Ученица одиннадцатого класса, Машенька Сойкина возвращалась домой летним вечером, примерно в то время, когда на улице уже почти нет народу. Машенька очень спешила, но спешить ей было очень трудно. Девушка то сжимала кулачки и семенила маленькими шагами, то замирала на месте и стиснув зубы тёрла коленку о коленку, то пускалась бегом, оглядываясь по сторонам, не видит ли кто, как она прижимает пальцами джинсы чуть пониже застёжки- "молнии".

Ну, вы поняли. Машеньке очень сильно хотелось, и сейчас даже не секса. Хотя о сексе она, как и большинство девочек в её возрасте, думала постоянно. Думала, но: Принято считать, что подростки распущенные, и развратные, и поколение сменяет поколением, а подростки все так же мечтают о горячем сексе, тихонько тиская сами себя под одеялом.

От таких мыслей Машенька совсем остановилось. К самым интимным частям тела прихлынуло горячее, и она с ужасом поняла, что до дома, скорее всего, не дойдёт, не дотерпит.

Улица, по которой она так спешила, была узенькая, с одной стороны длинный дом с зелёным палисадником и воротами, по другую - несколько узких старых домов с гулкими подворотнями. Вот туда-то я и зайду, решилась бедная Маша. Народу никого, присяду за уголком, и будет мне хорошо. Немножко стыдно, но пусть уж лучше лопнет самолюбие.

Прикусив губу, она поплелась в темную арку. Предательские волны изнутри накатывали на её молодое, не искушенное в житейских трудностях тело, и Маша думала только о том, чтобы не расплескать из себя ни капли. Пока не начала, всегда можно придержать себя руками.

Это умение ей потребовалось, когда, тяжело дыша, она стала дергать себя за петельку молнии. Пальцы при этом давили чуть выше самого сладкого места, и низ живота упруго пружинил под ними. Машенька засунула вторую ладошку подальше между ног, и, всхлипнув, стащила с бёдер джинсы вместе с ремнём. Сейчас уже всё, запела душа, и предательски расслабилось тело.

И конечно в тот же момент из глубины подворотни застучали шаги. И не каблучки цокали, а тяжелые мужские ботинки. Маша поняла, что дело плохо и стремительно втащило полуобнаженное тело обратно в трусики. Джинсы наделись не вполне, и она прижалась к холодной стене, чтобы скрыть это. Ну не будет же мужчина останавливаться рядом с девушкой в тёмной подворотне. Это же невежливо.

Это оказался не мужчина, а парень. Даже нет, мальчишка, из десятого класса. Маша даже знала его и знала довольно хорошо, это был Серёжка Лозовец, младший брат ее одноклассницы, живущей в следующем дворе. Ничего плохого Маша про него не сказала бы, но сейчас Серёжка был последний человек, которого она хотела бы видеть.

И он тоже её узнал.

- О, привет! Ты к нам что ли? Инги нет дома.

- Угу, - прошептала Машенька, - привет. Я просто: Я просто зашла: Но не к вам. Ты иди, Серёжа, иди, я сама тут:

Конечно, Маша не могла теперь зажимать себя ладонями, но и выпрямиться не могла. Стиснув ноги изо всех сил, она чувствовала, что начинает дрожать, но надеялась, что в тёмной подворотне это не видно.

- Маш, с тобой всё в порядке? - спросил добрый Серёжа. Из многих сестриных подруг Машенька нравилась ему какой-то особенной серьёзностью и скромностью. Во всяком случае она не трепалась как остальные секс и про парней. Которых по мнению Серёжи у большинства "опытных девчонок" и не было никогда.

- Да-а, - жалобно протянула Машенька, - всё хорошо-о: Ты иди, куда шёл, я очень тебя прошу!

Последние слова сказались сами собой, и Машенька тут же покраснела, потому что ей казалось, что яснее просто не скажешь. Фактически она только что сказала знакомому мальчику "Отвернись, я сейчас описаюсь!". Это было так дико, и так стыдно, что Маша не сомневалась, Серёжа с отвращением отвернется от неё, уйдёт, а потом всем расскажет про её позор. Хотя может и не расскажет, он мальчик хороший. Мальчик: Блин: Он меня младше, от этого почему-то ещё стыднее!

- Тебе плохо, что ли? - спросил этот невыносимый человек, подойдя совсем близко. Маша почувствовала, что через секунду трусики намокнут, согнулась, зажала себя обеими руками и кивнула молча, потому что сил уже не оставалось никаких.

- Что у тебя болит, Маш?

Маша разревелась, и сквозь слёзы сказала злобно:

- Сам не видишь, что ли? - голос получился каким-то низким и печально-протяжным, и было отчего горячие струйки потекли под пальцами помимо воли, девочке больше ничего уже не хотелось, только течь, струиться, литься на потрескавшийся асфальт в подворотне. И хорошо бы пролиться всей, исчезнуть и испариться, чтобы не думать об этом страшном позоре, она стоит и писает в собственные штаны, а Серёжа Лозовец стоит перед ней и смотрит на это зрелище во всей красе.

- Я обоссалась, Сережа, - хрипло прорычала Машенька: - я из-за тебя вся обоссалась!

Обвинение было настолько несправедливым, что десятиклассник невольно посмотрел на стройные девичьи ноги.

- Да не видно ничего:

- Сейчас потечёт, - плакала Маша, не в силах замолчать, как будто легче пережить позор, если рассказываешь о нём: - Трусы уже совсем мокрые. Ну вот. Видишь? Видишь, сволочь? Я вся мокрая уже, вся-а! Не могу-у больше! - с этим беззвучным выкриком Маша оторвала руки от своих мокро блестевших в полумраке джинсов, и с вызывающим и жалким видом выпрямилась перед Сережей. Он был немного выше, и Машенька, задрав голову дерзко смотрела на него: - нравится тебе? Сволочь ты!

- Я ж не знал, - пробормотал парень, потрясенный зрелищем - красивая девчонка, из старшего класса стоит перед ним во всей красе, и ей страшно стыдно. У одиннадцатиклассницы Машеньки была не очень большая, но уже высокая грудь и тонкая талия, подчеркнутая эластичным свитером, сумочка через плечо, длинные светлые волосы до плеч. Девчонка-мечта. И вот эта девчонка плачет перед ним от стыда, и её правда жалко, ей правда здорово не повезло. А вокруг ног расплывается постыдная лужа.

- Всё, - сквозь слёзы как-то беспомощно усмехнулась Маша: - полные кроссовки. Можешь идти, всё ты уже видел!

- Маш: - Серёжа не знал, как выразить желание обнять и успокоить девчонку, ему здорово мешало ощущение, нарастающего возбуждения. Теперь уже ему хотелось, схватить себя обеими руками пониже живота, но это было конечно бессмысленно, каждый подросток знает, если поднялось, само уже не опустится.

Школьник и школьница продолжали стоять друг против друга. В подворотне было слышно только слабое журчание.

- Ты ещё не всё, Маш? - задал Серёжа дурацкий вопрос, и это девчонку совсем добило.

- Иди отсюда, - прошипела она, размазывая слёзы по щекам: - а то по яйцам врежу!

Она сама удивилась, как это ей пришло в голову. Никогда она никого по яйцам не била, и не собиралась, хотя конечно видела несколько случаев, и даже обсуждала их с подружками. Обсуждала, а у самой ёкало внутри, как-то это страшно, наверное. Тем более странным ей показалось, когда Серёжа Лозовец, воспитанный младший брат её подруги, как-то странно вздохнул и расставил ноги пошире.

- Незаслуженно. Но справедливо, - сказал он как бы раздумывая. На самом деле хотел сказать, что-то вроде "Если тебя это утешит, буду рад, и готов пострадать" , но мысль была слишком сложная для того, чтобы произносить её в подворотне.

Плохо понимая, что делает, Машенька попыталась нанести удар коленкой, примерно так, как себе это представляла. Получилось неважнецки, махнув ногой, она почувствовало, как полилось из штанины, испугалась, что ко всему прочему обольёт и без того ни в чем не виноватого парня, и в результате не дотянулась коленкой до цели. Десятиклассник Лозовец только зажмурился вздрогнул, ожидая постыдной и невыносимой боли, но ничего не почувствовал. Удивленно посмотрел на девушку. Девушка ревела навзрыд, но почти беззвучно.

- Я дура: Я идиотка: Так стыдно: Так:

- А ты бить-то умеешь? - задал мальчик очередной нелепый вопрос. Машенька глупо улыбнулась сквозь слёзы и помотала головой, поворив:

- Я же дура: Я: Я всё:

Маша потопталась с ноги на ногу, вытряхивая последние капли из обеих штанин. Всхлипнула еще пару раз, шумно шмыгнула носом, и попросила с какой-то взрослой иронией:

- Ты покажи, а я попробую. Как надо бить парня по яйцам?

Если бы Серёжин член не торчал сквозь плавки, как палатка, он, может, и подумал бы над тем, что не всякую девичью просьбу нужно исполнять сразу. Но в этой подворотне всё было не как всегда, как будто во сне. Поэтому он просто, как учили на тренировке, взял Машеньку за блузку на плечах и легонько, совсем не сильно даже поднял колено, ткнув в насквозь мокрую ткань между ног. Он даже подумал, что нужно быть поаккуратнее, вдруг откуда-нибудь там брызнет, а бедной девушке и без того неловко. Но соударение получилось коротким и твердым, как будто его колено ткнулось в кость. Машенька вздрогнула и закрыв глаза, кажется даже дышать перестала. Серёжа встряхнул её за плечи:

- Ну ты чего опять, Маш. Я же несильно. Что, здорово попал?

Маша несколько раз быстро кивнула не открывая глаз. Потом, шаря руками как слепая, обернулась к нему спиной и обеими ладонями уперлась в стену подворотни. Вся её фигула выгнулась назад, как кошка, которая тянется сладко-сладко.

- Ну, скорее, - умоляюще прошептала она.

У Серёжи мелькнула безумная мысль, что Маша предлагает ему заняться сексом прямо тут в подворотне, но это было бы странно между двумя школьниками, даже не расстегнувших джинсов. Машенька оглянулась сдула мешающие смотреть волосы, и повторила:

- Ну возьми. Пожалуйста!

Она обеими руками схватила его ладони и резко притянув пристроила на обеих своих кругленьких грудях. Серёжа ощутил твердость напружинившихся сосков, а Маша тихо-тихо шептала:

- Ну сильнее, сильнее! Прямо за буфера:

Ей было очень стыдно сказать это слово, но так много стыдного случилось уже для неё в этой подворотне, что как говорится сем бед один ответ. Серёжка сдавил ей буфера как следует, и тут же сам, застонав от желания прижался к ней всем телом. Маша поняла, что ему тоже очень хочется, и горячая волна приласкала её самолюбие. Не она одна хочет, хочет, хочет: хотела: ой, как девочка хотела: