Тот, что стоял спереди довольно застонал, и в рот Лёльке потекла его тёплая сперма. Она замычала, попыталась отпрянуть, выплюнуть член, но он крепко сжал её волосы и заставил проглотить все до последней капли. Потом вытер член о её губы и встал. Второй участил свои движения. Потом неожиданно замедлил. Звуки стали хлюпающими. Он закатил глаза вверх и из его горла вырвалась мерзкий животный вздох.
- Не-е-е-ет! - захныкала Лёлька, видимо он стал в неё кончать. Теперь она была уже учёная и знала, что так делать нельзя, но выбора у неё не было. Она стояла на четвереньках с задранной голой попой перед парнем. Выпустив в неё всё, что у него накопилось, парень довольно задышал, вытер член об её задницу и тоже встал на ноги. Лёлька повалилась на пол, рыдая, закрывая лицо руками. По её ляжкам и лицу стекала густая сперма. Парни вышли и хлопнули дверью. На секунду домик осветился фарами их машины, после чего рёв двигателя стал слышен все слабее, пока совсем не стих. Воцарилась страшная тишина.
Я приподнялась на локте. Лёлька почти не двигалась, лишь её спина еле заметно вздрагивала от рыданий. Я села. С болью и досадой я констатировала, что трусиков на мне тоже не было, а внизу живота было очень мокро, губки просто слипались: Я поняла, что тоже не избежала Лёлькиной участи пока была без сознания: Лелька всё это конечно видела, но я никогда не решилась спросить у неё, что и как со мной делали.
Спустя несколько часов мы сидели на травяном берегу речки Клязьмы и рыдали от переполняющей горечи и обиды. Светало. Медленно вставало солнце.
- Какие твари! - рыдала Лёлька, - какие они все твари: они в меня кончили два раза!
Я молча смывала с ног и рук грязь и сажу. Вид у нас тогда был самый плачевный.
- Леночка, прости меня, - вдруг заревела Леля, - я же не знала, что так получится...
- Ничего: ты же: ты не виновата: - сказала я. Она вдруг обняла меня и крепко прижалась ко мне всем телом. Я тоже обняла её крепко-крепко. Её волосы растрепались по моему лицу:
- Милая ты моя! - прошептала Лёлька, и я поняла, что её слова от чистого сердца, что этот случай нас очень сблизил, и теперь мы настоящие подруги, по гроб жизни!
Она была вся чумазая, перепачканная грязью. На её лице ещё была сперма. Я умыла её в реке. Блузку и лифчик они порвали, и её красивая грудь болталась под курткой, ничем не прикрытая. Мне вдруг стало очень жалко Лёлю. Будто это была моя маленькая сестрёнка. Я привыкла, что когда в детстве что-то болит, мама целует больное место. Я опустилась на корточки рядом с ней и поцеловала каждую грудку по отдельности. Лёлька погладила меня по голове. Я застегнула на её груди куртку и снова обняла её.
- Пошли, моя дорогая, - сказала я. Мы побрели уже не в посёлок к Любке, а на станцию вдоль железной дороги. Всё вокруг было в молочно-белом тумане и казалось нереальным: На перроне не было ни души. Очень скоро подошла первая электричка, и мы поехали в Москву. Народу почти не было, и лишних расспросов удалось избежать. С Ярославского вокзала мы поехали на троллейбусе ко мне домой. Мама как всегда была на сутках. Мы решили никому не говорить о случившемся. И в школу тоже не пошли. Я набрала полную ванну, и мы забрались в неё вдвоем. Пена приятно щекотала кожу и тело. В теплой воде ссадины и порезы заболели с новой силой. О плохом думать не хотелось.
- Иди ко мне, - сказала я. Лёлька села ко мне спиной, облокотившись на меня. Кончики её коленей торчали из белой пушистой пены. Я обняла её спереди, обхватила сзади коленями. Было слышно, как лопаются пузырики:
- Ты самая хорошая! - прошептала она. Я поцеловала её в плечо. Она не отстранилась, а откинула голову, и я поняла, что ей это приятно. Я взяла мочалку, намылила её. Впервые я видела её голой, но почему-то меня это совсем не смущало. Она была очень красивой, блондинка с большими серыми глазами и длинными ресницами, придающими её лицу несколько вопросительное выражение. Она поднялась на ноги. Я терла её и смотрела, как пена стекает по её спинке, плавно огибая попку. Сложена она была великолепно - стройные длинные ножки, грудь второго номера, длинная шея: Я почувствовала, что мне хочется прижаться к ней, и я ничего не могла с собой поделать.
