Когда на исходе путешествия в шестой или седьмой раз она устало надевала свой тесный деловой костюм, я сказал: "Ты бы надела сарафан или платье. Междусобойчик все-таки. Отдых". "Чем больше на мне надето, тем меньше поводов для нелепых подозрений, - с усмешкой ответила она. - Это не мои слова, моего благоверного. Так что даже на междусобойчике я должна выглядеть как леди. Леди, которая очень хочет трахаться с тобой. И чтобы ты кончал в вагину леди, в рот или на лицо леди. Как сегодня. Вот". Она одернула юбку и вышла из каюты. Через десять минут корабль отшвартовался у причала, подали трап и, вместе с подвыпившей компанией, она сошла на берег. К своему благоверному.
Встречаться по-прежнему было негде и некогда. Словно почуяв что-то, муж стал внимательнее к ней - встречать начал после работы, чего раньше не было. Я старался реже заходить к ней в кабинет после того как один раз с нервным смешком она сказала мне, не поднимая глаз: "Отойди от меня, а то я платье с себя сорву прямо здесь. Меня и так трясет". По ее настоянию мы пробавлялись быстрым сексом. Если появлялась возможность, она заходила в кабинет, закрывала дверь на замок и решительно направлялась к столу, а у меня в предвкушении ее узенькой горячей вагины, сразу вставал. Она наклонялась над столом, а я задирал ее коротенькое платье или юбку, сдвигал в сторону ткань трусиков и торопливо вставлял в нее член. Возбуждение было настолько велико, что я кончал как пионер, сделав всего несколько движений. Оправив трусики и одежду, она быстро уходила. Ее изящная фигурка, коротенькие платья, отвага и постоянная готовность к сиюминутному сексу по-быстрому возбуждали меня так, что я всегда обильно кончал в нее. Понимая, что это неудобно для нее в смысле гигиены, я как-то повинился, на что она улыбнулась и смущенно сказала: "А я в туалет сразу. Заодно там и трусики сполосну. Отожму сильно и надеваю. Пока еду домой - они высыхают. Все-таки 36 и 6, а после любви - погорячее".
В наступившую жару она вообще перестала носить нижнее белье, что было весьма рискованно особенно в сочетании с ее силовиком и юбками-колоколом. Зато мне было удобно ласкать ее при любом удобном случае. Она замирала, не дыша, а потом отбрасывала мою руку прочь. "Это невыносимо, - хрипло сказала она как-то раз, - Если бы я могла, я бы тебя сама изнасиловала". Она все время просила меня перестать ее провоцировать, потому что не может сосредоточиться на работе, однако узкие юбки не носила и трусики так и не надевала - я проверял постоянно.
На Новый год меня ждал сюрприз. "На минутку" - сказала она срывающимся голосом. Сбежав с корпоративной пьянки, мы укрылись в самом дальнем кабинете. Она попросила расстегнуть молнию ее нарядного платья на спине, повернулась ко мне лицом, и платье кольцом пало к ее туфелькам. Невыразимо прекрасная в полном комплекте черного ажурного белья, включая тоненький кружевной поясок с бретелями и черные чулки, она выглядела упоительно сексуально, и стало понятно, что минуткой не обойтись. Расстегнув кружевной бюстгальтер и сняв трусики, в пояске и чулках, она легла спинкой на стол.
Идеальные, будто скульптурные крепкие грудки ее с крошечными сосочками и маленькими розовыми ореолами были нежны и божественно чудесны. Казалось, никто и никогда не прикасался к ее целомудренному бюсту. Обозначились трогательные ребрышки, чуть трепетал впалый животик с темнеющим внизу узкой полоской кудряшек лобком, а дивная талия перетекала в бедра таким необъяснимым изгибом, что захватывало дух. Она подняла ножки вертикально, потом обняла меня ими за спину, и я, наконец, вошел в нее и через несколько движений почувствовал, как она потекла первым оргазмом. Нетерпеливо распахнув ее ноги до упора, поддерживая ее ладонями под ягодички, я всаживал в нее член вертикально вниз, до самого корня, до мошонки, переполненный сумасшедшим, невыносимым счастьем обладания.
Потом она обняла меня за шею, а я, сплетя пальцы рук под ее коленями, встал в полный рост. Ее невесомое прохладное тело поднималось и опускалось на моем члене, насаживаясь до корня, она извивалась на нем, трепеща, вертела попой, замирала и, издав полувздох-полустон, безжизненно обмякла, уронив плетью руки. Я продолжал поднимать и опускать на себе безвольное хрупкое тело и, наконец, кончил в ее теплую, тесную глубину.
Разомлевшее тело ее я осторожно опустил на стол и она легла, закинув руки за голову. "Какой чудесный Новый год, - прошептала она. - С подарками". Застегнув брюки, я уселся в кресло напротив. Страшно хотелось пить, я пожалел, что не умыкнул с собой шампанского. "У меня совершенно нет сил, - продолжала она, повернув ко мне голову, - а ведь нужно вернуться, засветиться на пьянке. Совсем не хочу вставать". Я молча любовался ее матово белеющим в сумерках пружинистым телом. Она улыбнулась и протянула ко мне руку. Болтавшийся золотой браслетик соскользнул с ее руки и упал куда-то на пол. Я присел поискать, а подняв глаза, увидел прямо перед собой ее попку. Нагнувшись, она тоже искала упавший браслет.
Медлить я не стал. Взяв за талию, я с новой силой рывком вломился в ее влагалище, она ойкнула, уперлась руками в пол и опустошенно расслабилась. Удерживая ее за выступающие тазовые косточки, я исступленно долбил, наращивая темп, а она стояла, сложившись почти вдвое и обняв себя за икры, широко расставив ноги, позволяя проникать в нее максимально глубоко. Медленно распрямляясь, она схватилась за столешницу и, упершись коленями в боковину стола, легла грудью на стол. Так вдвоем с грохотом и скрипом мы дотолкали стол до стены, откровенно наплевав на шум и грохот передвигаемой нами мебели. Потом я помог ей одеться, подал браслет и она тихонько выскользнула за дверь. Подождав минут десять, вышел и я. Нашего отсутствия никто не заметил. Мне так показалось.
Вскоре после праздника ее силовика отправили в командировку на неделю, а она через подругу-терапевта выкружила себе больничный. Назавтра и я добыл себе несколько дней из накопленных отгулов и поздно ночью тихо постучал в дверь их квартиры. Четыре следующих дня мы не вылезали из постели, почти не ели и не спали. Организм мой не успевал вырабатывать сперму, хорошо хоть не подводил в главном: с эрекцией. Ранним утром пятых суток я также тихо вышел из квартиры, получив на прощание поцелуй и первый в ее исполнении потрясающий минет. Вернувшийся из командировки силовик тотчас отправил ее в больницу на обследование, впечатлившись ее худобой, бледностью и синими кругами под глазами. "Скоро мне нельзя будет. Я - беременна. Дома меня, извини, трахают. Правда, редко и не так, но:" , - сказала она, выйдя на работу. Скоро - это несколько месяцев до декрета. С животом шибко не попрячешься, да и силовик усилит заботу. Она была права, скоро все кончится. Ее тело оставалось все таким же гибким и упругим, она все также отчаянно давала мне при любой возможности, и если времени у нас действительно оставалось мало, то принадлежало оно нам безраздельно. Всезнающие древние греки назвали бы происходящее "потос" - безрассудной страстью, вожделением.
