Ездили когда-нибудь в плацкарте на багажной полке? Я вот ездил. Да много кто ездил в то время. В 94-м поезда и в Москву-то ходили через пень-колоду, что уж говорить про нашу провинцию: Бывало, поезд в расписании должен быть, а на самом деле его нет три дня. И люди сидят на вокзале, на баулах и чемоданах, ждут поезда, уже быт себе обустроили в зале ожидания. Или, бывает, поезд есть, но вагонов в нём в два раза меньше, чем нужно. В кассы тогда никто и не заглядывал даже, все сразу к проводницам с деньгами, а они женщины сердобольные, говорят: "Ну ты приляг на самую верхнюю полочку, ещё сумочки поставь так чтобы не видно было". И всем хорошо. Благо транспортная милиция только по праздникам ходила. А кому совсем свезло, мог и зайцем пролезть, пока проводница, кудахча, носится по перрону, пытаясь стрясти копеечку с каждого.
И вот однажды ехал я в такой обстановке из Минска в Питер весь такой красивый на нижней боковушке. Повезло так. Билет был куплен сильно заранее. Сверху, значит, мужик в усах и тельняшке, Михаил звать. Мы с ним чаи гоняли весь вечер под его разговоры - втирал мне, откосившему от армии, про Афган. В "купейном" отсеке распределились остальные персонажи: дородная баба лет шестидесяти с кучей коробок и банок с солениями, которые она охраняла как золото, похожий на Кощея дед, который ехал почему-то в тапках на босу ногу, и молодая семья начинающих алкоголиков: оба уже малость опухшие, но ещё интеллигентные, "вы" говорят. Ничего особенного, короче.
За пять часов, уже к ночи, кое-как проехали Витебск, и на следующей станции зашли они - зайчики. Причём сразу трое, два парня и девчушка. У нас весь отсек уже дрыхнет, даже Михаил уже успокоился, только я сижу, сон не идёт. Взял у проводницы бутылку пива, заплатил этой спекулянтке восемьсот рэ и сижу с этим пивом как король, рассматриваю новоприбывших. Парни как парни, явно студенты, лет по девятнадцать может. Видно что еле ноги волочат от усталости. Поозирались по сторонам, поняли что даже сесть негде и быстро запрыгнули на верхотуру - один прикорнул прямо на бабкиной коробке, второй рюкзак под голову положил. А девчонка не торопится, села напротив меня, чирикнула "Здрасти, я Таня!" и сидит, водит носом.
Я, недолго думая, предложил ей пиво, и она тут же согласилась. Развернулась за столик, рюкзак скинула вниз, ногу на ногу закинула так, что они аж завязались каким-то немыслимым узлом, и кулачком подпёрла щеку. Милая девушка. Невысокая, рыженькая, по бокам две коротенькие рыжие косички, явно ей не по возрасту - они её молодили лет на пять сразу. С хорошей фигуркой, как я успел заметить, но лицо необычное: курносый нос, щеки круглые с ямочками, когда она улыбалась, и с постоянным румянцем, губы полные, выделяющиеся без всякой помады. Из-за этого складывалось ощущение, что она немножко в теле. Загорелая как все деревенские девчонки, брови рыжие выгорели почти добела. Одета по погоде - футболка, шорты, вьетнамки. Что мне в ней сразу понравилось, это как она улыбалась - больше глазами, чем губами, от чего её брови подпрыгивали вверх, а карие глазки начинали поблёскивать. А улыбалась она постоянно.
Мы говорили шёпотом. Таня сказала, что они едут до Пскова с каникул. Она училась в пединституте, мальчики на истории, а она на "зверофаке" , на отделении биологии то бишь. Они были из одного маленького города, Невеля, где все друг друга знают. Натарахтела мне за двадцать минут кучу всяких подробностей о своей жизни, рассказала даже про соседок по комнате, про какого-то препода-алкоголика, а про меня особо ничего не узнавала. Даже имени не спросила. Да и нечего про меня особо рассказывать - мне двадцать семь и я алкоголик, вот и вся история.
В общем пока мы сидели, Таня очаровала меня так, что я предложил ей свою нижнюю полку. Я и так-то чувствовал бы себя неуютно, отправляя её наверх, а тут она ещё и понравиться мне успела. Короче, вежливо поспорили немного, но потом я заявил, что какой же я мужчина, если не уступлю место и, мысленно сверкая доспехами, впервые в жизни полез на третью боковушку.
Пожалел я о своём необдуманном решении примерно сразу. Пока Таня радостно раскладывала матрас и стелила простыни, я обнаружил на третьей полке чью-то здоровенную сумку на колёсиках и солидный скос у стенки, который почти не оставлял мне жизненного пространства. Делать было нечего, спать хотелось невыносимо, и я, согнувшись в три погибели, кое-как устроился.
Проснулся я от того, что кто-то тряс меня за плечо:
- Дяденька! Дяденька! - повернув голову, увидел, что Таня эта поднялась наверх, повисла на подножке и теребит меня за плечо. Нормально, думаю, уже дяденькой называют.
- Чего тебе, Танюш?
- Да я не могу, как вы тут мучаетесь. Места же нет совсем, тесно. Спускайтесь вниз, там места и двоим хватит, - и улыбнулась во всю физию. И глазками захлопала.
- Херассе: А пацанам твоим что, не тесно что ли? Вон этот, на коробке, грыжу себе зарабатывает. Его бы к себе и положила.
- Я чего дура что ли? - она захихикала, - Чтобы завтра вся общага знала что я с кем-то из них спала? А потом ещё и весь Невель?
