг княжна собирать хоровод из двух-трёх знакомых девиц в своей горенке по вечерам, да к тому ж приглашать ещё в гости кого из пола мужчин. Продолжались те вечеринки, как и обычно всегда, доносившимся до маменьки с папенькою княжны резвым смехом и звучанием фортепиан. Оканчивались же, особо когда родители Натали отсутствовали в каком-нибудь выезде, совершенно забавами новыми.
Взять хотя бы сестриц родных любимого Александера - чудо-Софьюшку и старшую Лизабетт. Особенным удовольствием числилось у княжны Натали затеять с ними возню прямо в гостинной в отстутствии кого бы то ни было за исключеньем приглашённого майора Деницына, который пёр обеих сестрёнок с большим удовольствием оттого, что был на всевозможных балах рядовым ухажёром сразу обеим им, да всё никак не мог себе определиться, какая из них сердцу милей. Княжна Натали наблюдала тогда лёгкий флирт между сёстрами Камелиными, из коих Лизабетт возлежала на зелёном диване гостиной, отдаваясь майору во власть, а Софьюшка стояла "в карачки" над ней, оказывая майору себя, да изредка целуясь от смеху со старшей сестрой своей в губы или в лицо. Майор очень был напряжён и серьёзен лицом; Лизабетт клала ему ножки в подвязочках на плечики и пожимала хуй шерстистой губасткою; Софи жопу повыше - чтоб удобней смотрелось Деницыну, какая бабочка у неё розовокрылая рыженькая пизда; и княжна Натали от удовольствия тихонько подрачивала себе коготком по чувственной зацепке на самом краешке в разрезе мохнатом своём...
Или к ним же возьмёт пригласит озорница Натальенька кого-двух из проезжих гусар. Натянут Софьюшку тогда по самые мохнатые ушки на хуй не где-нибудь, а в будуаре у маменьки с папенькой, что гостят пока в покое неведенья невесть где. Да присадят Лизабетт сосать такой же молодецкий пистоль из штанов у другого гусара-приятеля. Подойдёт тогда княжна Натали к гусару на пристолье терзаемому, прислониться мягким бочком к нему, да и предложит выпить с ним на BruderSchaft. Выпьют под чмоканье Лизабетт, да под постанывания Софи, и развеселится озорница-княжна. Гусар её за пиздёнку возьмёт, пальцами заперебирает, словно на мандолине весёл-министрель, княжне и заохочется. Тут же, смеясь, и забьётся, бывало, в руках у гусара от хлынувшей в сердце радости... Да чуть отойдя посмеёться-потешиться с Лизабетт: пустит струйку шипучую пенную французских вин из бутыли по выставленной над хуем заднице! . . Побежит шампань щёкотом между девичьих розовых булок на лохмато-багровые яйца гусара, так такой случится ох и фурор, что и спростается обязательно кто-нибудь из собравшихся...
Или с другими подружками... Или раз вот папенька на именины свои цыган приглашал, так цыганок к себе назвала княжна Натали в ублажение гостю своему от инфантерии полковнику Троедьяку-Кюри. Александр Ергольдович в тот раз сильно устал, а цыганка игравшая на мандо обучила княжну неприличному... Разметались седые вихры у полковника, как обнимал он за талию одну страстноластницу, а другая меж тем черноокая фурия выпрашивала у него будто лакомство несусветное добытый уж ею у него под животиком хуй. Третья играла мелодию им, а княжна примостилась с ней рядом у спинки кресел - смотреть-наблюдать, чем развернётся всё. И вдруг запах чарующий, обернулась княжна, а цыганка с мандо стоит, развернув над её лицом ножки точёные, да разводя в ножках пизду, и сама смотрит в чёрные бездны глаз своих насмешисто. "Попробуй, княжна! . . ", подтолкнулась навстречу молодая цыганка пиздой, и у Натальенки промчался по спинке озноб от мелькнувшего в головке прелестной неприличия. Пробовала отвернуться обратно к полковнику с его инфантерией, да не на вдруг: держит её уж обратно цыганочка за подбородочек и денькает на мандолине чуть слышно одной лишь рукой. "Целуй княжна! Целуй прямо в пизду, когда хочется!". Натальенька и не сдержала чувств - приникла сразу, как в омут, губками к прелестному чёрно-алому цветку влажной vulgarite-розы. Солон на вкус, да занозист иссиня-смуглыми шипами любви оказался сладострастный цветок. Целовалась с ним в утеху себе княжна, а развеселившаяся цыганка всё надсмехалась над ней, да вновь наигрывала на нехитром своём инструменте чарующе-волшебные звуки. Пока не заладилось у Александра Ергольдыча пустить кита с диванчика на мягкий ковёр из ручек одной из обворожительниц своих... Тогда же почувствовалось и Натальеньке, что течёт у неё по губам сладкий мёд неизведома вкуса: оставив вовсе игру, стояла, корчась, цыганка над ней, раздвигала дрожащие ноги, да разводила за губы пошире пизду, да смеялась всё над Натальенькой - "Ты лакунья, княжна! Пей-соси из перепачки моей, блядь-блядовница! . . "
