Мне всегда было трудно начать с чего-то. Будь то письмо или сочинение в школе. И всегда поражала точность и изящество начала бессмертного романа Мелвилла. "Зовите меня Измаил". И всё. Просто и со вкусом.
Я давно приметил эту хорошенькую стройную шатенку. Тонкая и гибкая, с большими темными глазами, нежным, приятно очерченным ртом и с правильным овалом лица, она выглядела гораздо моложе своих лет и была похожа на актрису Кейт Бекинсейл времен фильма "Дом призраков". Как позднее выяснилось, не только лицом, но и упоительно прекрасным телом. И, хоть она и не обладала такой волнующей фигурой, как некоторые барышни в нашей бухгалтерии, но в своих джинсиках в облипочку и рубашке с закатанными рукавами, с простеньким ободком в коротких каштановых волосах, неизменно вызывала мой живой интерес и плотоядные мысли о её джинсовой рельефной попе. Однажды летом я встретил её, одетую в футболку с надписью "Led Zeppelin" и убедился, что у неё уверенный второй номер. В сочетании с фигурой, грудь её смотрелась вполне гармонично и привлекательно. "Как бы я хотел внезапно очутиться с ней в одной постели, - поделился я как-то раз со своим другом. - Даже своими моральными принципами готов поступиться ради этого". "Ещё бы. Так-то я тоже - ответил мне мой друг и добавил: - Везет же кому-то". Наивно было полагать, что такая девушка не имеет молодого человека. Хотя бы для здоровья.
В укороченный предновогодний день, когда все работники, наспех пожелав друг другу "с наступающим" , торопливо разбегались по домам, мы случайно встретили её в коридоре и, не сговариваясь, одновременно кинулись поздравлять, желать какую-то банальщину, чмокать в щечки. Она мило смеялась, желала что-то в ответ, а мы загородили её ото всех и не отпускали. Праздник же. "Мы бы хотели устроить с тобой свидание. Вот так, втроем" - неожиданно для себя самого сказал я. "И мы сделаем всё для того, чтобы тебе было очень хорошо с нами" - тут же добавил мой друг. Она внимательно посмотрела в лицо каждому и молча прошла между нами. "Карие глаза" - подумал я и сказал вслух: "Фиаско". "Зато по мордасам не огребли, - философски заметил друг. - Ну, ты даешь!"
Новогодние праздники пролетели как обычно быстро и незаметно. На второй день работы уже в новом году мы с другом яростно спорили о чем-то в коридоре и вдруг, совершенно неожиданно она подошла к нам и сунула в руку моему другу какую-то бумажку. "Это адрес. В субботу жду вас в гости. Обоих" - сказала она и пошла прочь. "Во сколько?" - спросил я в ответ. "Не важно. Я весь день дома" - обернувшись, ответила она. О чем спорили, мы так и не вспомнили.
Время до субботы тянулось адски медленно. Мы решили прийти в 11. В 10 некоторые ещё спят, а 12 - это почти обед. В 11 ровно я с бутылкой красного вина и какой-то шоколадной дребеденью, а мой друг с шампанским и фруктами позвонили в дверь ее квартиры. В изящном платьице до колен, она отступила вглубь коридора, впуская нас. Мы пытались что-то говорить, сглаживая неловкость, разулись-разделись и прошли в комнату. "Садитесь". Мы сели у стола, выставив бутылки. Тягостное молчание как-то затягивалось. Я реально не понимал, что говорить. Судя по всему, друг мой был смят не меньше. "Тогда давайте пить вино" - сказал я и взял со стола бутылку. Она молча вышла на кухню и снова вошла, неся какое-то блюдо под фрукты. Поставила его на стол около меня, а я неожиданно для себя поднялся, поставил бутылку, полуобнял её, положив ладонь на грудь, притянул к себе и поцеловал её тонкую нежную шею, чуть пониже затылка, в созвездие трёх милых родинок. Мне тогда отчего-то вспомнились строки: "И родинки, что стоят, как проба, На этой шее, и соус чили -Опять придется любить до гроба. А по-другому нас не учили". Она повернулась ко мне, тоже обняла и приблизила свои губы. Они оказались очень мягкими и чувственными, а язычок неожиданно жестким и шершавым. Мой друг обнял её за талию, она обернулась к нему и, обвив руками его шею, поцеловала. Мне показалось, их поцелуй длился больше нашего.
