Моя фотография за восьмой выпускной класс. Четырехэтажное облупившееся здание средней школы, сирень в цвету и 35 учеников в три ряда на ступеньках. Белые фартуки, банты, косички и комсомольские значки - 16 девочек вокруг нашей классной учительницы, доброй и наивной женщины. Вон в ту пухленькую девочку с длинными белыми волосами я влюблен с шестого класса. Тогда она мне казалась самым красивым существом на свете. Синие костюмы, белые рубашки, галстуки и опять же значки с профилем Ленина - 19 мальчиков. У четверых я сосал, двое трахали меня в задницу. :Школьные годы чудесные: Видите, в верхнем ряду второй слева худенький мальчик с застенчивой улыбкой - это я. Рядом красивый пацан с русыми кудряшками и наглым взглядом - это он. Игорь Я-н. Мой первый. Мальчик, которого я сначала боялся и ненавидел и в которого затем влюбился до беспамятства. Именно этим кудрявым наглецом я был оттрахан в первый раз и именно ему я самозабвенно отдавался в течение двух лет.
И так, леди и джентльмены, мой Первый раз!
Все началось со страстного увлечения почтовыми марками. Выклянченные у родителей и сэкономленные на обедах деньги, скромные доходы от сдачи стеклотары и макулатуры незамедлительно тратились на красивые, крошечные бумажки. Собирание и многочасовое разглядывание альбомов с марками были для тринадцатилетнего пацана смыслом жизни. Если не считать онанизм и легкую атлетику. Именно в таком порядке. Дрочил я с десяти лет, спуская по два-три раза в день и считая себя абсолютным мировым чемпионом по количеству пролитой в носовые платки спермы, а в секцию легкой атлетики родители со слезами запихали меня только год назад. И еще через год, опять со слезами, запретили туда ходить после полученного на тренировке сотрясения мозга. Занятия спортом и сблизили меня с Игорем, пацаном сильным и борзым. Мы вместе выполняли парные упражнения, наматывали круги по стадиону, оголялись до трусиков в раздевалке и шли домой с матерчатыми мешками через плечо. В этих, сшитых нашими мамами, сумках мы носили кеды и треники. Жил Игорь не далеко от меня. Только он в частном деревянном доме, а я в блочной пятиэтажке.
И вот однажды Игорь обмолвился, что у его отца тоже есть альбомы с марками и сразу после шестого урока я напросился в гости смотреть сокровища. Родители Игоря, как и полагается нормальным советским людям, днем были на работе. В доме приятеля меня поразили две вещи - ковроткаческий станок и большая кровать под балдахином, настоящий альков, с витыми деревянными столбиками и тяжелыми кистями. Эту невиданную для пролетарского быта диковину отец Игоря смастерил сам. У его мамы было не менее своеобразное увлечение - она ткала ковры. Один из них, выполненный наполовину, был растянут на станке, а рядом стояла корзина с кучей разноцветных клубков. Игорь забрался на антресоли, порылся и достал завернутые в целлофановый пакет два больших, толстых альбома. Судя по слою пыли на мешке, увлечение марками для игорева отца осталось в прошлом. Расположившись под балдахином, я с трепетом переворачивал картонный страницы, исходя слюной от зависти. Игорь успел переодеться, разобрать портфель, погреметь кастрюлями на кухне, послушать радио, посмотреть в окно и сейчас явно скучал, сидя на стуле и качая ногой.
Где-то в середине второго альбома я увидел ЕГО. Серебряный квадратик с изображением японского божества. Надо сказать, что марки на японскую тематику я любил больше остальных, и из серии с многорукими лысыми богами у меня были семь штук, и как я думал все. И вот восьмая. Мои ладони вспотели. Я хотел эту марку больше всего на свете. Первая мысль была - украсть, но как воспитанный и честный мальчик я не мог так поступить с другом и принялся выклянчивать. Игорь сначала несказанно удивился мысли отдать что-то родительское, но затем повелся на мои уговоры, что альбом давно никто не смотрит, марки можно сдвинуть и отец даже не вспомнит, что у него была такая. Гоша хитро улыбнулся и начал торговаться. Цена в 20 рублей сразила меня на повал. Месяца за два я, может быть, и насобирал бы столько, но ведь это два месяца! Обещания всегда носить его сумку с кедами, дежурить за него в классе, решать ему контрольные до конца жизни впечатления на школьного товарища не произвели. Он явно наслаждался положением властителя и куражился. Теряя надежду, я отчаянно умолял:
- Игореха, я сделаю все-все-все, что ты захочешь.
- Что все?
- Ну, все, что скажешь.
- И пососешь?
- Конечно:что пососешь? - я не сразу сообразил, о чем идет речь.
- Письку пососешь.
- Дурак что ли?
- Тогда давай сюда альбом, - Игорь нагло улыбался.
- Нет, подожди.
Меня терзали сомнения. Сосание члена по установившимся понятиям было самым позорным, что могло случиться с нормальным пацаном. Такие несусветные вещи делали только какие-то загадочные вафлеры. К тому же добавлялись впечатления личного опыта. Когда мне было 9 лет, мой четырнадцатилетний сосед по подъезду уговорил меня взять его член в рот, и я, черт знает почему, обхватил губами его горячую, мокрую головку и пососал. Затем, сообразив, что видимо делаю что-то нехорошее, выплюнул, и, несмотря на страстные и долгие уговоры, угрозы и убеждения соседского парня, отказался продолжать. И вот сейчас Игорь просит взять в рот эту гадость!
