Надька вроде бы нормальной бабешкой была, когда я с ней познакомился. Может, знакомство с Мадлен ее с пути сбило? Ведь с кем поведешься, от того и наберешься. Это, наверное, она, шмара, Надьку к разврату приобщила. Как же это я об этом раньше-то не догадался? Чтобы проверить свою догадку и одновременно избавиться от неприятных для меня воспоминаний Мадлен, я в лоб спросил у нее:
- Лен, а об этих романтических похождениях ты Надьке рассказывала?
- А что? - встрепенулась Мадлен.
- Да ничего. Просто так спросил. Интересно мне.
- Да я ей много чего рассказывала, - призналась Мадлен. - Всего не упомнишь. Мы же в котельной по двенадцать часов вдвоем дежурили. За смену до обалдения наговориться можно! В общем-то, я ничего такого от нее не скрывала. А зачем? Это твоя Надька скрытная была. Святошу из себя корчила. Говорила, что, кроме тебя, мужиков у нее не было. Так я ей и поверила! Ты лучше скажи: как тебе моя романтическая история? Годится она для твоего романа? Или, хочешь, я тебе другую историю расскажу? - предложила Мадлен.
- Погоди, - сказал я. - Не надо другой истории. Мне еще эту надо осмыслить как-то и записать. Скажи мне честно: это ты Надьку совратила?
- В каком смысле? - не поняла Мадлен, захлопав ресницами. - Я, Забродин, не лесбиянка. Я мужиков люблю.
- Не увиливай, - настаивал я. - До общения с тобой Надька столько не пила и в загулы ночные не уходила.
11
- Не надо грязи! - картинно возмутилась Мадлен. - Не вали с больной головы на здоровую! Ты сам Надьку спаивал! К вам как не придешь, вы или вдвоем, или в компании с кем-то пьете. А мы на работе практически не пили с Надькой ничего. Разве только в праздничные ночи немного расслабиться себе позволяли. С охраной вневедомственной, - проговорилась Мадлен. - Борис - тот бычок, кто меня Первого мая оральному сексу в молодости учил, в охрану работать устроился. Он как меня увидел, узнал, так в улыбке приторной расплылся. И стал, когда мы в ночные смены работали, в котельную к нам заходить. Комплименты мне разные отвешивал: мол, как я похорошела, из подростка неуклюжего в даму настоящую превратилась и т. д. А знаешь, Забродин, как приятно, когда тебе комплименты говорят и другие красивые вещи? Я в то время Аркашку бросила и свободной женщиной была. Стоило ему меня по спине погладить, как я таять начинала, как мороженое. Мне же тогда всего двадцать лет было. Я с Бориской и схлестнулась. Хотя он уже женат был, сын у него рос... Ему, кобелю, со мной очень удобно трахаться было без отрыва от производства. Мы свои ночные дежурства с сексуальными играми совмещать стали. Борис за мной в двенадцать часов ночи или чуть позже заходил и уводил в слесарную каптерку. Они же, охранники, как и мы с Надькой, по двое в смене дежурили. Я с ним уходила, а Надька в котельной оставалась. Я ему позволяла делать с собой все, что он, паразит, хотел. Только он, хмырь, оборзел. Когда мужикам все позволяешь, они борзеть начинают. Борис стал меня своему напарнику уступать - Славику Чааве, грузину, который после службы в армии, в Ногинске жить остался. Славику женщины русские очень нравились. Особенно блондинки. Вот он совратить кого хочешь мог, даже монашенку...
- И ты Надьку с грузином этим свела? - спросил я.
- Никого я ни с кем не сводила, - утверждала Мадлен. - Больно мне надо! Это Борис стал первым на твою Надьку взгляды кобелиные бросать. Я ему говорю: "Ты чего? Она - замужняя женщина". А он говорит: "А что: замужних женщин разве не ебут?". Я ему говорю: "Она верна своему мужу". А он смеялся: "Я люблю дрючить верных жен. Одна из таких, кстати, подруга моей жены, распалилась во время дрючки и воскликнула: "О, мой любимый супруг! Если бы ты видел, что со мной этот монстр делает!" Я потом заставлял ее повторять эту фразу. Эта фраза меня заводила... "
- Так ты ее с Борисом свела? - допытывался я.
- Я, Забродин, не виновата, что Борис на Надьку запал, - призналась Мадлен. - Он меня уговаривал, чтобы я провела с ней соответствующую работу. Я пыталась, но Надька у тебя дикая еще была. Она на четыре года старше меня, а такое ощущение создавалось, что ей секс неинтересен. Я в это поверить, конечно, не могла. Против природы не попрешь. Хотя, наверное, и встречаются фригидные женщины, но, скорее, как исключение. Трахаться все любят. Я Надьке говорю о том, какой это кайф, когда мужики тебя в два смычка дрючат, а она от меня в сторону шарахается. А потом меня злость стала разбирать: почему Борис и Славик могут меня трахать, как хотят, а Надьку не могут? Чем она лучше меня? Почему я должна одна отдуваться и этих кобелей ненасытных обслуживать? А Надька будет продолжать недотрогу из себя корчить? Нет, думаю, это несправедливо. Надо сделать так, чтобы и она кайф от секса ощущала, надо ее как-то раскочегарить...
- И как ты ее раскочегарила? - спросил я, едва сдерживая свои эмоции.