Медлить было нельзя. Как только они оторвались друг от друга, я подхватил её на руки и понес в соседнюю комнату - хоть там-то должно быть что-то, на чём она спит. В той комнате, где мы сидели, не было решительно ничего похожего на спальное место. Переступив порог, я понял, что она нас ждала. Широкая кровать была застелена белой махровой простынёю и больше на ней не было ничего. Я осторожно положил девушку на постель и опустился рядом, мой друг прилег с другого бока. Она лежала, закрыв глаза, заложив голые руки за голову, а мы целовали её плечи, подмышки, родинки на горлышке и ключице, грудь через тонкую ткань платья, живот, однако не решались залезть под подол. Открыв глаза, она поднялась, перевернулась, встала на колени и через голову стянула с себя платье. Внезапная нагота её ошеломила.
Улыбающееся личико, трогательные родинки на правой щеке и длинной шейке, покатые плечики, молочно-белая кожа, нежная грудь с розовыми навершиями сосков и маленькой родинкой слева, плоский животик, утопленный в ямку пупок с родинкой-спутником, чудесные бедра. Я знал, что она хороша, но ошибся. Без одежды девушка оказалась просто восхитительной. Она снова легла на спину и, подняв попу, стянула с себя белые трусики сначала до колен, а потом и вовсе, бросив их куда-то за кровать. "Вы будете раздеваться, или я неправильно вас поняла?" - насмешливо спросила она. Мы засуетились. Мужики не очень грациозно раздеваются и мы торопились. Если б я знал, что всё так повернется, то не надевал бы труселя почти до колен. Ну, ладно. Чего уж теперь. Она лежала, закрыв глаза и чуть улыбалась.
Мы улеглись рядом и с двух сторон бросились жадно покрывать её тело поцелуями, ласкающие её тело руки наши временами натыкались друг на друга, иногда мы стукались головами, когда посасывали затвердевшие соски, не прикасались однако к низу её живота. Я провел ладонью по изящному долгому бедру её и почувствовал еле заметное движение в сторону - так, чтобы я заметил, она на микрон раздвинула ножки. Я раздвинул её ноги и лег между ними целовать нежную внутреннюю поверхность её бедер, легко касаться кончиком языка её розовеющих губок, чуть разведя их в стороны, облизывать и покусывать обнажившийся холмик. Мы не договаривались, кто будет первым. Я вообще не мог предположить ничего подобного, хотя страстно этого желал. Приподнявшись на руках, я осторожно навалился на неё и медленно вошел. Она дернулась и дрожь её стала заметнее. Я медленно входил всё дальше, а мой друг доводил её до исступления, облизывая ей грудь, соски и яростно целуя.
Полностью войдя, я остановился на миг, удерживая свое тело на руках. Я хотел остановить этот миг нестерпимого блаженства и всей картины происходящего. Она чуть заметно качнула бедрами, призывая к движению, и я немедленно откликнулся. Увеличивая темп, я ощущал усилившуюся дрожь её тела, движения её лона мне навстречу. Меня накрывала сладостная истома, но я не хотел так быстро и потихоньку начал останавливаться. Она всё еще двигала тазом мне навстречу, когда я вышел из неё, поцеловал живот ниже пупка и ткнул своего друга в плечо: "Давай ты". Он мгновенно навалился на неё, войдя полностью и вызвав судорожный вздох. Изголодавшийся друг мой с ходу взял такой темп, что она задрожала и вцепилась руками в простынь. Я лежал рядом и любовался этим бешеным актом плотской любви. Она была обворожительна в своих сладких муках, искажавших ее чудесное лицо. Я медленно ласкал её грудь, а потом придвинулся и стал нежно целовать её губы, пытаясь поймать и пососать шершавый её язычок.
