В телефонной трубке раздался слабый мужской голос:
- Алеша? Алеша? . . Позовите Алешу!
- Я вас слушаю.
- Алеша, это Юра Голубцов, я умираю, привези мне баночку йогурта:
Голубцов пробудил во мне самые паскудные воспоминания. У нас с ним одно время было, много лет назад, он даже жил у меня, но потом внезапно исчез. Я его искал три дня, хотел даже заявлять в милицию, потому что он не отвечал по мобильному. Наконец, нашел. Оказалось, что он женился. Мог бы сказать, предупредить - я что, связал бы его? Просто сбежал...
- Может быть, тебе привезти еще что-нибудь, кроме йогурта? - холодно спросил я.
- Нет! Нет! Больше ничего!
: В больнице он лежал в хирургическом отделении. Палата отдельная.
- Ого, у тебя отдельная палата! . .
- Да какая отдельная! Это бокс для тяжелых больных. Я умираю! Сними утку со стула и сядь.
Я сел. Достал из портфеля баночку йогурта.
- Сейчас не хочу. Поставь на тумбочку. Я потом.
Я смотрел на умирающего и обиженно молчал.
- Врач сказала, что медицина сейчас еще многое не может, - объяснил Юрка. - Достижения большие, но не во всех областях.
Я молчал.
- Вот, - сказал Юрка. - Они теперь больным говорят всю правду. Мне это нравится. Это лучше, чем всякие экивоки и ложь насчет долгой жизни. Я смерти не боюсь, и готов. Легко умирать, когда знаешь всю правду.
- Где же твоя любимая жена? - не вытерпел я.
- Ой, Юльку-ангельскую душу, не трожь! Она сказала, что если со мной что случится, то она меня не переживет. Ее мне жалко больше, чем себя. Она: - Он зашептал: - Она оплачивает уход за мной.
Дверь скрипнула и вошла медсестра. С термометром. Стряхнула и положила на край тумбочки.
- Сейчас ставить или когда? - жалобно спросил Юрка, воздев глаза.
Медсестра, крупная девушка 56-го размера, соизволила ответить только в дверях:
- Ставьте, когда хотите.
И ушла. Юрка объяснил:
- Люся. Чудесная сестра! Очень чуткий человек. Она сегодня до шести, а ее сменит Вера. - И снова зашептал: - Юленька им обеим доплачивает.
Помолчали. Я спросил:
- А что тебе болит?
- Резекцию желудка сделали. Вжик! Полжелудка нету.
Снова замолчали.
- А отчего ты умираешь? От резекции не умирают.
- Кто - как, - резонно ответил больной.
Опять помолчали.
- Съешь йогурт, - попросил я.
- Потом, потом.
- Когда потом? Вдруг не успеешь?
- Ты все шутишь: А, знаешь, Люся на тебя клюнула, на твою кожаную куртку. Расскажи, с кем живешь-кого ебешь?
- Ни с кем не живу. По тебе горюю.
Это было почти правдой. После Юрки у меня было еще два-три. Ну, может, четыре-пять:
Я продел руку под простыню и взял его агрегат. Поласкал. Агрегат умирающего стал напрягаться. Скрипнула дверь - я резко отдернул руку. Вошла слон-Люся.
- Клизму сейчас делать или будете на ночь?
Юрке передался мой рывок, он не сразу сообразил, что ответить. Я повернулся к Люсе и сказал:
- Клизму, Люся, будем делать на ночь.
В ее глазах я прочитал желание отдаться мне сию минуту, в дверях, стоя. Моя кожаная куртка на нее подействовала. Она вышла, не утолив своей половой потребности.
Я снова быстро сунул руку под простыню - агрегат напрягся еще больше. Я начал его подрачивать. Юрка слабо застонал:
- Мне сейчас не до этого, Алеша: Знаешь, я хотел тебя попросить об одной вещи. Ты всегда говорил, что тебе нравится мой член.
- Он отличный, Юрка!
- Когда я умру, отрежь его и отвези на бывшую Выставку достижений народного хозяйства. Правда, мне не до этого:
- Обещаю.
Тем временем будущая гордость России напрягся на полную мощь, и я понял, что настолько "до этого" , что дело серьезнее, чем можно подумать.
- Эта твоя чуткая Люся снует сюда взад-вперед?
- Юленька ей приплачивает:
- Я бы ей приплатил, чтобы она сюда не заходила пятнадцать минут.
Я пошел навстречу беде - на пост медсестры, и сказал Люсе, которая фасовала таблетки:
- Не заходите, пожалуйста, минут пятнадцать. Я его подмою. Он вас стесняется.
- Ладно.
Слон смотрел на меня из-за своего барьера с вожделением.
Я вернулся в палату, взял стул и на всякий случай приставил его к двери. Отбросил простыню и стал внаглую сосать. Член сразу брызнул фонтаном горьковатой жидкости - но это была только прелюдия к симфонии. Юрка лежал с закрытыми глазами, на его лице выступил румянец, больной часто дышал. И, как всегда в таких случаях, предупредил:
- Идет, Алеша.
