И Наташка снова начала успокаиваться. Наконец, я почувствовал, как она расслабилась и доверилась моим рукам. А я все продолжал. В том же ритме. Так же легонько и мягко. Не трогая ниже.
Наташка легла щекой мне на грудь. И совсем уже неубедительно попросила: "ну отпусти". "Ладно", не стал спорить я, одной рукой продолжая те же движения, а другой перебирая ее волосы, от которых пахло речкой. "Обещаешь, а сам... ", хмыкнула голышка. "А я тоже врун. Ладно-ладно, мы уже спим - помнишь? Мы с тобой компания врунишек" - прошептал я и поцеловал в ушко, чувствуя, как она улыбается.
"Не болит?" - сочувственно спросил я, впервые кладя руку ей на попку. То есть, впервые не проходя попутно, а положив именно на нее. Наташка испуганно вздрогнула, сжала ягодицы, но почти сразу расслабилась: мне уже было можно. Качели, которые взлетали и опускались весь этот длинный вечер, принесли нас сейчас в новую страну - в которой лежать на мне голышом с моей рукой на попе было можно. Где от этого было тепло и приятно, а не мучительно, до судорог, стыдно.
"Сам отлупил, а сам спрашивает", - как-то кокетливо отозвалась Наташка и потерлась об меня носом. "Сама напросилась, и сама возмущается" - в тон ей ответил я и начал нежно массировать ее попку концами пальцев. Нет, не лапать, а именно массировать и гладить - и мы оба понимали, что я не лапаю ее, а сочувствую (искренне, кстати, что бы вы там не думали) и понимали, что другой это понимает. В моих касаниях не было ничего, кроме нежности, никакого похабного подтекста. Мы были сейчас чисты и невинны. Мы чувствовали друг друга, понимали, знали, любили. Мы верили друг другу. Мы были одним.
Но при всем при том я оставался подколодным гадом. И знал, что сейчас Наташкины качели сделают следующий взлет...
Как следует прогладив голышкину круглую попку, утешив эту попку, извинившись перед ней, мои пальцы совершенно естественно скользнули между ее половинок.
"Подожди, а это что?" - спросил я. - "Так Ленка тебя не намазала кремом? Вот паразитка, получит она у меня!".
"Я сама не дала, я что - младенец?" - Наташка ответила довольно спокойно, потому что мои пальцы сразу вернулись на давно пройденные и разрешенные места: ничего страшного не произошло.
"Сама не дала? Дурында, целый день в мокром. Опрелости пойдут. Потом лечиться полгода будешь. Ничего никому доверить нельзя, что за народ безмозглый", - ворчливо-ласково забурчал я, - "ладно, сейчас... "
Я нашарил под матрасом крем, выдавил побольше на палец, и начал смазывать Наташке ущелье между круглыми половинками попки. Ногами я раздвинул еще пошире ее ножки, постаравшись сделать это не грубо.
Все произошло так быстро и естественно, что Наташка растерялась. Она было сжала половинки, но потом, похоже, поняла, что после всего стесняться меня как-то глупо, и задумалась...
А я аккуратненько мазал ей складочку попки с самого верха, все время добавляя крем. "Ну что же ты такая глупышка у меня, заболеть хочешь?" - тихонько и по-доброму укорял я Наташку, иногда касаясь губами виска, щечки, ротика - чего придется.
Я все старался делать очень нежно, осторожненько раздвигая ее ягодички той рукой, в которой держал тюбик, спускаясь по складочке ниже и ниже, смазывая не только самую серединку, а все более широкую полосу: все те места, где половинки попки касались друг друга. Все это время я тихонько гудел шмелем Наташке в ухо всякую добродушную ерунду - чтобы она вслушивалась в мой голос, отвлекалась, чтобы не начала психовать.
Дойдя до ануса, я сначала густо промазал его сверху, потом мой палец с порцией крема скользнул на фалангу внутрь, осторожно покрутился и поворочался там, и почти сразу же вынырнул. К тому моменту, когда Наташка подпрыгнула и вильнула попкой, в ней уже ничего не было. А негодующее голышкино: "что ты делаешь?!" я пропустил мимо ушей.
Каждый раз подбавляя крема, я прошел по промежности, чувствуя, как возмущенно дрожит только что оскорбленный мной Наташкин анус. И занялся писькой. Без нажима, теми же ритмичными движениями, в том же темпе - давая Наташке почувствовать, что для меня ее писька не представляет какого-то интереса, что для меня это просто еще одна часть ее тела, такая же, как остальные.
Когда я добрался до этой прекрасной пельменьки, Наташка резко дернулась. Я подбавил нежного ворчания в голос: "ну вот и все, сейчас намажем, и я тебя отпущу. И будешь ты дальше совсем самостоятельный человек, будешь спать на свободе... ", и она опять немножко успокоилась.
"Я сама намажу", - сделала Наташка последнюю попытку. "Ты сама уже намазала", - вроде как не поверил я ей. И голышка смирилась.
Прежде всего я прошелся вокруг ее губок, по складочкам между ними и ножками. Я мазал так густо, что утопил эти ямки в креме, сравнял их с торчащими губками.
Чтобы пока успокоить Наташку, оттуда я перешел на ее ляжки и долго занимался одной, а потом другой ее ножками.
Наташка наверняка решила, что дело подходит к концу и саму ее письку я почему-то пропустил. Голышка почти расслабилась.
"ну вот, сейчас уже закончим", - подкрепил я ее надежды, заканчивая с ляжками. - "Молодчинка ты у меня. Не брыкалась, не вертелась, дала хорошенько все намазать. Умничка. Теперь точно не заболеешь. Все-все-все, сейчас уже отпускаю, честное слово... ".
Наташка облегченно вздохнула и расслабилась окончательно. Я сделал вид, что не все ляжки еще достаточно тщательно смазаны - давая ей побалдеть от того, что все так нестрашно и быстро прошло. Потом выдавил чуть ли не полтюбика себе на пальцы и вернулся ими на письку: "... вот только последнее местечко осталось, мы с ним тоже быстренько разберемся, и спатки".
Качели, качели...
Я густо замазал все губки снаружи и щель межу ними - почти не коснувшись пальцами ее тела. Наташка завозилась, пытаясь сжать ножки: "ой, только не там!". "Хорошо-хорошо, не надо там - значит, не буду там, не волнуйся, все сделаем, как ты скажешь", - спокойно продолжая топить ее письку в креме, ответил я.
Наконец-то мои пальцы скользнули в щелку и стали скользить вверх и вниз, смазывая губки изнутри, разворачивая и промазывая со всех сторон нежные лепесточки малых губок...
"Ну не надо же там! Пожалуйста", - пробовала вывернуться Наташка. "Ладно, ладно, не буду, раз ты так стесняешься", успокаивал я ее, занимаясь своим делом. Писька у нее была маленькой, мягонькой и теплой. А клиторок оказался очень отзывчивым на ласку. Он уже просыпался и тянулся к моим пальцам, когда они скользили рядом. Проходясь вверх и вниз, я чувствовал, что и дырочка ее начинает понемножку оживать.
"Ну вот видишь, и совсем даже ни капельки не страшно", - чмокнул я Наташку, попав в сопливый нос. - "Хорошо, что я заметил. Вон какая писька у тебя ледяная. Точно бы воспаление подхватила. Ничего, вот мы сейчас ее согреем, и она уснет спокойно. Грейся-грейся, наша писька... ". На самом деле она была тепленькой и очень приятной на ощупь. Но проверить это Наташка сейчас не могла.
Клиторок у малышки уже бодренько торчал, дырочка начинала пульсировать, а сама Наташка пыталась вырваться уже не так уверенно. Я за сегодняшний вечер до того ее запутал, что сейчас она уже ни в чем не была уверена и не могла врубиться, что происходит: "То ли он меня бессовестно дрочит, и тогда надо орать во всю глотку, звать на помощь и вообще спасаться. То ли он в самом деле героически спасает меня от каких-то непонятных болячек - и, если я закачу истерику, то обижу Борьку, а для всех остальных навсегда стану посмешищем.
А, собственно, если и дрочит... Не так уж это неприятно, оказывается... Мм-м, даже неплохо... Нет, даже хорошо... "
Скоро Наташка оскалила зубки (я почувствовал это - сейчас я одной рукой возбуждал голопопика, а второй обнимал ее за плечи, ерошил ей волосы и гладил по щеке). Она уже не выдиралась, не просилась - да и вряд ли могла говорить: выдыхала резко, с прискуливаньем, и снова судорожно втягивала в себя воздух.
Я перестал ее держать и перекатил с себя на кровать. Наташка упала на спинку, согнула коленки и застонала. Ртом я осторожно ласкал и лизал ее сосочки на маленьких и острых, как у козочки, сиськах: по нашим девчонкам я знал, что эти растущие сисятки очень болезненны, если нажать чуть сильней. Мне здорово захотелось прямо сейчас и натянуть малышку по самые помидоры. Но когда я как следует исследовал ее дырочку - она оказалось такой маленькой, что кончик пальца с трудом мог протиснуться даже настолько, чтобы достать до целочки.
Почувствовав, что Наташка вполне в состоянии кончить, хотя сама от горшка два вершка, я решил довести ее до оргазма. Но она немножко зажималась и все никак не могла расслабиться. Тогда, продолжая щекотать ее маленькую письку, я повел один палец вниз, и, когда почувствовал им тугое колечко Наташкиного ануса, сходу воткнул его на всю глубину. И тут же убрал остальные пальцы, обхватил ими губки снаружи, сжал их вверху и, нажимая, быстро заводил ими вверх-вниз навстречу одна другой, чувствуя клиторок свозь мягкие лепестки. Наташка завыла и подбросила задницу вверх. Она кончала, а я помогал этому зверьку, легонько постукивая указательным пальцем по дырочке влагалища и рисуя кружки вокруг нее...
Голышка обхватила меня обеими руками за шею, сунула башку куда-то мне за плечо, и медленно приходила в себя.
Я погладил ее волосам, по шейке, по спине, уложил головой на подушку и легонько подул в потную мордашку: "понравилось? Ты сегодня молодчинка. Теперь будешь спать. Крепко-крепко. И сниться тебе будет только хорошее".
"Каааайф... ", - счастливым голосом отозвалась Наташка, и вдруг она широко распахнула глазищи и выдала такое, что я чуть не упал с кровати: "теперь я у тебя отсосу!".
"Че... Чего?", - на редкость красноречиво ответил я. Но она уже приступила. Толкнула меня на спину, потом для чего-то залезла обеими коленками мне на грудь, стащила немного мне плавки и нагнулась над членом - так, что у меня перед носом замаячила ее задница.
Тут же выяснилось, что о минете Наташка не имеет никакого представления. Наверно, просто слышала как-то от какой-то продвинутой подружки, что пацаны от этого балдеют, вот и решила доставить удовольствие мне.
