На следующий день состоялась игра "Зарница" для малышей и завершилась для меня очень необычным образом.
Заключалась она в следующем: детям пришивали бумажные погончики на плечи, в нашем лагере зеленые, у противников синие, и они должны были их срывать. Тот, у кого не было одного погончика, считался раненым, без двух погончиков ребенок считался убитым. Мы были посредниками и должны были выводить убитых и раненых из игры.
Для старших все получилось отлично, игру всерьез никто не воспринял. Синие девушки кокетничали с зелеными юношами. Наши девушки тоже не упускали свеженьких парней. Погончики срывали по обоюдному согласию! Совместные танцы потом устроили.
У малышей все закончилось драками, причем девочки дрались яростнее мальчиков. Что-то в этом роде Вика предвидела, мы пригласили в посредники еще и футболистов. Но здоровенные спортсмены едва успевали разнимать детишек, а маленькую Вику попросту избили.
Когда я Вику нашел, раны ей уже обработали. Плечо было залеплено пластырем, царапины замазаны зеленкой, под глазом набухал синяк. Она прижалась ко мне, расплакалась и четко сформулировала шепотом все, что ей требовалось для компенсации обиды:
- Мы всех игнорируем, ты отнесешь меня на озеро, и там я стану женщиной!
Я с ней согласился, но уговорил пройти два километра пешком. Вика кипела от обиды на весь мир. Пришли на озеро, искупались, легли рядом, и я отказался делать ее женщиной. Она была совсем крохотной, явно этого боялась, хотя и хотела. От новой обиды на глазах показались слезинки. Потом она вдруг улыбнулась.
- Я без тебя обойдусь - спокойно сказала она.
- Это как?
- А вот так!
Вика меня поцеловала, помяла мой член, убедилась, что он достаточно твердый, залезла на меня, примерила, куда его надо воткнуть.
- Если будет больно, кричи, - грустно улыбнулась она и решительно опустилась. Сразу после этого она повалилась на меня, горько расплакалась, и, всхлипывая, прошептала:
- Сереженька, это же неимоверно больно! Я ожидала, что будет больно, но чтобы так больно! Мне, наверное, еще рано становиться женщиной.
Конечно, на этом мы задержались. Вика полежала на мне, слезки измочили мою шею. Я хотел вынуть член, но она попросила его оставить, только не двигать. Всхлипывая, она пояснила, что должна привыкать к новым ощущениям.
Потом она осторожно села. Я посмотрел на женщину, у которой я стал первым мужчиной. Лицо у нее было в пятнах зеленки и в слезах. Под глазом уже наливался солидный синяк. Но я Викой любовался.
- Буратинка, ты прелесть!
- Дурочка я, к тому же набитая, знаешь, как глаз болит! Про остальное я и не говорю, - улыбнулась Вика сквозь слезы.
- Прелесть, какая дурочка, - согласился я.
Когда она осторожно приподнялась и легла рядом, я девочку осмотрел. На влагалище и бедрах оказалось несколько капелек крови. Вика посмотрела на мой член, он был невероятно возбужденным и тоже немного испачкан кровью.
- Я примерно знаю, что делать. Ты просто лежи спокойно.
Она обхватила член ладошкой и осторожно стала двигать. Опыта у нее явно не было, член иногда выскакивал из ладошки, движения сначала были слишком медленными. Потом она приспособилась и сама почувствовала нужный ритм. Я наслаждался, глядя на серьезное личико. Вика довольно засмеялась, когда из меня вылетела струйка и сказала:
- Пойдем, помоемся.
Я отнес Вику в озеро и аккуратно помыл, пока мы целовались. Потом мы протерли друг друга полотенцами и прижались, чтобы согреться. Я ласкал Викины сосочки, она шепотом размышляла:
- Неделей раньше я и не собиралась лишаться девственности. А, что это с тобой произойдет, и в кошмарном сне представить не могла. Только не думай, что у нас любовь. У тебя первая любовь была Таня, первой женщиной Настя, с Юленькой шуры-муры тоже возникли. Ты у меня только первый мужчина. Первой любви у меня еще не было. И не думай, что я жалею о том, что случилось. Я и не ожидала, что ты таким ласковым окажешься.
Тут я ее прервал. Я очень нежно сжал грудки ладонями, и спросил:
- А почему ты называешь эти прелести сиськами?
- Тебе этого не понять, ты большой, а я маленькая! У меня комплекс неполноценности. Я же видела Танькины груди, а уж с Настиными мои пупырышки сравнивать нечего. Когда скажешь сиськи, кажется, что они больше.
- Ты прелестная дурочка, - сказал я, - они же у тебя неимоверно красивые! В точности по твоей фигурке. А сосочки у тебя больше, чем у Насти.
- Правда, больше? - обрадовалась Вика.
Потом мы собрались и, обнявшись, пошли домой. Вика выглядела очень довольной и веселой, обзывала меня развратником и насильником. Она всячески дурачилась и дорога у нас заняла намного больше времени, чем обычно. Иногда я нес девочку на руках.
- Хорошо, что мне было больно с моим первым мужчиной. Я так разозлилась, что даже забыла предохраниться, - смеялась Вика, - стал бы ты папой в пятнадцать лет, на наше счастье смог остановиться. Только не думай, что у нас любовь. Все равно ты Таню любишь. Зачем я, дурочка, взяла бинокль! На меня ты даже сегодня так не смотрел. Ну, ничего, дня через два у меня подживет, и снова попробуем.
