Глава третья, в которой девочки испытывают сомнения, мальчики испытывают шок, а Хэнк жарит рыбу.
Утром Даша чувствовала себя как человек которого оттрахали в задницу и обоссали. Девчонки вернулись в свои бунгало часам к трём утра и прилегли рядом со своими мирно посапывающими бойфрендами, а поутру ходили с очень большим трудом. Даже привычная к аналу Даша делала над собой усилие, чтобы скрыть от Димы свою раскляченную походку, а уж Катя первые полдня вообще не перемещалась в пространстве. К счастью, это был день сплава, и всё понимающий Хэнк сам дотащил их рюкзаки до лодок, подтянул рыжие пластиковые каноэ как можно ближе к берегу так, что девочкам оставалось только доковылять до них, плюхнуться своими измученными попками на сидушки и взяться за вёсла.
В меньшем каноэ поместились Катя, Илья и Хот-дог, которого Катя очень полюбила и поэтому решила, что имеет права затащить его к себе на колени пусть даже с применением силы; в трёхместку Хэнк посадил Диму, Дашу и залез сам. Он суетился и не поднимал глаза на девочек, много и громко командовал, как и куда грести, а во время стоянок сосредоточенно занимался лагерем и готовкой.
Даша находилась в душевном смятении. С одной стороны, ей совершенно не нравилось быть шлюхой. Ей очень часто говорили, что она шлюха самые разные люди, начиная от матери и братика и заканчивая клиентками в магазине одежды, где она работала в примерочной и где на неё пялились кавалеры этих самых клиенток. Дима очень любил приговаривать, какая она шлюха во время секса — и Дашу это в общем не парило, хотя и не особо вселяло веру в себя. Но сейчас, когда она по пьяни изменила своему парню с левым мужиком и втянула в блядство невинную подругу — именно так Даша представляла себе случившееся — она поняла, что шлюхой ей быть не хочется. Да, Дима постоянно вёл себя как упырь и, ни на секунду не задумываясь, променял бы их отношения на возможность трахнуть любую из тех двух японок — это Даша хорошо понимала. Но он не променял, а она — да. Это постоянное чувство вины и разочарования в себе и составляло содержимое одной чаши весов. Другую чашу неумолимо тянул вниз увесистый причиндал Хэнка — картины ночного разврата крутились перед глазами у девушки, словно она только вчера впервые в жизни занялась сексом.
Катя тоже испытывала двойственные ощущения. С одной стороны, у неё побаливала натруженная попка, и это было плохо. С другой стороны, у неё был множественный оргазм, и это было хорошо. Катя не испытывала ни малейших сомнений относительно своего поступка — она всё решила для себя в тот момент, когда Хэнк поцеловал её и положил ей руку на грудь. Ей стало совершенно наплевать и на Илью, и на то, что её папа с мамой в нем души не чаяли. Не то, чтобы у неё была какая-то обида на своего парня, однако если бы ей сейчас сказали: «Катя, ты же понимаешь, что твой Илья — просто самодовольный и напыщенный мудак?» — Катя бы в ответ только молча кивнула своей прелестной белокурой головкой. В глубине души она была уверена, что, если бы она прямо сейчас сказала Илье, что ему придётся найти себе другую молчаливую членососку, он бы посмотрел на неё своим умным взглядом пожилого двадцатипятилетнего мужчины, а потом спокойно полез в телефон устанавливать Тиндер. В этом смысле Катя даже больше переживала за рыхловатого и капризного Диму, которому без девушки пришлось бы ой как непросто.
Во время привала девочки нашли время для того, чтобы поговорить друг с другом. Даша заговорила первая — она сбивчиво упрашивала Катю никому ничего не рассказывать, просила у неё прощения, сказала, что она так обычно не поступает. Катя была немножко шокирована таким поворотом событий, она несколько раз открывала ротик, чтобы что-то сказать, но каждый раз не успевала и слова вставить между потоками Дашиного нытья.
— Но тебе же понравилось! — наконец выпалила она и Даша умолкла.
— Ну да. Понравилось, — помолчала секунду, — охуенно было. Но так нельзя.
Катя не решилась сказать, что только так, по её мнению, и можно, и просто молча кивнула. Втайне она немного обрадовалась, что ей ни с кем не придётся делить Хэнка, но потом устыдилась. В конце концов, Даша проникала ей языком в попку и влагалище, и Катя теперь считала её нечужим себе человеком.
Вечером, когда все уснули, Катя на четвереньках проползла мимо дрыхнущего Хот-дога прямо в палатку к Хэнку, одной прохладной ручкой прикрыла ему рот, а второй выудила из семейников его шланг. Проводник был приято удивлён таким вторжением, но воздержался от комментариев, так как палатки стояли уж очень близко, и риск разоблачения был слишком велик. Вместо этого он притянул её крошечную попку поближе к своей голове, посадил себе на лицо, и следующие полчаса Катя провела в полном блаженстве, натягивая свою киску на язык Хэнка и старательно надрачивая двумя ручонками его член. Очень кстати оказалась и залупа Хэнка — Кате было по-прежнему очень трудно взять её в рот, но, когда сдерживать стоны стало невозможно, эта горячая и вкусная штука послужила превосходным кляпом.