Мой друг внезапно приостановился, глухо зарычал и дернувшись ещё три-четыре раза, затих, а потом медленно отвалится в сторону. "Быстрее" - хрипло бросила она, схватив меня за руку. Я снова оказался сверху и по тому, как она дернулась и завибрировала, когда я снова вошел во влажную вагину её, понял, что мой друг совсем чуть-чуть её не довел. Яростно вбивая девушку в постель, я чувствовал, что она вот-вот "рванет" и это тотчас же случилось. Её выгнуло дугой и сильно затрясло. Она кончала долго, темпераментно и молча, крепко стиснув зубы. А мне было ещё далеко. Я не останавливался, она билась подо мной как пойманная рыбка, а мой друг вновь принялся покусывать её соски. Она вдруг затихла, обмякла, опала как-то, мускулы её потеряли силу и упругость, стали податливыми и нежными. Сладчайшая истома неотвратимо пала и на меня.
Рухнув рядом с ней, я вдруг почувствовал, что устал. Не физически. Эмоционально. Всё это ожидание субботы, трепет, переживание, нетерпение, открывшаяся нагота её, бешенные и нежные соития - всё это до предела натянули нервы и долгожданная разрядка была как отлив, облегчение, очищение.
Мы лежали молча в ряд, как оловянные солдатики в коробке и переживали произошедшее. Полежав немного, она вдруг развернулась и устроилась на нас так, что попа её оказалась на моих чреслах, а плечи, шея и головка - на бедрах моего друга. От такой близости я ощутил, что очень скоро снова её захочу и ещё почувствовал, как по моему телу из неё стекают капли нашего семени. Верно почувствовав мои намерения, она вдруг села в постели и бодро объявила: "Я в душ!" , сползла на попе к краю и встала, покачнувшись. А мы не могли отвести восхищенных глаз от спинки её и, особенно, от попы с дивными ямочками Венеры на пояснице, до конца не веря, что вот это тело только что билось под нами. "Кто мне спинку потрет?" - спросила она обернувшись. Тереть спинку - всегда пожалуйста. Мы засобирались, но деликатно выждали пару минут, прежде чем войти в ванную. Может, ей надо ненадолго присесть.
Под теплыми струями душа мы нежно ласкали тело нашей девушки, намыливали её и заботливо смывали пену, промывая каждую складочку, потом выбрались, обернули её полотенцем, наскоро вытерлись сами, вновь вернулись в спальню и улеглись по ранжиру: она посередине, а мы по краям.
Лежать в мокром полотенце ей не захотелось и, отбросив его, она повернулась ко мне попой и стала нежно целовать грудь, живот и низ живота моего друга. Я же, замирая от счастья, жадно целовал её бедра и ещё влажную попку. Она, занимаясь моим другом, встала на коленки и склонилась над ним надолго, открыв мне вход и потрясающий вид. Я уже давно был готов и, стоя на коленях, с некоторым трудом вошел в неё сзади. Тихонько двигаясь, мы занимались каждый своим делом, и только мой друг батоном валялся на спине и тихо млел. Доведя его до исступления, она отстранилась от него, одновременно соскользнув с меня, повернулась попой к нему, а меня жестом уложила на спину. Теперь я стал в роли батона, правда, очень недолго из-за бойкого шершавого язычка девушки. Я судорожно попытался убрать её голову, но она не позволила и приняла в своё горлышко всё, что у меня было, не пролив ни капельки. И в то же время мой друг сделал в неё тоже самое сзади.
Уморившись, она свернулась калачиком и со словами "Давайте передохнем, мальчики" положила голову мне на плечо. Мой друг обнял её сзади, прикрыв спинку своим телом, не давая озябнуть.