Я опустилась на колени и провела мочалкой по её ноге, потом по второй. Её киска чуть тронутая пушком была прямо перед моим лицом. Я знала, что так можно, даже видела это несколько раз в фильмах, которые мой брат забывала убрать с полки. Но тогда мне это казалось отвратительным. Видимо все дело в том, как относишься к человеку. Если любишь его, то это всё не важно:
Я приблизилась к Лёлькиной киске и поцеловала её.
- Ты что? - ласково, но немного удивленно спросила она.
Я снова поцеловала, провела по ней язычком. Вкус у неё был довольно приятный.
- Я всегда мечтала это попробовать, - сказала я немного смущенно, - прости:
- Ничего, мы никому не скажем, - сказала она с хитрой улыбкой.
* * *
- Алёна Игоревна, это вас, - поднесла мне трубку Маша.
- Здравствуйте Алёна Игоревна, это Калле, генеральный менеджер фирмы "Сейта". Мы готовы перевести первую сумму на ваш счёт, - услышала я знакомый голос с финским акцентом.
- Очень хорошо, Калле, - сказала я ласковым, почти медовым голосом. В комнату вошла Лёля - взять папку с образцами договоров из шкафа. Я засмотрелась на неё, невольно вспомнив наш первый раз. Она, почувствовала мой взгляд, остановилась и ответила мне такой же светлой улыбкой. В фирме никто не знал о наших "неслужебных" отношениях:
* * *
С той ужасной ночи прошли годы. Мы закончили десятый класс, а потом одиннадцатый. Как не грустно это признавать, этот случай нас очень сблизил. Мы сидели за одной партой, ходили только вместе. Я знала, что буду любить только Лёльку, и даже не думала о том, чтобы встречаться с парнями. Поначалу, она отвечала ещё на ухаживания мальчиков, несколько раз ходила на свидания, занималась с ними сексом. Но я страшно обижалась, могла неделями после этого с ней не разговаривать, и в конце-концов, она отшила всех. Может быть на тот момент мной двигала и зависть, ведь она была гораздо красивее меня, и мне никто свиданий не назначал, а может быть, любовь это обостренное чувство собственничества. Я теперь уже не берусь сказать, что это было.
После школы я поступила в университет, и думала, что мы пойдём туда вместе, ведь раньше мы всё делали вместе. Однако Лёлька не захотела учиться дальше. Она сразу же пошла работать, и когда я берегла каждую копейку до стипендии, она покупала в дом новую технику и дорогую косметику.
Наши пути стали медленно расходиться. Мне было очень одиноко без неё в институте. Я так ни с кем и не подружилась. Безумно тоскливо было ходить одной по гудящим переполненным коридорам, сдавать экзамены злым преподам, везде везде одной: Всегда одной! Тогда я впервые поняла, привыкла, что надеяться мне не на кого.
Как-то раз мне было не сдать один жуткий предмет, в котором была куча математики. Поджимали сроки, мне грозило отчисление. Я попросила о помощи одного "ботаника" с нашего курса. Он краснея и потея, предложил мне помощь в обмен на интим. Как я его не упрашивала, предлагала деньги, он стоял на своём. Больше никто мне помочь не мог, и я согласилась. Это было проще всего - согласиться и сдать зачёт. Мы поехали к нему домой, в ужасную квартиру в районе Тёплый стан. Он сразу робко, но жёстко потребовал секса. Я расстегнула брюки и спустила их вниз вместе с трусами. Допустить, чтобы этот урод меня раздевал, я не могла.
Бревном я шлёпнулась на его узкую противно мягкую койку и уставилась взором в потолок, мечтая о том, чтобы скорее всё кончилось: Он навалился на меня всем весом и стал целовать. Я лежала под ним, умирая от стыда и жалости к самой себе, содрогаясь от его поцелуев. Он мял мою грудь, так, будто хотел оторвать, часто менял позы, тыкал членом, часто промахиваясь и попадая в попку, а потом вдруг задышал, и я почувствовала, как его презерватив во мне наполняется теплой дрянью: Он вынул быстро обмякший член, и гандон громко шмякнулся на пол. Я уходила от него очень поспешно, сдерживая рвотные позывы и рыдания. В тот день состоялось моё второе изнасилование, причем добровольное. Но в институте я осталась. Все мои долги он сделал за одну ночь, честно выполнив условия этой страшной сделки. После этого он несколько раз подходил ко мне, пока я не покрыла его при всех трехэтажным матом:
