Весь день в школе я думал о том, как встретит меня Мила вечером. Я не знал, к чему готовится - толи к тому, что она набросится на меня, толи к отчуждению и обиде. Разумеется, я решил перенести все, что планировал сделать с дедовой внучкой на следующий день - ведь после школы надо было звонить маме и на мне еще висел долг по уборке квартиры. И эти отношения с таинственной и возбуждающей королевой Африки не делали вещи проще.
Впрочем, я все равно бодро шел из школы домой и пулей взлетел по лестнице, что бы не ждать лифта. Но дверь встретила меня крохотной запиской - "Ключ под ковриком, остальное - на столе!". Ключ действительно оказался под ковриком, я открыл дверь, зашел в тихую, словно замершую квартиру. Ну вот, а ты чего ждал? Впрочем. . остальное - на столе. Я сбросил ботинки, прошел на кухню и действительно - на столе стояла тарелка с бутербродами, которая прижимала записку. Я схватил бутер - на этот раз с каким-то копченым мясом - и вперился в написанную тем же витиеватым почерком записку на простом тетрадном листке.
"Руки, ты, конечно, не помыл?" - я согласно кивнул, продолжая читать "Машке позвонила, отмазала тебя, балбеса - будешь должен!" - ну разуме-е-ется, подумал я, откусывая от бутерброда, - "Сегодня ужинаешь без моей прекрасной компании - королевский ужин подан, а у королевы - деловая встреча" - интересно, интересно - "За все грехи юности, как ты помнишь, кое-кому предстоит длительное свидание с ведром и тряпкой - их ты легко найдешь в ванной, Сережа-следопыт. " - да, вот только доем - "Кстати, вспоминала там о тебе сегодня! Целую, я" - меня бросило в приятный жар. Я разглядывал последнюю строчку записки, под которой был смазанный отпечаток губной помады и подумал о том, как хочу. . нет, желаю Милу. Хотя бы увидеть ее сейчас! Вспоминала обо мне. . в ванной. Черт, черт. .! Я аккуратно сложил записку и убрал ее в карман брюк. Действительно, пора было приниматься за дело. Вечер я провел убирая огромную пустынную квартиру - не знаю, как Мила убирала ее сама? Нет, я мог - и часто представлял Милу именно в такой позе, в которой последние три часа ползал сам, но не мог представить ее занятой каким-бы то ни было трудом вообще.
До спальни Милы я добрался уже в сумерках, пришлось включать свет. Это была ровно такая же комната, что и у меня - разве что вместо диванчика стояла невысокая, но широкая кровать, а к шкафу добавился комод, туалетный столик с зеркалом, прикроватная тумбочка и низкий пуф. На кровати лежал лист, исписанный тем же легким почерком - точно для меня. "Хорошая кровать, правда? Вчера хотела тебе показать, но как-то не вышло. Когда будешь трогать мое белье - трогай аккуратно и с любовью, оно дорого мне как память и портится от частых стирок. Ты понял? Иначе лишу тебя шанса увидеть его. . при других обстоятельствах. Целую, я" И отпечаток помады. "увидеть его при других обстоятельствах" дважды жирно подчеркнуто. Я уже понял, что эти записки были частью той возбуждающей игры, что Мила вела со мной, этих намеков, полунамеков, обещаний и откровенной чувственности. Но кто сказал, что это мне не нравится? Я вздохнул, складывая записку и отправляя ее вслед предыдущей. Удивительно, но я смог удержаться и не рассматривать ее белье и прочие девичьи безделушки - мне нужна была Мила, а не ее вещи. Странно, но я поймал себя на мысли, что. . скучаю по ней? Блядь, да мы три дня как знакомы! Не хватало еще во всякую романтику впадать - она-то ко мне точно ничего подобного не испытывает!