И - пошло! Рот заполнила сперма - сразу, наверное, стакан, я не успевал глотать, у меня потекло с усов. Юрка въебывал мне в рот, его берцовые кости били меня по щекам, руками он схватился за края кровати. Извержение длилось не меньше двух минут.
- Все, - прошептал умирающий.
Я вышел в уборную и привел себя в порядок. Вернулся.
- За два месяца первый раз, - сказал Юрка. - А так хочется, чтобы ты меня по старой памяти трахнул. Жопа чешется невероятно. Зудит вся.
Я взял со спинки кровати полотенце, пошел опять в уборную, намочил, и стал Юрку подтирать, как обещал медсестре Люсе. Тут скрипнула дверь - она. Видит, что я держу честное мужское слово, - тут же дверь прикрыла. Я протер Юрке и жопешник, и агрегат, и промежности.
- Господи, как хочу ебаться: - услышал я шепот. - Проеби меня, Алеша, как сидорову козу, за мое плохое поведение! Я поступил тогда подло!
На тумбочке я увидел флакончик с вазелиновым маслом. Юрка лепетал свои извинения за прошлые грехи, а я хорошенько смазал ему вазелиновым маслом очко, поработал внутри пальцами.
- Опять почему-то встает, - прошептал Юрка. - На меня действует твое присутствие.
Тем временем я работал внутри его очка сначала одним, потом сразу тремя пальцами - за время "правильной" семейной жизни его очко не заросло. Юрка выгибал жопу и сам себе крутил набухшие соски. Затем я взял с тумбочки столовую ложку - ничего лучше не придумал, - надел на нее резинку, которую по привычке всю дорогу таскаю в кармане, и стал Юрку легонько трахать этим самодельным членом.
Как только я ввел черпало в зад, скрипнула дверь - вошла слон-Люся и положила на тумбочку таблетку.
- Что-то вы так долго, - сказала она, увидев мою согбенную над койкой фигуру.
- Сейчас закончу.
- Помочь?
- Нет! Нет! - жалобно застонал Юрка.
- А то - могу. Мне ваша жена платит за то, чтобы я вам помогала.
Я прикрыл Юрку простыней и выпрямился.
- Люся, - сказал я, - Юрий Андреевич мне сказал, что вы - лучший из всего медперсонала.
Кто - лучший, я не знал.
- Ну, лучший медработник.
Ее здоровенная морда зарделась. Стоя в дверях, она решила рассказать свою биографию.
- Я же закончила фельдшерское отделение, а работаю медсестрой. Мест нет. Переизбыток фельдшерских кадров.
Я кивал, сочувствуя. А под простыней черпало ложки торчит у Юрки в жопе...
- Потом еще мне предлагали перейти на скорую помощь, но я отказалась, потому что ездить надо. А тут все-таки спокойнее, есть где ночью лечь поспать. Не на топчане и не под телогрейкой - по-человечески, на мягкой кровати. И врачи вежливые. Крови, конечно, больше, и умирающих много, но все-таки не согласилась.
А ложка - в жопе!!!
- Потом тут чем лучше? Всегда крыша над головой, и от больных можно получить благодарность. Все-таки в постоянном контакте. Вчера умерла тут одна - мне от нее достались вот эти шлепанцы. Где я их взяла бы еще? На каблучке, я всю обувь нашу на каблучке, от плоскостопия.
А ложка - в жопе!!! Я повел глазами, намекая на присутствие Юрки.
- А, - махнула рукой Люся, - не жилец. Не ест ничего.
И вместо того, чтобы уйти из палаты, тихо скрипнув дверью, вошла, наоборот, в палату и приблизилась к койке.
- Вот, впервые повернулся на бок. А так лежит всю дорогу на спине, на бок не поворачивается. Пролежни будут!! - почему-то закричала она, как будто Юрка глухой.
Юрка с перепугу повернулся опять на спину. Ложка - в жопе!!! Чем я ее буду из него доставать?!
- У вас интересная работа, - сказал я. - И больные вас очень любят.
Люся, слава богу, направилась обратно к двери, но, отворив ее, опять остановилась.
- Еще звали в институт туберкулеза, но я опять отказалась. У меня дядя всю жизнь болел туберкулезом, насмотрелась, больше не хочу.
Она снова вернулась в палату. Поняла, что в моем лице нашла человека, который поймет всю ее жизнь. Прикрыв за собой дверь, Люся сказала:
- Потом еще от врачей многое зависит.
И она развила абсолютно верную мысль, что есть такие врачи, которые даже укола сделать не могут. А ложка - в жопе!!!!!!
- Юр, - говорю ласково, - ты бы не лежал на спине, повернулся бы на бок, как Люся говорит. Послушался бы Люсю.
Он смотрит расширившимся от ужаса глазами и переспрашивает:
- На бок - лучше?
- Гораздо лучше, - отвечаю.
А Слон глядит на него, как на доходягу, и говорит мне в полный голос:
- До вечера не доживет. Оставьте уж его, пусть лежит, как хочет.
Вдруг где-то вдали раздался отзвук металлической посуды. Не сходя с места, Люся как гаркнет во всю глотку:
- Сейчас иду! Иду! Я в боксе! - в больнице бетонные стены затряслись. И сказала тише, мне: - Сейчас приеду, кормить будем.
