Только за Валентиной закрылась дверь, к голому Вовке Катя прижалась всем телом и горячо зашептала:
- Валя говорит, ты ебешься хорошо?
- Ну: - неопределенно ответил Вовка.
- Сделай мне маленького, а? А я тебе все деньги отдам, какие есть, а?
- Много?
- Полторы тысячи.
Вовка "про себя" свстнул.
- А Вы: ты не замужем?
- Замужем.
- И в чем же дело? Не любит?
- Любит. Так у него не стоИт.
Что же за напасть такая, подумал Вовка, про кого не спросишь, как сразу не стоит. Ладно, не нужны мне твои деньги:
- Иди вот сюда к свету.
Вовка подтащил вяло упиравшуюся, видимо, для порядка, Катерину к маленькому волоковому окошку, нагнул на другую лавку, и тут же узрел широкую белую задницу, огромную, как летное поле. Сморщенный анус его не прельщал, потому что нужно было "ударить по штабам" , а вот влагалищем наградила Катерину природа не просто огромным, а каким-то удивительным. Просто "В мире животных" , подумал Вовка, кое-что о гориллах. У нее были не губы, а губищи, которые Вовка не смог бы накрыть своими ладонями.
Из них свисали другие губищи, чуть меньше, но какие-то темные, почти черные. Все сооружение венчал огромный клитор, почти член, вокруг которого густо росли не волосы, а волосищи, длинные, прямые, почти такие же, как на голове. Все, совсем не хочу, подумал Вовка. Он для очистки совести пощупал большие губищи, и ему показалось, что он щупает сырые толстые сардельки, внутри которых таились еще какие-то уплотнения. Так что же, эта баба с потайными яйцами? Да ну нафиг!
- Валя! - завопил Макаров. - Забери эту гермафродитку! Ничего не получится!
- И у этого не стоит, - огорченно вздохнула Катя и поплелась к выходу.
К концу недели Вовка был совершенно измотан. Помимо Вали, которая пользовалась Вовкиным "бананом" чисто по-родственному, ему приходилось обслуживать многочисленных Валентиных подружек, их дочерей, и матерей. Вовка установил поминутную таксу и рабочее время с перерывом на обед. Правда, половому бизнесу скоро пришел конец, потому что "дамы" подрались, и разнимать их пришлось местному участковому, потому что в драке участвовала его жена, и тот ее сопровождал до Валентининого "дома свиданий". Участковый разогнал жадных до "сексу" баб и зашел в избу. Вовка напрягся.
- Ты, это, пацан, не бойся! - начал воспитательную беседу лейтенант. - Ты деньги брал?
- Брал, - признался Вовка.
- Давай сюда.
Вовка вынул из ящика стола мятые купюры и мелочь.
- Не боись, пацан, все раздам, - обещал лейтенант, жадно сгребая деньги. - Веришь?
- Как не верить, - уклончиво ответил Вовка. - Вы же представитель власти.
- Ну, то-то. Протокол составлять не буду. Не шали больше. Прощевай!
Лейтенант ушел, а Вовка задумался. Раз даже участковый привел свою жену к нему, в этой деревне что-то крепко неладно. Обычно все наоборот, мужики хотят, а дамы - не очень. А тут: с кем бы посоветоваться? С Валей без толку, хотя:
- Валя, тут поликлиника есть?
- Нет, а ты что, заболел?
- Да здоров я! А что тут есть?
- Фельдшерский пункт. Там доктор-пенсионер на полставки, но тоже такой шалун. Он один раз усадил меня в кресло и трубку с лампочкой засунул, я чуть не закипела:
Фельдшерский пункт располагался на другом конце села в обыкновенной покосившейся избе. Вовка громко постучал, и дверь открыл старый доктор, как две капли воды похожий на киношного Айболита: в белом халате, шапочке, круглых железных очках и бородке клинышком.
- Что угодно, молодой человек? - спросил он, улыбаясь всеми морщинами сразу.
- Посоветоваться, доктор.
- Кто-то болен?
- Похоже, да.
В течение короткого времени Макаров изложил свои мысли по поводу того, что верхи не могут, а низы хотят. И даже очень хотят. Мудрый доктор покачал головой.
- Похоже, молодой человек, вы - единственный мужчина, у которого наблюдается полноценная эрекция, правда, есть еще один, эпилептик. Но ему многое нельзя, в том числе пить. Остальные мужчины - пьяницы горчайшие. Я всегда говорил, что много пить вредно. В меру можно, даже полезно.
- Да только мера у всех разная, - заметил Вовка и добавил. - А что тут пьют? Водку?
- В основном, самогонку. Водку в последнее время взять тут негде. Борьба-с за трезвый образ жизни.
- А самогонку кто гонит, известно?
- Так Махмуд. Сам не пьет, харам, то есть нельзя, и в колхозе не работает.
- А что же участковый?
- Участковый у него сам берет, и, по слухам, бесплатно.
- Так что же получается, доктор? Замкнутый круг? Рука руку моет?
- А пойдемте к нему. Только говорить буду я. Договорились?
- Конечно. Я перед властью робею:
Пять минут, и деревня кончилась. Дом участкового был богатым, под железом, короче - добротная изба пятистенка. Лейтенант сидел на крыльце и строгал финкой какую-то палку. Вовка благоразумно отстал, а доктор подошел вплотную и говорил совсем недолго. Участковый махнул Вовке, чтобы подошел.
- Значит, говоришь, что этот Махмуд подмешивает что-то в самогонку?
Макаров посмотрел на Айболита, и тот еле заметно подмигнул.
- Ну да:
- И от этого у мужиков не стоит, а бабы бегают как мартовские кошки?
- Ну да:
- А как же дети? Они тоже какие-то не такие? А самогонку не пьют:
- Этого я не знаю! - твердо ответил Вовка, глядя на лейтенанта простым и ясным взором, каким бравый солдат Швейк смотрел на поручика Лукаша.
- Ладно! - хлопнул себя по коленке участковый. - Пойдешь к Махмуду и купишь у него вещдок, то есть бутылку самогонки.
- А-а-а-а: - протянул Вовка.
- Что, денег нет? На!
Лейтенант протянул Вовке мятую трешку.
- Этого мало, - влез в беседу доктор. - Пять рублей.
- На еще.
И Вовка получил еще два рубля.
- Мы будем тебя прикрывать.
Я дам Вам парабеллум, вспомнил Вовка бессмертную фразу.
- Слушай, пацан, - нагнувшись к Макарову, прошептал участковый. - Добудь мне вещдок, и я забуду, что ты наших баб ебал за деньги. Понял?
- Понял, - лаконично ответил Вовка.
Махмуд, отсидевший три года в колонии за употребление конопли, имел право селиться не ближе, чем за сто километров от Москвы, чем он и воспользовался. В деревне он прописался у древней старухи в старом доме, стоявшем на большом участке, заросшем лопухами и пупырем. Вовка мотался по участку, наверное, минут двадцать, пока из дома, опираясь на палку, не вышла бабушка Лукерья. Она поманила Макарова высохшей, как сосновая ветка, рукой и, приставив к уху ладонь, сложенную ковшиком, спросила скрипучим, как несмазанный колодезный ворот, голосом: "Тебе чего, милок?".
- Мне бы Махмуда.
- Нет его сейчас. Если ты за вином, то у меня есть. Пять рублей.
Вовка отдал три и два, Лукерья достала из карманов необъятной юбки поллитра мутной, как сперма быка, жидкости, отдала Макарову и ушла в дом, а Вовка решил обойти двор. Что-то ему подсказывало, что Махмут где-то здесь. И Вовка не ошибся. В дальнем углу, укрытый листьями сныти и репейника, спрятался погреб. Дверки его были открыты, и оттуда доносились сладострастные ахи и охи, басовитые и писклявые. Внезапно из погреба послышался громкий крик: "Ай, билять, за яйцо укусила!" , раздался громкий топот, и из погреба, размахивая руками и грудями, выскочила голая Катерина-табуретка. Она быстро перебирала короткими ножками, за ней, прихрамывая и держась одной рукой за яйца, поспешал весь заросший кудрявым волосом Махмуд.
В другой рукой он сжимал лопату, на черенок которой был надет презерватив. Вовка отошел на шаг в сторону, давая обоим дорогу. Что же, лейтенант, обещал прикрывать? Действуй! И связка Холмс + Ватсон сработала безотказно. Из кустов слева выскочил доктор и безукоризненно провел подсечку. Махмуд, уронив лопату, пропахал носом давно некопаные грядки, а на нем уже сидел участковый и защелкивал наручники. Все!
Голого Махмуда провели по всей деревне, втащили в дом лейтенанта и усадили на крепкую табуретку, приковав к ней еще и кривые ноги. Укушенное яйцо наливалось синевой.
- Ну, что, сам расскажешь, или помочь?
- Нэ знаю, началник, о чом ты:
- Значит, надо помочь:
Участковый выложил на стол короткую черную дубинку из кожи.
- Ты знаешь, что это?
Махмуд отрицательно покачал лохматой головой.
- Это дубинка "Черный Джек". Она не оставляет на теле никаких следов, и я сейчас отобью ей яйца. Тебе. И ты не трахнешь больше никого в жизни. Хочешь попробовать?
Махмуд скрипел зубами, пучил глаза, но молчал.
Лейтенант взял со стола дубинку и встал.
- Что ж, ты сам это выбрал:
- Не надо, началник. Яйцо мне еще надо будет.
- Это смотря, что ты нам расскажешь. Давай, пой.
Перед освобождением Махмуд познакомился с одним мутным фраером, который предложил ему провести для пробы некую акцию. Цель акции состояла в том, чтобы возмутить народ, который и так был недоволен антиалкогольной компанией, проводимой в СССР партией и правительством. Махмуд должен был поселиться в какой-нибудь деревне, начать производство самогона, и подмешивать в этот самогон некое вещество, вызывающее у мужчин стойкую импотенцию, а у женщин разного возраста - необузданное желание. После того, как Махмуд согласился, фраер объяснил ему, как найти закладку с веществом и деньги - пять тысяч рублей. После этого мутный тип исчез.
- Интересно, - сказал мент, потирая небритый подбородок. - А сдам-ка я тебя в КГБ. Тут дело пахнет международным заговором. Диверсией, так сказать. А это уже не наше дело. А наше дело найти хорошую, и, желательно, правильную водочку, а это (он поболтал в воздухе бутылкой с мутной жидкостью) сдать нашим доблестным чекистам. А ты, Махмуд, сволочь эдакая, мог бы меня предупредить, что сыплешь туда всякую дрянь.
И широко размахнувшись, он наградил Махмуда такой оглушительной оплеухой, что тот повалился на пол вместе со стулом и немного проехал по гладкому полу.
Наутро за Махмудом приехали бравые парни из КГБ, долго благодарили участкового, доктора и Вовку за содействие, обещав каждому из них посильную благодарность: лейтенанту - повышение и перевод в город, доктору - солидную доплату к пенсии, а Вовке - беспроблемное поступление в любой вуз на следующий год. Один из трех УАЗов-452, прозванных в народе "буханками" , сломался, и чекисты вместе с задержанным кое-как разместились в двух и уехали, а третья машина осталась ремонтироваться. Вовка напросился у шофера доехать до станции, а проводить его вызвалась: правильно, тетка Валя! Только "Буханка" отъехала от деревни, Валя опрокинула Вовку на грязный пол с воплем: "Давай, племяш, на дорожку!". Белозубый загорелый шофер весело осклабился, повернувшись, но Валентина прикрикнула на него:
- А ты не смотри! Я стесняюсь!
