-1-
Не получившиеся фотографии пятиклассницы - Машки, принудительно раздетой в классе после урока означали провал первоначального плана.
Это "поражение" не давало нашим дурным мальчишеским головам покоя.
Конечно, если поразмыслить представившаяся возможность пощупать и посмотреть девичьи прелести - тоже не плохо. Но если бы у кого-то в школе нашли эти фотки с Машкой, то нас бы быстро вычислили. Вот если бы мы снимали не знакомую девчонку:
Прошло пару лет. Я был уже в классе в десятом или десятом, а мои "кружковцы" Вован-младший и Женька - на класс младше.
Тем временем началась перестройка. В городе появлялись первые кооперативы и панельные дома высотой в двенадцать, пятнадцать этажей.
У парней моего возраста появилась возможность ходить в новые микрорайоны, смотреть новые дома, а при случае чего-нибудь из озорства стырить. По мелочи, конечно, что плохо лежало. Доску для полки, крепеж там какой-нибудь. В общем, и я любил время от времени съездить в новый микрорайон. Съездил раз, два, а затем вытащил туда Вовку и Женьку-младшего.
К тому времени я обзавелся фотоаппаратом и даже отснял несколько пленок.
Обходя новые дома (про кодовые замки тогда еще никто и не слышал) мы обнаружили, что в одной из серий домов после последнего жилого этажа есть еще и нежилой, куда можно подниматься с последнего этажа только пешком.
Какой идиот придумал делать лестницы отдельно от лифтов, я не знаю, но это была именно та серия домов. В некоторых домах эти технические этажи пустовали. Одну из "комнат" без окон мы приспособили под фотолабораторию. Повесили красные фонари, притащили стол. Так у нас появился свой штаб. Штаб фотокружка.
Но это еще не все. Таких штабов мы решили сделать несколько. Причем все в других местах, чем месторасположение штаба.
Дескать, в главном штабе посторонних приглашать не будем, а во вспомогательные места можно водить наших моделей, отмечать маленькие праздники и так далее.
Вот только с фотомоделями как-то не клеилось. Подходящих кандидатур мы не нашли.
- 2-
Женька к тому времени, хоть и не расцвел, но выглядел гораздо старше своего возраста. Он даже где-то научился театральным манерам, разучил какие-то непонятные стихи. Поставленным голосом он мог доводить нас до коликов, изображая манеру Горбачева, Лигачева и других персонажей нового времени. А еще он бесподобно копировал внешний облик Пушкина. Любимый черный плащ и шляпа только придавали его образу еще большую схожесть с поэтом.
Не удивительно, что именно Женьке мы поручили предложить Лизке стать фотомоделью.
А, да Лизка, не рассказал, кто такая эта Лизка. Это девчонка, которая жила в нашем городе. Женьке она попадала в поле зрения после поездки в пионерлагерь. Там они были в разных отрядах, но на одной из последней дискотек у них случился медляк, во время, которого, как уверял Евгений, Лизка была не против весьма откровенных поглаживаний и даже ощупываний. Чарующая мелодия Rider on the storm в исполнении DOORS, робкие скольжения по бедру и касания, по прикрывающему бедра и ягодицы шелку. Евгений не сразу понял, что это больше, чем танец. Нет. Не любовь конечно, но и не просто эпизод. Такие девчонки на дороге не валяются. Вернее не так часто встречаются. Это можно использовать.
Училась Лизка в другой школе и была на год младше Евгения. Вертлявая девчонка в свои тринадцать она смотрелась очень даже ничего. Мимика обезьянки изредка искажала правильные черты юного личика. Холмики грудей при боковом взгляде плавно переходили к животу и бедрам, спускаясь резкой линии к длинным ножкам.
В общем, Женька встретил ее как-то в городе, после чего пару раз заглянул к ней домой, а на втором "свидании" предложил посниматься на фото. Пигалица, видимо приняв захождения Женьки за ухаживания, но, поняв, что ничего в этом плане не светит, затаилась.
Она не отказалась сниматься, но сообщила Женьке о желании встретиться через недельку, дабы обговорить некие детали. Ровно через неделю Лизка сообщила, что согласна сниматься, в том числе обнаженной, однако, чтобы все было по-честному, Женька должен был раздеться до гола и, встав на табурет прочитать Лизке отрывок из Онегина. А если нет - нет и фотосессии!
Женька, конечно, не ожидал такого поворота, но, подумав, согласился прийти на следующий день. Когда Женька явился с цветами, купленными на мои и Вовкины деньги, Лизка была дома. Она быстро открыла дверь, помогла снять плащ и сообщила, что дома никого и все готово - табурет в центре комнаты.
Я буду ждать там, - хитро улыбнулась она и вышла в комнату.
Евгений заглянул на кухню - никого, можно раздеваться. Разделся. Надел шляпу и прикрыв одной рукой гениталии вошел в комнату. Под негромкие звуки Light my Fire (зажги во мне огонь от "DOORS"!) он двинулся к центру комнаты медленно и торжественно.
Шторы полуоткрыты, лампа светит прямо на табурет. Лизка сидит на диване в шелковом платье, бесстыдно раздвинув оголенные ноги и протягивает руку в сторону подиума...
- Взойдите на подиум и молвите слово, мой поэт!
Женька еще ни разу не представал нагишом перед девочкой. Стыдно, но что поделать! Шаг, другой. Он взошел на табурет.
Стихи так стихи:
Я Вам пишу, чего же боле,
Что я могу еще сказать?
Теперь я знаю,
В Вашей воле меня презреньем:
После первых строк дверь из смежной комнаты открылась и в комнату ввалилась Лизкина подруга Ольга и какой-то мальчуган - Лизкин ровесник с букетом, только что принесенных Женькой цветов. Видимо, он должен был вручить их Женьке, но он так корчился от смеха, что вручения букета не произошло.
Женька, сначала застыл, затем под веселое улюлюканье выскочил в коридор, схватил одежду и голышом выскочил на площадку. Одеваясь около мусоропровода, он впервые за несколько лет заплакал.
Из-под двери не очень громко доносилась мелодия "Rider on the storm" , сменившая "Light my Fire".
- 3-
Лизка, вертлявая чертовка шла из библиотеки домой.
Вот бы встретить его. Человека из прошлого. Отца ее подруги или такого же, как он.
Она хорошо запомнила тот день. День их последней встречи.
Как будто вчера. Пасмурное утро.
Бетонные ступени - как каменные. Сандалии звонко впечатываются в серую массу, покрытую пылью проходящих ног и тут же отрываются, чтобы произвести новый звук.
Убегающие ноги несутся по лестнице многоэтажки вверх. Раз-раз-раз и она, обладательница этих ног уже наверху. Вместе с сандалями, носочками, трусиками, платьем, ранцем и массой иных вещей здесь и сейчас собранных в единое целое- девочку Лизу девяти лет, бегущую наверх и ее вещички.
Ключ - длинный как строительный гвоздь, но плоский и неровный, врезается в замок.
Она уже дома, хотя всего-то десять часов утра. Ее одноклассники мирно сидят на втором уроке в школе, до которой пара десятков шагов или десяток девичьих прыжков.
Вторник, сентябрь, мелкий дождь. Дома никого нет. Самое время все обдумать и пока он не пришел заняться тем, чему ее научили. Платье уже на стуле. За ним на стул летят носочки и майка. Синенький треугольник трусиков сдвинут. Левая рука в основании розовой щелки. Так быстрее, быстрее! Еще и еще! Готово! Надо одеться. Взгляд на часы - осталось пять минут.
Совсем скоро, в тайне ото всех придет он - отец ее одноклассницы.
Лизке было восемь, когда между ними это началось. В те редкие моменты, когда они оставались вдвоем, на Лизку накатывало сладкое оцепенение. Он медленно гладил ее по плечам, потом по бедрам. Сладкая тяжесть накатывала на все тело, но особенно на руки и ноги. Внизу живота невидимым светом и ощутимым теплом вспыхивал яркий, горячий комочек, который нуждался в прикосновении. В прикосновении и ласке.
Со временем она научилась разжигать это тепло и ублажать этот теплый шар, свивающий воедино юную щель и окружающее пространство. Но внешнее прикосновение всегда было желаннее.
Увы, внешний источник неги иссяк. Та встреча у нее дома была последней.
Он пришел ровно через пять минут. Прямо в коридоре медленно и нежно снял с нее всё и взял на руки. Отнес на кровать. Губами исследовал каждый сантиметр ее тела. Он аккуратно прикасался к ее промежности губами и языком. Своим ртом он буквально слился с ее писечкой. Это было похоже на нескончаемый поцелуй.
Он сам одел ее, поставил на табуретку и сел на корточки. Его скорбный взгляд, снизу вверх был полон боли. Он долго молчал. А затем сказал, что это было в последний раз.
Их встречи просто прекратились. Без новых слов и объяснений. Комочек внизу живота отныне получал лишь тепло собственных Лизкиных рук.
Она никому ничего не рассказала. Но ведь он ее предал! А затем предали и другие.
Чем она плоха, почему, они одноклассники, старшеклассники, взрослые, почему они не дарят своих прикосновений? Им жалко прикоснуться, спустить с не колготочки, трусики, Жалко прикоснуться к сокровенному? Жалко времени, жалко чувств?
Их жадность должна быть наказана. Женька, этот мужлан, вместо того, чтобы прикасаться - смотрел. Разбудив надежду на дискотеке в пионерлагере, прикоснувшись к ее комочку, по приезду в город ни разу не прикоснулся к...
Да еще захотел ее сфотографировать! Получить бездушный клочок бумаги, когда мог получить все. Взамен трепетного тепла - плоская холодная отглянцованная гладь бумаги. Наказать! И наказание последовало быстро. Евгений был наказан. Теперь это дело прошлое. Нет Евгения. Есть она, Лизка и ее желание поскорее прийти домой и разжечь огонь.
- 4-
Путь из библиотеки подходил к завершению
Около дома какой-то молодой коробейник в русском маскарадном кафтане протянул свой короб:
- Первая негосударственная российско-французкая лотерея! Каждый третий билет бесплатно! Вам повезло - Ваш билет бесплатный! Все призы прямо из Франции!
- А чего люди не берут?
- Еще как берут, всего два билета осталось!
Билеты были подозрительно похожи на фотобумагу, стандартного размера, свернутую вчетверо и скрепленную скрепками. Наклейки какие-то яркие. Лизка заколебалась. Так ведь бесплатно.
