давай... давай как-нибудь приколемся - кем-нибудь прикинемся! давай прикинемся, что мы патриоты, идущие вместе, - и, втайне от друзей и родных рыская ночами по порносайтам, мы будем скачивать фотки исключительно русских мальчиков, беспечно совокупляющихся в разных позах на фоне типично русских пейзажей - на фоне ковриков и березок, и потом... потом, глядя на эти возбуждающие картинки, застывшие на наших мониторах, мы будем сжимать под столом в горячих ладонях свои напряженно торчащие члены, будем их жарко тискать, затаив дыхание от привычно нарастающего наслаждения, - и члены наши, задеревеневшие в кулаках, будут плеваться в ответ липким горячим семенем, заставляя нас сладко содрогаться от одиноких оргазмов... и - носовым платком вытирая клейкие пальцы, залитые спермой, мы, еще секунду назад жадно смотревшие на свои мониторы, будем - в который раз! - устало и безнадёжно презирать себя за эту неистребимую тайную страсть, накатывающую на нас по ночам, и голые русские мальчики, весело трахающие друг друга на фоне ковриков и берёзок, еще секунду назад возбуждавшие наше воображение, уже не будут казаться нам такими сладко желанными и бесконечно соблазнительными, - комкая в пальцах мокрые, спермой пропитанные носовые платки, мы равнодушно нажмём на кнопку "закрыть", и голенастые русские мальчики, весело и беззаботно совокупляющиеся в самых разных позах, тут же исчезнут, как наваждение, с наших бессонных мониторов - до следующего "сеанса"... но! разве ты не знаешь, что мир безнадёжно погряз в лицемерии? и - одиноко кончая в свои кулаки по ночам, при свете дня мы будем уверенно и громогласно клеймить тлетворное влияние Запада с его порнографией духа, проникающей в наши дома, и все, неискушенные в бессмертном учении дедушки Фрейда, будут, слушая нас, простодушно думать, что мы, молодые патриоты, сплоченными рядами идущие вместе, действительно так считаем и так - именно так! - думаем, и никто... никто не будет ведать и знать, что мы, при стечении публики клеймящие тлетворное влияние Запада, таким изощрённым образом мстим окружающему нас миру за свои бесконечные ночные бдения, и никто... никто, слушая нас, не будет даже догадываться, что вся эта высокопарная болтовня есть ни что иное, как банальное словоблудие - вербальная мастурбация, и ничего более, - слушай, давай! давай приколемся - небесплатно прикинемся, что мы - скинхеды... что? не скинхеды? подожди... а кто? молодые патриоты? э, какая, блин, разница, если у тех и других - одни кукловоды... ну, хорошо, хорошо, - не будем спорить! как говорится, было б из-за чего... тем более, что дрочат - прости, мастурбируют - кулаками все одинаково: и скинхеды, и патриоты, и беспартийные беспризорники; вот именно: языками, может, и по-разному, а кулаками - точно одинаково, - давай... давай прикинемся, что мы - истинные патриоты, идущие вместе...
или - нет! давай лучше прикинемся-приколемся... знаешь - кем? скаченными килобайтами, что застыли-замерли на чьих-то бессонных мониторах, - запечатлённые в миг соития - в момент сладострастного совокупления - мы, симпатичные пацаны, трахающие друг друга в юные попки, будем будить в душах смотрящих на нас неистребимое желание делать то же... да-да, то же самое! - и смотрящие, тиская в кулаках напряженные члены, будут воображать себя на нашем месте и, сладострастно содрогаясь от нарастающего удовольствия, будут тихо мечтать о чём-то подобном, - слушай, давай... давай прикинемся фотомоделями, беззаботно и весело позирующими для голубых порносайтов... о, да у тебя уже стоит! и такой твёрдый... блин, как кремень! и размер ничего... оснащен ты, однако, прилично! господи, да не щупаю я тебя, не лапаю! ну, скользнула моя рука вперёд, скользнула - и что с того? подумаешь, запретная зона... ты еще знак прицепи, что запретная зона... или - шлагбаум на брюки приделай, - вот смеху-то будет! у меня, кстати, тоже стоит... нет, не шлагбаум стоит - не смеши, - хуй у меня стоит... да нормально всё это, нормально! ненормально будет, когда он не встанет... кстати: ты измерял? что значит, "в смысле"? без всякого смысла, - линейкой когда-нибудь измерял, на сколько сантиметров твой агрегат в боевом состоянии тянет... нет? и даже мысли такие в голову не приходили? ну, ты даёшь... у тебя что - не было в детстве нормальных друзей? были? и чем же вы, интересно, занимались - чем, взрослея, интересовались? в шашки играли? н-да... потому тебе и вспомнить нечего, что нечего вспоминать; а мы в детстве измеряли - сравнивали, у кого больше... что значит - "зачем"? во-первых, интересно было... а во-вторых, игра у нас в детстве была такая: у кого писюн больше - тот, значит, круче, и не просто круче, а тот - "мужчина", и он - в роли мужчины - сверху... ну-да, кто-то сверху, а кто-то снизу, - я же говорю, что игра у нас в детстве была такая - детская игра "в папу-маму": друг друга мы, пацаны, типа трахали... почему "типа"? а потому что друг другу не засовывали, один в другого не проникали - не по-настоящему, то есть, всё это было... так, баловство! конечно, приятно... еще как приятно! - ёрзая друг по другу, тёрлись друг о друга