Предложение было, конечно, заманчивое. Блядская сумка на колёсах и ублюдочный скос явно занимали больше места, чем восемнадцатилетняя студентка, и точно были гораздо жёстче. Поколебавшись немного, я спустился вниз мимо храпящего Михаила. Смотрю, лежит у самой стенки натянув на нос простыню, и глазками на меня поблёскивает. Ну ладно. Кое-как лёг на бок, жопа над краем полки свисает, неудобно. Натянул на себя край простыни. Лежим лицом друг к другу, я, значит, как идиот лежу, а она просто лежит, таращится на меня. Чувствую - не, сейчас упаду. Придвинулся к ней ближе, она приподнялась немного и глазами показала, мол руку положи под меня. Я повиновался, и она устроилась мне на плечо, и ко мне прижалась, довольная. "В тесноте, да не в обиде!" - прошептала.
Теперь мы оба нормально умещались на полке и под простыней, но тут же возникла другая проблема. Таня была мягкая, податливая, горячая как печка, да к тому же пахла так, что я сразу поплыл. Женщины у меня не было уже месяца четыре, а может и больше. Я предпочитал не считать. Не умел я как-то ни знакомиться, ни подкатывать - мне всё казалось, что вокруг полно кандидатов поинтереснее меня. А тут такое: Я лежал, ни жив ни мёртв, и только чувствовал её дыхание у себя на шее, тёплую ладошку у себя на груди, а ещё как хуй оттопыривает штанину. В соседнем отсеке тихонько бухали и бубнили два мужика, храпел Михаил, причмокивала во сне бабка с соленьями. И ещё периодически народ мимо в туалет шастал. В общем все были при деле, один я страдал. А тут ещё Таня начала меня своей ладошкой по груди поглаживать.
- Ты чё не спишь? - шепчу, - и чего горячая такая? Температура у тебя?
- Действительно, чегой-то я не сплю, - захихикала девочка, - все кругом спят, одной мне не спится. Температуры нет, я всегда такая.
Я повернулся было к ней, и тут же понял, какое это опрометчивое движение - теперь бугор на штанах утыкался ей прямо в бедро. "Ой!" - сказала она с иронией и заулыбалась глазами. Она елозила бёдрами, а её ручка гуляла по моей груди, плечу, боку. Меня уже серьёзно потряхивало. Я в отчаянии положил ладонь сначала ей на бедро, потом повёл вверх, под футболку. Она меня не остановила, и я полез выше, к груди. Помедлил и положил ладонь ей на сиську, сдавил через ткань лифчика, начал мять. Она больше не смотрела на меня, закатила глаза, ротик приоткрыла и язычок немного высунула. Кажется она стала ещё жарче. Я провёл рукой у неё между лопаток и расстегнул оба крючка на лифчике. Я не видел её сиськи, но мог чувствовать их наощупь - они были небольшие, тёплые, упругие, с маленькими стоячими сосочками - я не мог оторвать ладонь от её груди. Одновременно, я нашёл в себе смелость поцеловать её, и она, тихонько застонав, стала отвечать мне! После такого даже тормоз вроде меня уже окончательно осмелел. Я накрыл нас обоих с головой простыней и задрал на ней футболку. Она лежала у меня на плече, подставляя свои нежные соски под мои пальцы, а губы - для моих поцелуев. Одновременно её рука гладила и сжимала мой хуй через ткань брюк, щупала его рукой, словно пытаясь понять, какой он толщины.
- Поласкай меня: там: - прошептала Таня. Я снял руку с её груди и провёл вниз по животу. Её шорты уже были расстёгнуты, и моя рука легко скользнула в пожар, который полыхал у неё между ног. Она была уже очень мокрой, волосы на лобке все в с горячей, скользкой смазке. Пахло от неё так, что у меня закружилась голова, а мужички за стенкой даже немного притихли, или это меня контузило, не знаю. Я гладил её лобок, оттягивая вниз трусики, пока она не придвинулась ко мне и не сказала одними губами:
- Возьми меня за пизду:
Я сделал это так, что внутрь ей погрузились сразу три пальца, и она вцепилась зубами мне в плечо, а рукой - в мою руку. Кажется она попыталась отвести её, но я уже не дал ей этого сделать. Пока я ласкал её изнутри, она не разжимала зубы, а вот рука её ослабла и потянулась сначала к своему соску, ласкать его, потом к моему лицу, начала гладить меня по щекам, запустила руку мне в волосы, начала трепать их, оттягивать, ерошить.
- Офуенно: офуенно: еффё, - пыхтела она тихонько, зарываясь в моё плечо. Наконец, она мелко задрожала и судорожно свела бёдра так, что моя рука оказалась зажатой словно в тисках. Дёрнувшись несколько раз, она расслабилась, хитро взглянула на меня и шепнула: "Спасибо:" Это было неожиданно, и я не сразу придумал что сказать ей в ответ, а когда наконец открыл рот, Таня приложила пальчик к моим губам, и шёпотом пропела на мотив известной рекламы:
- Настало время па-са-сать! - она облизнулась и ловко спустилась вниз, согнув ноги в коленях и устроившись на боку так, что её лицо оказалось прямо напротив моей ширинки. Умело, одним движением расстегнула штаны и дёрнула их вниз, да так, что готовый лопнуть хуй выскочил и шлёпнул её по носу. Послышался восхищённый выдох, а затем я почувствовал, что мой ствол плавает в чем-то горячем, влажном и невероятно нежном. Она сразу вынула его изо рта, разогнув ноги поднялась к моему лицу, и игриво шепнула:
