Солнечный зайчик упал мне на глаза, нагревая нос. Я уткнул лицо во что-то мягкое, проснулся. Открыл глаза и понял - обнимаю пуховую подушку. Первое пришло, прогоняя дрему, то, что я мужчина, второе - буду им еще целый день.
Вот такие мысли. С ними я встал и побежал на двор с переполненным мочевым пузырем.
- Горе ты мое! - всплеснула руками тетя, когда я пролетал мимо. - Так теперь и будешь без штанов бегать?
В красивом однотонном шелковом платье - в обтяжку, с коротким рукавчиком и подолом чуть выше колен, она ворошила в комоде какие-то вещи, складывала, перекладывала. Обернулась, бросила мне трусы.
- Одевай! Машина из лесхоза пришла. В ней Наташка - дочь шафера. Не хватало, чтоб ты при ней с голым задом выскочил!
Остановился, поймал трусы и глянул в окно.
Во дворе стоял темно-зеленого цвета "ГАЗик" , с выцветшим брезентовым верхом. Любопытствуя, но опасаясь волкодава, из него выглядывала девочка. Нет, пожалуй, уже девушка, моя ровесница или немного старше. Ее отец сидел за рулем, мерно постукивая по нему пальцами, ожидая.
Я облачился в хлопчатобумажную ткань, но мое "отличие" - следуя законам природы, оттопырило резинку обычной утреней эрекцией.
Тетя подобрала руки в боки.
- Да! Так тоже не годится! - весело произнесла она. - Иди сюда!
Я подошел. Тетя взяла со стола пустую литровую банку и, выпустив мое отличие от девчонок на волю, присела на корточки. Подставила.
- Давай, быстренько.
- Не могу... - ответил я. Ее руки коснулись меня и все, словно заклинило.
- Еще новость! Ты уж постарайся.
Со двора посигналили.
- Да сейчас! - крикнула она в ответ, словно на дворе могли услышать.
Я вопросительно посмотрел на нее, и тетя добавила:
- В лесхоз съездить надо. К вечеру вернусь...
Нежданные гости украли целый день! Как быть мужчиной, если рядом нет женщины? Печальная перспектива провести многие часы в обществе волкодава меня настолько опечалила, что об стеклянное дно ударила светло-желтая струйка. Мое отличие от девочек упало вместе с настроением. Тетя подобрала краем банки последние капли и встала с корточек.
- Молодец! Иди в мою комнату...
Я понуро отправился в заданном направлении.
- Горе ты мое! Чего скис?
- Завтра дед приедет, - только и сказал я, скрываясь за шторами. Садясь на кровать тети, я обнял подушку с грустным, задумчивым взором.
В сибирских домах почти все окна на одну сторону - во двор, со ставнями и, редко, со шторами. Мне хорошо было видно, как тетя подошла к машине. О чем они с шофером говорили, я не слышал, но она открыла ворота и "ГАЗик" уехал. Уехал без нее!
Переполненный возвратившимся счастьем, я выскочил на улицу. Улыбаясь, тетя раскинула руки и приняла меня в объятья.
- Ну и... Что мы будем теперь делать? - спросила она.
- Расскажи мне о народе своей матери!
- Может лучше о девочках?
- О девочках! - об этом я даже не мечтал.
- Понравилась тебе Наташка?
- Я ее почти не видел, - ушел я от ответа.
Если честно, на тот момент меня не интересовали сверстницы по очень простой причине. Все что они могли, - показать себя голышом, а я уже хотел большего. В общении с тетей мне стал интересен внутренний мир женщины, который в сверстницах тоже, конечно, имелся, но они сами его еще не понимали.
- Пойдем купаться? - спросила она и добавила - На пустой желудок легче плавать. Так к печи, к горшкам не охота... С голоду, поди, не умрешь?
- Пошли... - сразу согласился я. В памяти вплыла так и не нарисованная мной картина "Тетя, вытирающая ногу".
- Переоденусь... а ты можешь и так. Зачем тебе плавки.
- А тебе? - нагло заявил я.
- Платье сниму, оно выходное.
Ответ тети повис у меня вопросом: совсем?! Но отвечать на него никто не собирался. Да, я его и не задал, - не успел. Нарядная, она скрылась в доме.
Сегодня тетя была какой-то необыкновенной. Веселой, загадочной. Всю дорогу к реке шутила. Последние метры до воды мы преодолели бегом, взявшись за руки. После переодевания, на ней был безрукавный халат с воротничком, на пуговицах, которые она растиснула сразу, как только определились с местом под солнцем.
Скинув шлепки и отвечая на не заданный мною вопрос, тетя полностью обнажилась. Купальника не было.
Глядя в мои удивленно-круглые глаза, она проговорила:
- У меня его нет. Зачем? Кругом пусто. Знаешь, как загар ровно ложится?
Про загар можно было и не говорить. Тетя была вся смуглая. Я и сам убедился, что на ней не имелось даже полоски светлой кожи. Она стояла передо мной частью природы и теперь, я знал, как выглядела Афродита, когда ее ваял античный скульптор с земной женщины. Треугольник черных волос, чуть ниже живота, кудрявился, соски заострились - пропорции тела тети были не идеальны, но прекрасней ее для меня не было.
- Ложись, давай! - проговорила она.
Тетя застеснялась моего жаркого взора. Мне и в голову не приходило, что она может так стушеваться. Взрослая женщина и, как девчонка, покраснела. Не в силах чувствовать, как мои глаза поедали ее ниже пояса, она легла на горячий песок первой и, ладонью разгладив место для меня, откинула камешек.
