Лето, мы лежим на поляне и смотрим на облака. Точнее, полуприкрыв глаза на облака смотрит Андрейка, а я смотрю на его загар и на золотистую дорожку, начинающуюся у пупка, и исчезающую в его шортах. Андрейка жуёт травинку и лениво потягивается, приоткрывая волосы на подмышках и освобождая пару миллиметров золотистой дорожки. Ему - ХХ, мне - ХХ, и он - мой брат.
О том, что Андрейка - мой брат я узнал за неделю до этого. Как оказалось, в восемнадцать лет мой отец рванул из деревни в город движимый не только страстью к знаниям и желанием поступить в пединститут, но и желанием смыться от соседки, тёти Нюры, тогда - просто Нюры, которой он-то и сделал Андрейку. После института отец встретил маму, у них родился я, но всё-равно "по старой дружбе" помогал тёте Нюре и Андрейке. На прошлой неделе Андрейка переехал к нам готовиться к поступлению, и отец решил рассказать мне правду. Сейчас мне кажется странным, что при удивительном сходстве отца и Андрейки мысль об их родстве мне никогда не приходила в голову: всё те же голубые глаза, белокурые волосы, широкие плечи и мускулатура с фотографии "Дискобол" из учебника "История древнего мира". Мне самому в этом повезло меньше - я пошёл в маму, карие глаза, чёрные волосы, а о мышцах Дискобола можно и не мечтать.
Задолго до того, как Андрейка поселился у нас, он поселился в моих фантазиях. Каждая минута каждого лета, проведённого в деревне, с походами на речку, банькой и дуракавалянием с Андрейкой, была записана в памяти, выучена и с любовью воссоздана длинными зимними ночами. Я любил представлять себе как он идёт ко мне, обнимает, как его рука медленно скользит по моей спине, как я чувствую его запах, как я наконец-то вижу то, куда ведёт золотистая дорожка... Дальше мои фантазии идти не решались, но, судя по пятнам на моих трусах, в этом особой необходимости и не было.
С приездом Андрейки отец установил почти военный режим. Уроки с Андрейкой начинались до ухода отца в школу и заканчивались далеко за полночь. Дабы не будить нас с мамой, Андрей с отцом поселились в бывшей спальне родителей, мама же переехала ко мне в детскую. Не сказать, чтобы меня это сильно радовало: близость Андрейки сводила меня с ума, а необходимость делить комнату ограничивала возможность разрядки. В начале я пытался время от времени закрываться в туалете, но это не укрылось от мамы и после допроса с пристрастием о моём пищеварении от этой идеи прошлось отказаться. Через несколько дней вынужденного воздержания, я решил дождаться пока мама заснёт и пробраться в туалет. В тот день мне повезло, я нашёл семейки Андрея в стирке и планировал насладиться находкой.
Мама всё никак не могла заснуть, то одно, то другое, я уже битый час притворялся спящим, засунув семейки Андрейки под одеяло; но наконец-то всё затихло и я решил привести план в исполнение. Выскользнув из комнаты, я уже было был у цели, но тут из комнаты отца и Андрейки послышались голоса, и, опасаясь быть застигнутым я замер на месте. Голоса что-то шептали, потом замолкли, послышалась какая-то возня, и голос Андрейки негромко, но отчётливо произнёс, "Да, Миша, да". Миша, Михаил Павлович, - мой отец, но Андрейка его так никогда не называл; для Андрейки он всегда был "дядей Мишей"... Снедаемый любопытством, я приоткрыл дверь и увидел лежащего на спина Андрейку и наклонившегося над ним отца. Ноги Андрейки лежали у отца на плечах, золотистая дорожка Андрейки наконец-то раскрыла секрет и я увидел его хуй, большой, стоящий, манящий.
Глаза Андрейки полузакрыты как тогда на поляне, на лбу Андрейки выступили капельки пота, губа закушена. Отец, всегда строгий, нависал над Андрейкой, казалось не терял контроль даже в такой ситуации: его поршень, явно больше Андрейкиного и показавшийся мне тогда огромным, ритмично входил и выходил туда, куда я и не догадывался, что можно входить! Не в силах контролировать себя, я левой рукой сжал Андрейкины семейки, поднёс их к носу и вдохнул их запах, правой же рукой я начал разъярённо дрочить. Неожиданно, Андрейка открыл глаза и посмотрел на дверь, по его лицу скользнула странная улыбка, он притянул к себе отца и что-то прошептал. Отец бросил быстрый взгляд на дверь и вышел из Андрейки. Я было думал, что отец устроит мне выволочку, но он просто сменил позу. Теперь отец лежал на кровати, а Андрейка скакал на его хуе; Андрейка смотрел на меня и дрочил себе. Отцовский хуй входил в тело Андрейки и больше всего мне хотелось быть на месте отца, видеть как Андрейка стонет подо мной, как я вхожу в него, как я соединяюсь с ним, как он называет моё имя... Я кончил так, как никогда не кончал до этого.
На следующее утро всё было удивительно обычным: мама хлопотала по хозяйству, Андрейка ей помогал, мы с отцом собирались в школу: он - учить, я - учиться. Никто ничего не сказал, не подал виду. И только на пороге Андрейка прижал меня к себе чуть сильнее и чуть дольше, чем вчера.