- А это секрет фирмы! - с вызовом сказала Мадлен. - Ты меня зря вообще-то недооцениваешь! Накинули мы общими силами узду на твою благоверную. И покладистая она стала, и сговорчивая. Через пару месяцев Надька твоя, как миленькая, и за Борисом смирно шла в каптерку, и за Славиком, и за другими охранниками. Славик шутником был. Он как-то пригласил трех знакомых кентов на планируемую пьянку и дрючку. Ни мне, ни Надьке ничего заранее не сказал о задуманной групповухе. Надька, как обычно, душ к двенадцати часам приняла. Она же у тебя барышня чистоплотная. Духами себя во всех местах помазала. Славик к нам зашел, а она уже намыленная на дрючку была. По графику в эту ночь Славик ее трахать был должен. В белом халатике его дожидалась. Он проверил, что трусиков у нее под халатом нет, шлепнул твою благоверную по попке и сказал: "Пошли, у меня для тебя сюрприз!" И осюрпризили они ее вчетвером в каптерке так, что, наверное, ей раньше столько сюрпризов не доставалось. Я видела как она из катерки шла, за стеночку кирпичную цепляясь... Так что ты не очень-то гордись своей женой, Забродин. Она, как и я, прошла не через одни медные трубы...
Я пытался сдерживать отрицательные эмоции, но чаша моего терпения иссякала. Мое предположение оказалось верным. Это, Мадлен, шмара, Надьку к порочному сексу подвигла.
- Мне даже показалось, что Бориске и Славику я быстрее наскучила, чем Надька, - продолжала лепетать Мадлен. - Они чаще ее предпочитали, чем меня. А ты посмотри, Забродин, чем я хуже твоей Надьки? - Мадлен встала со стула и покружилась вокруг оси. Пошатнулась немного и даже рассмеялась. - Все, я уже опьянела, - констатировала она. - Раздеваюсь, а то стойку держать не смогу, - и стала расстегивать молнию на юбке. - Забродин, марш в ванную! - скомандовала она. - Подмойся, чтобы псиной от тебя не воняло и пасть зубной пастой почисти. Простыни-то чистые у тебя есть?
Мадлен мною еще командовала! Представляете мое состояние? В ванную меня отправляла! Как кобеля покорного на случку повести хотела! Вот ведьма беспардонная! Таким палец в рот не клади. По локоть откусят... Нет, с ними иначе надо обращаться. Они нормального отношения не понимают.
- Вон пошла, шушера крашеная! - гневно поднялся я со стула и костыли под мышки подставил. - Не раздевайся, а то меня стошнит...
Мадлен юбку красную с себя уже скинула, на стул ее бросила. Колготки черные ажурные до колен с ног бледных и тощих стащила. И от неожиданности замерла, рот приоткрыв, когда слова мои услышала. Вытаращенные на меня глаза:
- Чего это ты сказал? - спросила она. - Повтори. Мне не послышалось?
- Не послышалось, - сказал я, еле сдерживая свои эмоции. - Пошла вон из моей квартиры, чучело огородное!
- Ах ты, скотина неблагодарная, - стала заводиться Мадлен, заново натягивая на себя колготки. - Динамил меня столько времени какой-то идиотской болтовней, бутылку водки мою, зараза, выжрал... Я не хотел в долгу перед Мадлен оставаться. Сходил на костылях кухню, вытащил из холодильника непочатую бутылку агеевской водки. Принес ее в комнату и поставил на стол:
- Бери водку, презервативы и проваливай!
- А я-то, дура, перед ним откровенничаю, душу наизнанку выворачиваю. - Мадлен в юбку красную влезла. Водку со стола со злостью схватила. В сумочку запихнула вместе с упаковкой презервативов. - Чтоб ты сдох, импотент несчастный! И разлагался бы здесь неделю! Чтоб воняло от тебя на весь подъезд! Ни себе удовольствие доставить не можешь, ни даме! Правильно Надька тебе, козлу драному, рога наставляла!
- Сама ты кошка драная! - парировал я. - На тебе же печатей блядских ставить негде! Тебя в голодный год и верблюд за мешок колючек ебать не станет!
- Еще как станет! - Мадлен стащила с дивана шубу нелепую пятнистую и, нервничая, не сразу попала руками в рукава. Видно слов для адекватного ответа она не находила. Схватила шапку вязаную с шарфиком зеленым и яростно ринулась в коридор. Потом вернулась и с остервенением стряхнула с ног Надькины тапочки. Да так, что один из них чуть в люстру на потолке не угодил, а другой около телевизора пролетел и в штору на окне ударился. Штора полет тапочка амортизировала, а то бы Мадлен могла им стекло в комнате расхерачить. Форменная чума, а не женщина. И она еще хочет, чтобы ее замуж кто-то взял?
Взбешенная Мадлен хлопнула входной дверью так, что в подъезде, наверное, штукатурка со стен посыпалась. Кабины лифта она дождаться не стала и побежала с седьмого этажа вниз по ступеням лестницы. Шипела, как утюг раскаленный, и источала в мой адрес проклятия нецензурные и угрозы.
Я закрыл за ней дверь и никак не мог остыть и успокоиться. Налил себе полстакана водки и дернул залпом, чтобы снять эмоциональное возбуждение. Ну, какое тут творчество может наблюдаться, когда довела меня Мадлен до белого каления! И тут снова настойчивый звонок в дверь раздался. "Наверное, Мадлен что-то забыла, - с раздражением подумал я. - Ну, если она сейчас еще что-нибудь ляпнет, я ей костылем прямо в лобешник узкий засвечу!"
Но на пороге стояла Светка, сестра моя двоюродная, дай ей Бог здоровья. Вообще-то она обычно по воскресеньям с утра ко мне приходила убираться и пожрать что-то приготовить, а сегодня почему-то в субботу пришла. Сестра у меня - молоток! Надо в церкви мне за ее здравие свечку поставить!