Мы лежали на животах, лицом к лицу. Тетя согнула ноги в коленях - я видел ее плечи, окунутая в песок грудь и вдавленные локтями в него руки. Оглаживая друг друга, маленькие ступни нависали над ее головой, подпертой ладошкой.
Такой ракурс - перспективное сокращение форм тети, ее очертаний, меня вовсе не устраивал, но мои уловки, как-то лечь по-другому были пресечены.
- Будет с тебя, - проговорила она. - Мы пришли загорать.
- Ты обещала о девчонках рассказать, - решил я напомнить.
- Обещала, так расскажу. Спрашивай.
Мне столько хотелось узнать о девочках, что когда тетя потребовала конкретных вопросов - я растерялся.
Много вопросов, значит - ни одного. Впоследствии, я это четко понял. Научился выстраивать познание ступенчато - вопрос, ответ, вопрос... И если я хотел о чем-то узнать, то шел по ответам на вопросы, как по логической цепи.
И все же один, из множества, у меня полностью сформировался. Я вспомнил прошедший вечер и ее слова: "Смотри сюда". Но, что я увидел и как тетю об этом спросить, я не знал. Ее оголенные ноги, поднятый до "запретной зоны" подол ночной рубахи и рука, проникшая меж бедер, снова ярко обрисовались в моем сознании так, что мне стало неудобно лежать.
- Чего замолчал? - спросила она, опустив ноги и немного развернув тело на бок.
Моему жадному взгляду стал доступен изгиб ее талии.
- А что ты делала? - наконец-то отважился я.
- Когда?
- Вчера, когда мы лежали на кровати.
- Тебя баюкала!
Тетя покраснела. Лицами мы находились почти вплотную, и мне хорошо было видно, как через загар запылали ее щеки. Она легла набок полностью, теперь я видел только подпертую ладонью голову, а не ее глаза.
Возникала короткая пауза...
Тетя стряхнула песок с живота и произнесла:
- Темно же было! Я и ставни закрыла! Вот глазастый!
Она словно сама с собой говорила. Я молчал. Интуитивно полагая - мои слова, какими бы они не были, сейчас не уместны.
- Помнишь, ты меня спросил, "а девочки это делают?" , - медленно ответила она, не поворачивая головы.
Я совсем тихо угукнул. Еще бы не помнить! Сердце мое ушло в пятки, ноги стали холодными, а где-то в боку закололо, пульсируя нервом. Совсем немного и он порвется струной.
Тетя не видела моего состояния, но, по приостановленному дыханию, она догадалась, какие эмоции в моем теле вызвал ее ответ.
- Ложись на спину и смотри на солнышко! - велела она.
Я перевернулся. Стало немного легче. Но нерв все равно противно бился в районе поясницы - цыганской иголкой отдавая в почках. Мое отличие от девочек было настолько возбуждено, что я его даже не чувствовал. Буквально ныло внизу, то тупой, то острой болью. Прикрывая глаза от солнечных лучей, я испугался...
- Чего лежишь? Ждешь, когда совсем спина отвалится? - проговорила тетя. - Выпусти...
Я только дотронулся до своего отличия от девчонок, как оно ударило в мою ладонь горячим содержимым. Из меня фонтаном прыснула белая жидкость, исходя от поясницы мощными и даже неприятными толчками, но я почувствовал облегчение.
- Вот и у меня вчера так же! - снова проговорила тетя. - Весь день на меня смотришь, каждое движение ловишь. К вечеру, как чумная, весь низ отнимается... Не поворачивайся! . .
Она стала тихо постанывать. Я лежал, ни живой, ни мертвый. Стоны ее нарастали пока волной, обрывистым выдохом не выплеснулось тихо-умоляющее: "не оборачивайся...".
Мы лежали на горячем песке и смотрели в голубое небо. У меня в голове бродили мысли о сказанном тетей. Моя спина пришла в норму, нерв успокоился.
- Пошли купаться, - вставая, произнесла она сухим, прерывистым голосом, словно скинула с себя тяжелый груз и с облегчением выпрямилась...
На пляже мы прокупались и провалялись часов до четырех, пока у меня не начал ныть желудок и требовать восполнения потраченной энергии. Солнце, воздух и вода действовали на мой молодой организм, превращая меня в голодного зверя способного съесть мамонта. Вернувшись, мы с тетей доели лапшу. Курица, конечно, не мамонт, но вполне хватило - большую часть она отдала мне.
Прибрав на столе, тетя зашла в свою комнату, подошла к трельяжу, присела возле, на стул - кресел в доме не было. Распустила волосы и стала расчесывать. Они у нее были волнистые густые, ее рука с гребнем ходила по ним медленно, приостанавливаясь на середине и на кончиках.
Я стоял у шторы и наблюдал за поистине магическим действием. Как и моя мать, тетя редко распускала волосы при мне, всегда содержала их в клубке и от этого напоминала Аксинью из Тихого Дона. Тогда я еще не знал, что ее сыграла актриса Элина Бестрицкая, для меня она была казачкой Аксиньей, в которую я был тайно влюблен.
Тетя расчесывала волосы, а я вспомнил о фильме, но постепенно образ далекой актрисы в моем сознании стал приобретать черты тети. Ничего общего, кроме прически, густых черных волос, пожалуй, меж ними не было. Нет, тетя еще была такая же плотно сбитая, коренастая, да, пожалуй, и все.
