Девочка только кивнула головой.
- Приходилось пробовать?
- Нет, нас с сестрой только ремнем стегали! - глазки приговоренной стали круглыми от ужаса. - Не надо, я не хочу!
- Нет, Катенька, от твоего желания тут уже ничего не зависит! - рассуждал Борис, любуясь вздрагивающим телом, - ты уже достаточно взрослая девочка, совершила очень плохой проступок, и по тебе плачут!
"Неужели он ее не разденет? - скамейка почувствовала, как отчаянно бьется сердце Катеньки. - Польза от наказания сильнее!" Она знала, что не один десяток девочек сгорали от стыда и от унижения, когда их заставляли не просто заголить попу, а раздеться совсем.
- Хорошо лежишь, вот только на тебе слишком много одежды, - Борис решительно стянул до щиколоток и шорты и трусики, а затем задрал к подмышкам футболку. - Так-то будет лучше!
Теперь картинку портила только зеленая полоска лифчика. Борис расстегнул крючки и задрал его к подмышкам, не забыв при этом оценить на ощупь размеры грудей.
"Я могу, могу внушать людям мысли! Не разучилась за столько лет!", - скамейка почувствовала вкус напрягшихся от унижения и страха девичьих грудей, и поняла, что шанс избежать геенны огненной появился вновь.
А зрелище было действительно красивое: девочка зажмурилась, готовясь в любую секунду принять на себя первый удар, но наказание не начиналось. Борис не смог отказать себе в удовольствии унизить девочку еще сильнее: он провел кончиком прута по обнаженному телу от пяток до шеи, любуясь, как оно вздрагивает от прикосновения вишневой ветки.
- Теперь, кажется, все готово, можно, как говорил Михал Сергеевич, нАчать! Вот только нехорошо, если соседи услышат, чем мы тут занимаемся. Впрочем, к дискотекам деревенские привычные! - мужчина включил радиоприемник. - Сейчас найдем музыку пострашнее!"
- Не надо! - Катя повернула к Борису заплаканное личико. - Я больше не буду!
Скамейка поняла, что в этот момент она готова на все, даже на потерю невинности, лишь бы избежать позорного и унизительного наказания. Борис отступил на шаг, полюбоваться пленницей. Привязанная к лавке, мелко вздрагивала и просила пощады хорошенькая девочка-подросток. Тонкий не загоревший треугольник светлым пятном выделялся на фоне темных ног и спины. Борису показалось, что еще не совсем созревшее тело юной женщины ждало наказания.
- Не надо, ну, пожалуйста, не надо! - девчонка поняла, что до порки остались секунды, и отчаянно пыталась спастись от неминуемой кары.
"Нас не догонят!", - орали татушки из динамика.
- Как по заказу! Лучше мелодии для порки просто не придумать! Нет, девочка, надо! - Борис поднял прут и, резко взмахнув, рассек воздух.
- Мама! - девчонка дернулась и судорожно сжала ягодицы, ожидая удара.
- Догонят! - Борис опустил вишняк на круглый зад.
Боль горячей дугой пересекла попку, белой молнией лопнула в мозгу, заставив девушку вздрогнуть, отчаянно дернуться, и напрячь ноги: для плотного обхвата дырочки в ремне не хватило, и несколько сантиметров свободы попке осталось. Потом боль превратилась в зуд, но и это еще не было началом.
- Воровкам место на скамейке! - Борис, решая растянуть наказание, провел кончиком прута по сжавшимся от страха и предвкушения новой боли ягодичкам.
"Так ее!", - злорадствовала скамейка.
Третий удар прошелся по середине ягодиц - полоса быстро вспухла. Девочка вздрогнула и заелозила по дубовой доске, насколько позволяла привязь, доставляя старой мебели огромное почти забытое удовольствие. Второй куплет подросткового шлягера, показался Катерине вечностью, а заодно и дал проникнуться воровке чувством раскаяния.
- Нас не догонят! - орали безголосые девчонки лесбийской ориентации.
- Пять! - Борис размахнулся и хлестнул прутом поперек ягодиц, на которых тут же появилась тонкая красная полоска. От неожиданной боли девушка запрокинула голову, прикусив губы, вытянулась и тонко взвизгнула.
- Это не больно! А вот так больнее будет! - Борис начал сечь в такт бесконечно повторяющемуся припеву, не давая никаких послаблений. - Шесть, семь, восемь!
Розга опускалась на беззащитные нежные ягодицы, каждый раз оставляя красный рубец. Пока лесбиянки пели незамысловатый куплет, экзекутор поменял сломанный прут, и перешел на другую сторону скамейки. Там, где кончик прута куснул кожу, красные полоски оканчивались капелькой крови.
- Хватит! - девочка выровняла дыхание, надеясь, что порка уже позади.
- Хватит будет, когда я скажу! - прут вновь со свистом рассек воздух.
"Мочить надо прутики, - скамья привычно подставила бок пруту, соскользнувшему с наказанной попки, - так их на дольше хватит!"
- Ой! Ай! - вопли девочки стали односложными.
- Опять прут о скамью обломился, - Борис взял новый, - жаль, надо было побольше их нарезать!
- Больно! - девчонка извивалась, визжала и просила не сечь больше, уверяя, что все поняла.
"Нет, ей еще мало, - думала скамейка, - сколько лет без работы!" Вопль из динамика, противный свист, и снова прут опустился на юное тело.
- Воровкам по заслугам! - и Борис отшвырнул обломанный прут в сторону. Целых два раза татушки повторили идиотский припев без болевого сопровождения. Она начала успокаиваться, видимо решив, что наказание окончено.
- Ну, отдохнула, - тут Борис взял свежую розгу, чем вызвал громкий вопль отчаяния, - тогда продолжим!
"Хороша ведь, негодница!", - подумал Борис, любуясь проделанной работой. На попе уже не оставалось свободного места, и удары пришлись чуть выше ягодиц и на обнаженные ляжки девушки.
- Ничего, - Борис решил, что последние удары должны быть наиболее сильными и болезненными, - недельку на речку не походит! А с родителями, если будут качать права, я разберусь!
Татушки наконец-то отпелись, и экзекуция закончилась вместе с последним сломанным прутом. И палачу и жертве понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя: ни тот, ни другой не представляли, каким приключением обернется сегодняшний вечер.
- Развяжи меня, - девушка немного успокоилась и теперь жалобно всхлипывала, надеясь, что наказание окончено, - пожалуйста!
- Развязать? - извивающееся юное тельце произвело на Бориса такое впечатление, что он решил не ограничиваться поркой.
"Впендюрь ей в задницу! - подумала скамейка, поняв настроение Бориса. - В качестве дополнения!"
Член в штанах давно стоял колом и упускать возможность разрядиться, когда тут такая вкусная девушка, было глупо. Тут взгляд его упал на банку с медово-прополисной мазью, оставшейся еще со времен деда Матвея, которой он мазал руки и другие места для активного долголетия.
- А вот это именно то, что надо! - Борис снял крышку и понюхал. - Думаю, она если и выдохлась, то для смазки все равно подойдет!
Отбросив розгу, он отвязал девчонке ноги, снял полностью трусики и штанишки, а потом вновь связал их лодыжками, но уже под скамьей.
"Молодец! Догадался!" - думала скамейка, наслаждаясь судорогами жертвы. - Как он ее пробрал! Мало не показалось! Жаль только, мало крови. Всего пять капелек!"
"Зачем он это делает? Неужели еще будет бить?", - Катька зажмурилась и замотала головой.
- Ну, Катенька, продолжим твое воспитание! - Борис несильно пошлепал ладонью по избитой попе. - Меня нельзя, я девочка! - заплакала Катя, догадавшись о намерениях мужчины.
- Девочкой и останешься! - Борис провел рукой по ягодицам, с удовлетворением ощущая жар исполосованного тела, склонился над бесстыдно выставленной маленькой шоколадной дырочкой, намазал ее дедовской мазью...
- Нет! - Катя попыталась сжать очко, но Борис ввел туда смазанный указательный палец до самого основания.
- Расслабься! Будет Легче! - Борис завернул крайнюю плоть, намазал мазью головку и приступил к делу.
Катенька, как только бесстыдный палец убрался из ее попки, решила, что мучительное и унизительное наказание уже позади, но тут почувствовала, как сильные мускулистые руки еще сильнее разворачивают ягодицы, и тут внезапная невыносимая боль вторглась внутрь девичьего тела.
- Нет, нет! - хрипела Катя. - Прекратите, не надо!
Капроновые веревки больно впились в тело, но скамейка и не думала отпускать Катю. Борис, навалившись сверху, не упустил возможности облапить ладонями соски юной жертвы.
"Пусть вытворяет, что хочет, лишь бы взял меня обратно в дом!", - подумала скамейка, поскрипывая под тяжестью двух тел. В свое время ее добротно собрали на шипы, но годы простоя не прошли даром, и теперь они немного рассохлись.
- Мне решать, что надо, а что нет! - мужчина, преодолев плотный охват кольца, начал двигаться, постепенно увеличивая темп, а потом тяжело задышал и навалился на нее всем телом. - Лежи, как лежала, если не хочешь еще розог!
- Мама! - Катя почувствовала внутри себя неслабых размеров орган.
- Расслабься! - Борис принялся разрабатывать отверстие, в такт своим движениям сжимая девичьи грудки.
Тут скамейка поняла, что в стонах и воплях наказанной девочки появились новые нотки. "Ну, все, сомлела девка, - вспомнила скамья, что в давние времена ее время от времени использовали и для плотского греха. - Так кричат не от боли, а от удовольствия!".
- Теперь можешь встать и одеться! - Борис расстегнул ремень и перерезал веревки.
Катя, не вставая с лавки, сдернула футболку вниз по спине и села, охнув, на скамейку. Ее лицо было красным, как помидор, глаза блестели, а слезы чудесным образом успели высохнуть. Набухшие грудки приподнялись, и Борису показалось, что соски уставились на него недоуменным взглядом.
- Можно мне в туалет? - униженно попросила она, опуская майку на живот.
- Пожалуйста! - Борис достал ведро и поставил его перед девушкой. - Садись.
Это было уже слишком, но мочевой пузырь и прямая кишка подавали сигнал о последних секундах задержки.
Катя села на ведро, закрыла глаза, чтобы не видеть лица Бориса, и расслабилась. Большего позора и унижения ей в жизни испытать не удалось.
- На! - Борис протянул одежду, и не думая отворачиваться. Он не без удовольствия наблюдал, как морщится Катенька, натягивая шорты. Трусы она положила в карман.