- Ладно, но только считая до десяти.
- Ты оборзел, что ли? Нет, отсосешь с проглотом.
Ни за что! Я уже был готов распрощаться с мыслью о серебристой марочке, но у Игоря в трусах видимо задымилось:
- Тогда в жопу давай.
Такой вариант товарообмена меня устраивал больше. Жопа - не рот, не противно. Пусть сует, если так хочется. Помявшись, я согласился:
- Только малофью туда не спускай.
- Ладно, обещаю.
Леди и джентльмены, дальнейшее нужно описывать в картинах.
Картина первая "Пионера ебут в попу".
Я встал и, краснея, спросил:
- А как?
- Что маленький, что ли? Снимай штаны и вставай раком. Иди сюда к столу.
Я расстегнул синие школьные брюки, спустил их до колен, затем стыдливо отвернулся и приспустил трусики. Когда я наклонился, металлические пуговицы форменного пиджака лязгнули о крышку стола, и в лакированной полировке отразились короткая челочка, пионерский галстук и мое напряженное личико. Игорь, пристроившись сзади, сразу начал всовывать член. Он пыхтел, сопел, давил, переминался, растягивал попку руками, но никак не мог пробить броню испуганно сжавшейся дырочки.
- Подожди, я сейчас, - с болтающимися на коленях трекушками он выбежал из комнаты, а я остался стоять, рассматривая в окно проезжающие машины и прислушиваясь к непривычным ощущениям от холодящего попку и яички воздуха.
Леди и джентльмены, оцените прелесть этого живописного полотна. Юный пионер со спущенными до колен штанишками, стоит, выпятив белую, сахарную попочку с нежной розочкой ануса, и ждет, когда школьный товарищ выебет его. 80-е годы ХХ века, холст, масло.
Игорь вернулся с куском мыла в руке. Обильно смазав мне дырочку, он снова ткнулся членом:и сразу же провалился по самые яйца. Мамочка моя! От внезапной боли я дернулся, но стол спереди и мальчишка сзади не дали рыбке сорваться с крючка. Я ойкал и поскуливал, а друг, тесно обхватив меня руками, ебал мою попку со скоростью заводного кролика. Едва болезненные ощущения растаяли, и по телу поползли пугающе приятные волны неизведанного наслаждения, как Игорь уже кончил. Совокупление пионеров заняло от силы минуты две. Хотя коварный друг обманул и наспускал-таки в попу, мне, потрясенному новыми впечатлениями, это было уже безразлично. Я выпрямился, прикрывая рукой стоящий писюн, и не знал, что делать дальше. Мыло в заднице неприятно щипалось. В ванной, обмывшись, робко потрогав дырочку и не найдя никаких изменений, я облегченно вздохнул. Ну вот, делов-то. Привел себя в порядок, поправил безупречный узел красного галстука и вернулся в комнату за обещанной наградой. Там меня ждал сюрприз.
Картина вторая "Пионер сосет хуй".
Игорь со спущенными штанами сидел на столе и теребил свой опять вставший член:
- Славян, пососи у меня.
- Я же сказал нет. Давай марку, мне домой пора.
- Пососи, тогда и отдам.
Я задохнулся от возмущения:
- Ты же обещал. Это не честно!
- Ну и что.
Сволочь, однозначно сволочь.
Поняв, что уговаривать бессмысленно, а отступать уже глупо, я опустился на корточки и нерешительно замер. Длинный членчик с блестящей головкой слегка загибался вверх и подрагивал. Игорь, затаив дыхание, во все глаза смотрел, что будет дальше. Вздохнув, я раскрыл пошире рот и обхватил губами красную головку. Несмотря на попытки школьного товарища пропихнуть член поглубже, я вырывался и сосал только головку, скользя по ней языком. Не испытывающему никаких особенных эмоций, мне было не понятно от чего Игорь так дергается, вертится, стонет и вскрикивает. Сначала я даже подумал, что ему больно, но, увидев блаженную улыбку и прикрытые от удовольствия глаза, успокоился. Неужели это так приятно? Скулы начали болеть и чтобы поскорее избавиться от предмета во рту, я стал быстрее и сильнее обсасывать языком и губами залупу друга, не задумываясь о последствиях. А они наступили.
Картина третья "Пионер с полным ртом спермы".
В рот вдруг ударила струя вязкой жидкости и, растекаясь по языку, заполнила рот терпким, горьковатым вкусом. "Ой мамочка, он же спустил мне в рот", - мелькнуло в голове, и тут же вторая струя выстрелила по небу, затем еще и еще. Я в возмущении вскочил на ноги. Со вздрагивающего члена Игоря свисала длинная, блестящая паутина семени, а я как дурак стоял с полным ртом малофьи и не знал, что с ней делать. Выплюнуть прямо на пол было как-то неловко. "Надо бежать в ванную", - успел еще подумать и тут случилось невозможное. От волнения непроизвольно я все проглотил! Какая гадость! Не знаю, как меня не вырвало со всеми внутренностями. На кухне, схватив чайник, я влил в себя два стакана воды, пытаясь заглушить рвотные позывы и смыть этот отвратительный вкус во рту.
По возвращении в комнату на столе лежала марка, а Игорь смотрел виноватыми глазами:
- Извини, Славян. Нечаянно. Так получилось.