На следующий день во время купания в чудном озере, которое они проходили, Катя и Хэнк улучили момент, когда остальные были далеко, и Хэнк нежно поимел девушку прямо в воде, а ночью она вновь пробралась к нему, заткнула себе рот трусами и призывно подставила мужчине свою развратно оттопыренную попку. Ни Даша, державшаяся эти дни из последних сил, ни мальчики, которые вообще в ус не дули, так ничего и не заподозрили. Только Хот-дог один раз заполз в палатку проверить, что за стоны и хлюпанья издаёт эта белошёрстая сучка, но Хэнк немедленно выдворил его вон, а Катя в запальчивости даже назвала плохим мальчиком, о чем потом долго жалела.
И вот, спустя два дня гром все-таки грянул. Катя в то утро встала пораньше и выпорхнула из палатки, одетая только в трусики и завязанную узлом на животе рубашку. Хэнк орудовал за переносным мангалом, сделанным из досок и засыпанной на дно земли и углей — готовил какую-то рыбёшку на завтрак. Прежде чем он успел открыть рот, Катя, весело виляя попочкой подскочила к нему, повисла на шее, обвила босыми ножками его бедра и звонко поцеловала в щеку, одновременно пытаясь тереться об него своим лобком.
— Воу, воу, печенька! Осторожней, не обожги свою драгоценную попку об эти угли, — смеясь поставил её на землю Хэнк. Однако Катя, которая с каждым днём чувствовала к мужчине всё большую тягу, не хотела останавливаться. Она продолжала ластиться к нему, поглаживая пальчиками жёсткие волосы на его груди, живот и опускаясь всё ниже к члену. Хэнк попытался протестовать, но Катя очаровательно улыбнулась, стянула немного вниз рубашку, чтобы высвободить свои загорелые груди, продемонстрировала их Хэнку и прозвенела нежным колокольчиком: «Хочу пососать!» Пока Хэнк, скрипя извилинами, переваривал сложившуюся ситуацию девчушка подпрыгнула, ловко сдёрнула шляпу с головы Хэнка, нахлобучила её на себя, опустилась на колени, шустро расшнуровала его бриджи и смеясь положила тяжёлый член себе на лицо.
— Ах ты мандавоха! — послышался сзади возмущённый возглас. Это была Даша, которая, как оказалось, помогала Хэнку готовить. Она яростно выбросила на землю только что вымытые овощи и протопала прямо к пойманной с поличным парочке. — Я тут блядь, думаю, что ты переживаешь, места себе не нахожу, ты молчишь всё время…, а тут, оказывается, хуй насасываешь! Ну я обалдеваю с тебя, подруга! Я-то думала, что это я тут проститутка…
— Никто тут не проститутка, чего ты взъелась? — обиделась Катя, не забывая при этом тискать член Хэнка, — я делаю что хочу делать, а не то, чему предки учили. Чего ты развела тут вообще, я не понимаю? Я тебе пыталась сказать сразу, что делать надо только то, что хочешь.
— О как! — Даша даже назад отступила, поражённая неожиданными стальными нотками в голосе подруги, — что хочешь… И что ты хочешь?
— Сейчас я хочу сосать! — сердито сказала Катя, скосив глазки на член Хэнка. Тот попытался наконец-то вмешаться в этот спор на непонятном для него языке, проскулив что-то в духе «Девочки, не ссорьтесь», но девочки так на него шикнули, что победитель аллигаторов трусливо притих.
— Сосать, значит, хочешь? Ну давай, соси, варежку только открой пошире, а то не влезет, — съехидничала Даша. — Это был запрещённый приём, и Даша об этом знала. Катя открыла ротик как можно шире, высунула язычок и пыхтя, запихала в себя головку. Дальше, однако, дело не пошло.
— Не влезает, — вздохнула Катя и с обидой посмотрела на член Хэнка, так, словно это он был виноват в том, что у неё крошечный ротик. Иногда она могла быть очень забавной. Даша была больше не в силах на неё злиться и вместо этого тряслась от смеха. — Чем смеяться, лучше помоги.
— Чем тебе помочь, шалава ты отъехавшая? Рот растянуть? — угорала Даша.
— А растяни, — подумав, кивнула Катя, — растяни мне его руками. Я сама боюсь. Мистер Хэнк, Зеленоглазка мне рот растянет, а вы вдуете туда, хорошо? — с очаровательной непосредственностью спросил Катя, глядя на мужчину снизу вверх.
— Ладно маленькие шалуньи! Старина Хэнк уже боится вам перечить, один только дьявол знает, что у вас на уме, — захохотал Хэнк. Он подождал, пока Даша встанет у подруги за спиной, растянет ей уголки рта пальцами, а затем осторожно ввёл залупу в истекающий слюнками ротик:
— Так тебе нравится, Котёнок?
— Ваебифь! — прошамкала Катя, заломив на затылок шляпу. Она училась на факультете филологии и знала цену литературного слова. Хэнк, по интонации понявший, что всё хорошо, принялся с энтузиазмом использовать широко растянутый ротик по прямому назначению, по-хозяйски уперев руки в бока. Это было абсолютно крышесносящее зрелище, от которого Даша мгновенно потекла. Она тоже опустилась на колени и нежно растягивая рот девочки своими пальчиками, стала целовать её ушко и шею, а сосками тереться об её спинку сквозь ткань рубашек. Катя запустила одну руку ей между ног и пальцами потёрла намокающую киску, а другой взяла себя за грудь и оттягивала свой розовый сосок. Это было очень красиво.