Закончил уборку я тогда, когда уже совсем стемнело. Телевизор я не включал, просто сидел у окна и смотрел на ночной город. В доме стояла тишина - действительно, Мила была права, тут никто не жил. Я прождал ее до часу ночи, пока не начали разводить мосты и я не осознал, что больше ловить нечего. В этот раз я заснул быстро, здорово устав ползать по полу всю вторую половину дня. Я не слышал, когда вернулась Мила, но утром, поднявшись по будильнику, увидел, что дверь в ее комнату закрыта, в коридоре брошены плащ, сапоги на шпильке, и - перед самой дверью в спальню - маленькое черное платье и белые трусики. Я аккуратно собрал ее вещи, пахнущие табаком, потом и мужским парфюмом и, выложив их в стопку на обувной шкаф, отправился в школу, захлопнув за собой дверь. Конечно, я понимал, как Мила провела эту ночь - и, конечно, так она проводила и многие предыдущие, только дурак бы не догадался. Я просто отбросил от себя эти мысли, как совершенно ненужные - та Мила в пропахшем табаком узком платье была не из моей жизни. Для меня она была загадочной и остроумной принцессой из тысячи и одной ночи - и мне было этого достаточно.
На сегодня у меня была другая задача, которая требовала всей моей сосредоточенности, а потому я оставил мысли о своей восточной сказке, сосредоточившись на насущном.
Я еще с утра посмотрел расписание пятиклашек - и снова пришлось дергать с последнего урока, не повезло в этот раз английскому. Рыжую я приметил на выходе из школы, но не пошел за ней - к чему? Я дернул дворами вперед, войдя в их парадное минут за пять до девченки, и опрометью поднялся до шестого этажа, встав прямо за выходом из лифта. Что-то не так могло пойти, если бы рыжая дедова внучка решила подняться на этаж по лестнице. Но, разумеется, толстушка выбрала лифт. Еще и что-то там напевала, типа "американ бой, американ бой" - как будто специально дала мне знать, что идет именно она. Лифт проскрипел и замер на шестом, двери открылись, девочка, продолжая напевать свою ерунду и вытаскивая из кармана ключ двинулась к двери, я же синхронно с ней, вышел из-за лифтовой клетки, стараясь даже не смотреть на нее - говорят, некоторые чувствуют взгляд.
Не знаю, кто там что чувствует - эта малявка меня не видела и не слышала ровно до того момента, как открыла дверь, а я налетел на нее сзади, зажимая рот и проталкивая в квартиру. В первую секунду она просто обмякла в моих руках - мне пришлось буквально внести ее внутрь, задницей захлопывая дверь, а вот потом она заорала и забилась, как сумасшедшая, лягаясь и пробуя укусить меня за руку. Сука ебаная! Я подбил ее под коленки, лишая опоры и с силой впечатал головой в стену - бам! Со старого шкафа, стоявшего тут же, упали какие-то шмотки, по моей ладони побежало что-то теплое, а девчонка прекратила дергаться и только жалобно подвывала, трясясь. Так лучше, так значительно лучше - правда, мне снова пришлось ее почти тащить в комнату. Не потому, что она сопротивлялась - просто она едва переступала своими дрожащими ногами.
Там я снова ударил ее по ногам, роняя на пол, упал сверху, вцепляясь в волосы второй рукой и, хекнув, приложил не успевшую вскрикнуть девченку лбом в пол. Вот тебе, сука! Как там дедушка делал? И еще раз - как тебе, сучка, нравится? Как там сучку надо учить? Р-раз! Убедившись, что девочка перестала трепыхаться, я вытер ладони от крови о ее курточку, полез в ранец, вытащил скотч а после плотно, слоев в двадцать, замотал ее рот. Тогда я не знал, что с замотанным ртом у человека есть варианты склеить ласты от удушья, и рисковал совсем неоправданно - я все же не хотел убивать мелкую. От нашей борьбы на полу ее синяя школьная юбка задралась по толстым ляжкам до самых трусов - совершенно обычных девчачьих трусиков в какой-то мелкий рисунок. Я подхватил их за резинку и сдернул вниз вместе с колготками, обнажая задницу.
У рыжей внучки была в общем-то неплохая попа - белая, круглая, с мелкими рыжими волосками между булок, крупным бледно-розовым анусом. Я содрал с нее трусы окончательно, раздвинул коленом ляжки, открывая узкую бледную щель в рыжем пуху, отдышался. Расстегнул ремень на джинсах, стащил их с бедер вместе с трусами, и убедился - стоял у меня очень так себе. Не сильно-то меня возбуждала эта толстая рыжая писюха, до Милы ей было ох как далеко. Я осторожно лег на нее сверху так, что бы мой дружок был точно на попке и начал, привстав на локтях, медленно крутить задницей, елозя членом и мудями по дрожащим булкам.
Я воображал, что подо мной смуглая попа моей восточной наложницы, гладя хуем по теплой коже и все это сделало свое дело - мой друг встал, тыкаясь между мягких белых половинок. Я, тяжело дыша, раздвинул коленями ее ляжки, сунул руку к тонким, бледным губкам, пропихивая пальцы и раздвигая слипшуюся кожицу. Рыжая вдруг промычала, дернула толстыми ножками, я испуганно вздрогнул и, размахнувшись, от души вмазал кулаком по ее затылку так, что она с треском ударилась головой об пол. Подтянул ее поближе, впившись пальцами в податливые бедра, пристроился и начал вдавливать багровую залупу внутрь. Мне пришлось буквально вкручивать член в эту розовую дырку, запихивать его туда, крепко сжав рукой.
Я даже застонал от боли, но, озверев и вспотев от усилий, начал все сильнее пихать девочку тазом, пока, наконец, залупа не пролезла внутрь туго обжавшей ее сухой пещерки. Я зарычал от боли и поддал задом, проталкиваясь целиком, до кровавых синяков сжимая попу малявки. Я ебал ее, ебал, почти не испытывая удовольствия. Я видел, как мой окровавленный хуй втыкается между раздвинутых ляжек, заставляя толстую попу вздрагивать. Я щипал и шлепал по этой белой заднице, оставляя красные отметины синяков, пихал пальцы в туго сжатый розовый сфинктер, пачкая их дурно пахнущим рыжим говном, пока, наконец, не почувствовал, что мой член от постоянного трения о нежную кожу приближается к кондиции. Я отчаянно наддал задом, буравя, протыкая эту податливую плоть, буквально разрывая руками ее булки и наконец смог в два толчка вылить сперму в ее внутренности. С силой выдохнул несколько раз, вытер пот со лба юбкой дедовой внучки. Стоит признать, под конец мне даже понравилось.
Я легко поднялся на ноги, натянул штаны с трусами, бросил взгляд на часы - все дело заняло только двадцать минут! Нагнулся, подхватив рыжую ссыкуху под живот и бросил ее на стоящий тут же продавленный диван, а сам прошелся по комнате. После того, как я слил в нее, я уже не боялся, что она очнется и увидит меня, твердо решив, что просто задушу девченку, если это случится. Я порылся в лакированной румынской "стенке", отшвырнув какую-то ювелирку - нахрена оно мне, зато прикарманил тонкую пачку российских купюр и еще одну - правда, потоньше - баксов. Нашел какие-то открытки, фото - о, а вот и дед Гришка! Я перевел взгляд на диван - рыжая лежала не шевелясь, ноги раздвинуты, развороченные, окровавленные лепестки зияют между белых ляжек. "Сука ебаная, - думал я, глядя на фотку, где старый пидорас держал внучку на руках, - Какая же сука. . " Я начал остервенело рыться в ящиках "стенки", выбрасывая хлам на пол, пока не нашел коробку с лекарствами. Так, тут должно быть. . Вот, что тут у нас - вазелиновое масло?