писюнами... конечно, кончали! еще как кончали... а чего ты, собственно, удивляешься? - многие в детстве так играют, и удивительного в этом ничего нет... где находился в таких играх я? а это - смотря с кем! у одноклассника Толика, к примеру, писюн был чуть больше, чем у меня, и с Толиком, когда мы шли после школы к нему домой, я выступал "в роли женщины": мы приспускали брюки, я ложился на живот, он на меня ложился сверху и, обнимая меня за плечи, судорожно сжимая свою голую попку, с сопением ёрзал, елозил по мне - тёрся своим напряженно торчащим члеником о мои пацанячие булочки... нет, я же сказал, что всё это было по-детски, и в попу, в очечко то есть, он мне не всовывал - на это ума у нас ещё не хватало... а у Игоря и у Жеки - у обоих - писюнчики были чуть поменьше моего, и об их упругие попки своим писюном тёрся я... ну, и Толик, конечно, тоже... тоже тёрся, - я "ебал" Игоря и Жеку, а Толик "ебал" нас троих; а когда приходил Серёга, то "в роли женщины" запросто мог оказаться уже сам Толик, а не только Игорь, Жека или я, - писюн у Серёги был больше всех... кроме того, у Серёги уже росли вокруг писюна - у основания - длинные черные волосы, и кустик чёрных курчавых волос уже был над писюном - на лобке, и - когда Серёга, с сопением елозя и содрогаясь, кончал, на моём теле всегда оказывалась его клейкая горячая влага... нет, в жопу он мне не всовывал; хотя, нет - вру, - однажды, когда мы - я и Серёга - были вдвоём, Серёга попытался мне вставить по-настоящему, но у нас ничего из этого не получилось: мне было больно, и я от такого новшества категорически отказался... да, отказался; а мог бы и согласиться - потерпеть немного... что - моя рука? у тебя в трусах? и в самом деле... ну, не знаю, как она там оказалась! блин, это не рука, а какая-то Мата Хари - везде пролезет... да откуда ж я могу знать, как моя озябшая рука оказалась в твоих жаром пышущих плавках-трусиках? говорю тебе: Мата Хари... и ничего я тебе не дрочу, - не выдумывай! говорю тебе: не выдумывай, - не дрочу я тебе твоего пацана... и не поддрачиваю, - стой спокойно... ну, в трусах моя рука, в трусах, и - что теперь? вытаскивать её, что ли? пусть уже будет там... да ладно тебе! не обкончаешься... а я говорю: не обкончаешься! и вообще... ничего плохого моя рука тебе не сделает - пусть она будет там, где есть... типа - с визитом дружбы... ох, какой ты несговорчивый! ну, хочешь... хочешь - засунь свою руку в трусы мне тоже... ну-да, в трусы, - а что здесь такого? ни засады, ни капкана там нет... говорю тебе: не бойся - засовывай! ну, смелее... вот так! чувствуешь, какой он горячий? губы можно обжечь... что значит - на что я намекаю? ни на что я не намекаю, - стой... а тебе что - послышался намёк? ишь ты! какое у тебя игривое воображение...
слушай! ну давай... давай кем-нибудь прикинемся - как-нибудь приколемся! давай прикинемся, что мы сперматозоиды, выпущенные с миллионами своих собратьев из напряженно торчащего писюна одиноко взрослеющего подростка, торопливо мастурбирующего по вечерам над голубым унитазом... мальчишка, глядя на капли своей перламутровой спермы, заправит обмякший писюн в трусы и, выпустив из сливного бачка воду, выйдет из туалета, с напускной беспечностью закрывая за собой дверь, а мы... о, нам до него, до этого взрослеющего мальчика, одиноко терзающего по вечерам в туалете-пенале свой возбуждённый член, уже не будет никакого дела: смытые, слизанные со дна унитаза шумящим водопадом, мы уже будем, обгоняя друг друга, весело нестись по канализационным трубам, и по пути нам то и дело будут встречаться другие сперматозоиды, выпущенные из сотен и сотен других писюнов, и мы, видя эту нескончаемым потоком летящую массу протеина, с удивлением вдруг откроем для себя, что, оказывается, в большом городе в одно и то же время тысячи пацанов, стоя над унитазами в разных квартирах на разных этажах, одиноко мечтают о любви, воображая рядом с собой девочек или мальчиков, женщин или мужчин... кто знает, о чём мечтают взрослеющие мальчишки, сладострастно сжимающие в кулаках свои вожделением набухающие члены, - какие грёзы терзают их юное воображение, что за картины разворачиваются перед их мысленными взорами, устремленными в собственные бушующие фантазии? дверь за спиной закрыта, шорты приспущены, полусогнутые в локтях руки ритмично двигаются... и когда, отстрелявшись, одни покидают туалеты, им на смену - на других этажах в других квартирах - в точно такие же туалеты заходят сотни других "пулеметчиков", чтобы, сжимая в кулаках дымящиеся стволы, точно так же мечтать о заветном, приоткрыв от усердия рот, и эта бессрочная вахта, в разное время суток осуществляемая с разной - то ослабевающей, то усиливающейся - интенсивностью в разных концах большого города самыми разными, совершенно не знакомыми между собой мальчишками, есть не что иное, как бесконечная, никем не контролируемая молодая мечта о Великой Любви, ежесекундно умирающая в канализационных трубах и, как птица Феникс, возрождающаяся вновь, - слушай, давай приколемся, что мы - сладкими оргазмами рождённые юные сперматозоиды, в вечное никуда несущиеся по канализационным трубам...