Через реку я Вику перенес, ровно на середине мы поцеловались. На обед мы опоздали. На веранде столовой мы целовались на виду у всего лагеря. Все было в точности как с Таней. С Викой мы тоже вели себя как дети малые, только грибов не принесли.
Вечером Вика опередила Сашеньку и пригласила меня на "Белый танец" (Дамы приглашают кавалеров) . Я удивился, с Викой мы никогда не танцевали, она говорила, что танцевать я не умею. Синяк под глазом был аккуратно замазан пудрой.
- Я с тобой поговорить во время танца решила, - объяснила Вика, - но ничего не получится, разница в росте мешает. Ты просто слушай и молчи.
Я не удержался и поцеловал пушистую головку. Вика меня очень осторожно отстранила:
- Совсем мальчик ошалел! Мы с тобой не на озере, а в общественном месте. Сначала я хочу пожаловаться. Представляешь, никто не заметил наши поцелуи в столовой. Про тебя с Танькой весь лагерь жужжал. Ну и хорошо, давай все в тайне сохраним. Приходи ко мне на свидание завтра утром, полапай немножко, у меня уже гормоны накапливаются. Сам проснуться ты не сможешь, я тебя разбужу, только привяжи к руке веревочку и выброси в окно. Веревочки у тебя, конечно, нет, я ее положила на постамент Павлику Морозову. За ним мы завтра и встретимся. И еще мой тебе совет, когда пойдешь с Сашенькой целоваться, груди немного погладь. Мне кажется, ей это понравится. А теперь все, давай танцевать.
Кода танец закончился, Вика неожиданно сказала:
- Медленный танец с тобой может быть приятным.
И вернула меня Сашеньке.
После следующего танца Сашенька повела меня целоваться на спортплощадку. Когда я погладил груди, прикрытые очень мягкой шерстяной кофточкой, она прижалась ко мне и шепнула:
- Мне так хотелось, чтобы ты это сделал! Я сама хотела попросить, только стеснялась.
Я не удержался и поцеловал девочку "по-настоящему". Саша задрожала.
- Тебе не понравилось? - испугался я.
- Я и не знала, как это приятно, Сережка, - она смущенно засмеялась, еще раз сама поцеловалась, и укоризненно шепнула: - мог бы и раньше меня так поцеловать, а руку можешь под кофточку просунуть, сам-то не догадаешься...
Я не удержался, просунул руку и под кофточку и под блузку. Лифчика на девочке не было. Небольшой сосочек оказался тверденьким. Саша положила головку на мое плечо и почти мурлыкала. Ее щека очень симпатично пахла девичьей свежестью и приятным кремом от комаров. Потом она вдруг прижала мою руку к своей нежной груди и шепотом засмеялась:
- Знаешь, почему мне этого захотелось? Я сегодня в бинокль смотрела, как вы с Викой реку переходили. Вышли из лесу обнявшись, потом хихикали, потом ты взял ее на руки и покружил, потом животик целовал, потом снова хихикали. Потом она от тебя убежала, ты ее поймал, попку нашлепал, понес через реку, она тебя целовала, ты уворачивался, потом она уворачивалась, ты ее целовал. Мне так завидно было!
Саша прижалась ко мне, и мы снова поцеловались. Долго целоваться она не умела, и продолжила психологический анализ, совершено неуместный для двенадцатилетней девочки:
- Я вами любовалась, вы идеально друг другу подходите. Вика ведь жутко симпатичная, а фигурка у нее - это вообще полный отпад. Ты флегматик, она сангвиник, замечательное сочетание. Танька тебе совсем не подходит, она тоже флегматик. Мне ты нравишься, но... . В двенадцать лет мой рост в точности как у тебя, тебе четырнадцать, вырастешь ты сантиметров на пять, а я на двадцать. Я же не буду меньше метра девяносто!
Огни на танцплощадке погасли. Это означало, что через полчаса все должны лежать в кроватках. Саша последний раз ко мне прижалась.
- Знаешь, как плохо быть красавицей? - шепнула она, - нормальные ребята меня боятся, а всякие придурки липнут. Побудь немножко моим кавалером? Если Вика сильно ревновать не будет.
Я проводил Сашеньку, на обратном пути зашел к Павлику Морозову и забрал Викину веревочку. Пришлось посвятить в тайну веревочки моего приятеля. Окно у нас было одно на двоих. Открывать его было нельзя, в конце августа ночи были холодные. Но идея ему очень понравилась, и пока я ходил чистить зубы, он перочинным ножом просверлил аккуратную дырочку в оконной раме.
- Вот бы Галька Антонова меня подергала за веревочку. Жалко, что она не Сашенькина подружка, - он был убежден, что меня разбудит Сашенька.
Я сразу проснулся, когда Вика за веревочку подергала. За памятником Павлику Морозову она сидела на скамейке и дрожала от холода. Я закутал девочку плащом, обнял и стал согревать. Место было очень удобное, густые кусты совершенно скрывали лавочку с трех сторон, а четвертая выходила на высокий обрыв над рекой.
Еще темно было. Тишина была абсолютная, на небе ни облачка. Какой-то метеорный поток в это время был, и звезды изредка падали. Про всякий секс мы забыли, просто обнялись и смотрели в небеса. Я иногда целовал маленькие Викины ушки, их надо было согревать, они быстро замерзали, и рассказал про историю с веревочкой.
