- Можно, я поблагодарю твоего... - она сдержалась, чтоб не назвать его тем, чем называют мальчишки, но я понял и согласился. - Оля приблизилась лицом к моему паху, правой рукой взяла за стволик писюн и приложилась горячими губками к слегка обмякшей залупке. - Ой! С меня потекло, - испуганно сказала Оля, посмотрев на ногу, на которой она сидела, и на котрой была белесая сопелька. Она встала с коврика и отошла чуть встронку, присела, раздвинув ноги. Из писи вытекла белая, тягучая жидкость. Она пописала сильной струёй и попросила меня достать из книжки салфетку и подать ей. Я это сделал и вновь сел на коврик, наблюдал, как она тщательно обтирает свою расширенную писю. Закончив, подошла ко мне и присела рядом.
Мы посидели обнявшись на коврике, потом она, о чём-то подумав, со смехом спросила:
- Помнишь, как в складе, чуть не попались?
- Даа! Вот бы было смешно, еслиб они нас увидели, что мы подсматриваем!
- И не убежишь, если что...
- Да нет, мы правильно сделали, что их не спугнули, они получили удовольствие и мы увидели, что туда ходят ещё кто-то.
- И постель не обязательно, - поразмышляв, сказала Оля, - можно и так.
- Попробуем? - предложил я. Оля согласилась и стала вставать на ноги.
- Не вставай, - попросил я, - стань здесь, на коленки. Какая разница?
Оля покрутилась на коврике, стала на колени и повернулась ко мне попой. Какая ж она красивая, её белая попа с выделяющимися ягодичками, а внизу ягодиц, тёмная дырочка попы, а под ней выделяется сжатый пирожок. Я раздвинул коленки по сторонам и пирожок открылся, высветив в верху заветное розовое углубление. Я пристроился на коленях сзади Олиной попы и придерживая одной рукой за бедро, как тот пацан, другой стал направлять свой писюн в розовое углубление с лепестками. Раздвинул залупкой лепестки и края углубления, нажал своей попой и залупка скрылась в мякоти лона подружки, но при этом Оля издала приглушённое "ах".
Я остановился, чтоб она привыкла к такому состоянию, лишь через мгновение стал входить ещё глубже и упёршись пахом в попу, а залупкой внутри во что-то, после Олиного "ой" , остановился и опять подождал мгновение. Я чувствовал приятность обжатого писюна внутренностями лона Оли. Какое же это блаженство! Я стал потихоньку вытаскивать писюн до половины и опять плавно вталкивать внутрь. Когда я вытащил до половины, Олина попа подвинулась на встречу мне, тогда я опять вошёл в неё, но никаких шлепков, как у тех, у нас не было. С каждым толчком, Оля произносила "ах". Я чувствовал, что писюн напрягся так, что залупка внутри похоже раздулась и тёрлась о скользкие внутренности.
Всё, начал работать инстинкт, моя попа заходила быстрее и уже послышались хлопки по Олиным ягодицам. Я заметил, как Олина рука нырнула под живот и через какое-то короткое время, послышалось её учащённое дыхание и "ах, ах, ах" , а у меня проскочил импульс по спине и по внутренностям в попе, а затем, я почувствовал, как сейчас вырвется из меня в Олю струя молофьи и я вжался в её попу, и начались дёрганья моего писюна в ней. Оля протяжно застонала и обессиленно стала падать в низ, что я еле успел последовать за ней, и чтоб писюн рано не вылез, навалился своей попой на её, но локтями опёрся на коврик. Полежав какое-то время в затишьи, я стал покрывать её шейку, плечи и спинку поцелуями, увлёкшись, не удержал и опавший уже писюн, выскользнул из-под ягодиц девочки. Я продолжал целовать поясницу, ягодицы. Ох! Какие же они мягенькие! ... И горячие. Так хотелось их обнять и я обнял, прильнув к ним лицом. Не описуемое блаженство!
Полежав в таком состоянии некоторое время, мы стали приходить в себя и зашевелились. Я встал и отошёл чуть в сторонку, стал писать на траву, видимо на бултыхал мочевым пузырём в порыве страсти и не дотерпел до туалета, всё таки стеснялся девочки, при том, что голым уже не стеснялся. Посмотрел на Олю, она смотрела на меня, так как я стоял в полоборота, то она всё видела. Я немного смутился.
- Ты же тоже видел, как я писаю, - улыбнувшись, оправдалась девочка. Она сидела и раздвинув ноги, вытирала салфеткой у себя в промежности. Но встав, опять отошла и присела в стронке, раздвинув ноги, через какое-то время из её писи стала вытекать тягучая сопелька. Она подождала, когда сопелька оторвётся и упадёт, протёрла опять между раздвинутых половинок "пирожка" и выбросив смятую салфетку в кусты, пришла ко мне.
"Голенькая, вовсей своей красе, какая же она красивая!" - подумал я, беря её за плечи и привлекая к себе. Я несколько раз поцеловал эти волшебные губки перед собой, не увлекаясь, чтоб не припухли, поцеловал эти небесные глазки, которые она прикрыла при касании губ, этот лобик, щёчки... Я Ангел! За спиной крылья расправились и меня поднимали в воздух. Я сейчас взлечу! Но голос девочки моей, опустил меня на Землю грешную.
- Давай одеваться, скоро обед.
Мы оделись и я собрал и вытряхнул коврик, вложил его вместе с книгой в полиэтиленовую сумку, помог поправить одежду Оле, подхватил второй коврик и мы пошли к тропинке.
Вечером мы последний раз провели общелагерный пионерский костер, выслушали напутственные слова директора лагеря, старшего пионервожатого, прощальные деферамбы своих сверстников, спели "Взвейтесь кострами синие ночи" , опустили и попрощались с флагом лагеря и разошлись по отрядным корпусам.
Следующий день прошёл в подготовке к прощанию. Первыми уезжали ребята Читинского Нерчинского и Карымского направлений в 12 часов дня. Мы, Борзинского и Забайкальского направления, уезжали после завтра утром.
После завтрака, уезжающие не спеша собрали вещи, последний раз заправили образцово постели. Друзья обменивались адресами, обещали писать друг другу. Было грустно! И эта грусть висела над нами всеми, даже обычного шуму в спальных палатах не было. Я грустил. Сердце подсказывало, что мы расстаёмся на долго, а может и... Ох, не хотелось чтоб так и свершилось. Уж слишком много произошло такого, что должно длиться всю жизнь и никто не имеет права это разрушить.
Я ждал в фойе, где был установлен тенисный стол, стоял прислонившись попой к столу и катал на ракетке тенисный шарик. Я постоянно посматривал на дверь спальни девочек, ждал, когда моя девочка выйдет, мы поговорим о связи, о последующей встрече, но она не появлялась. Ребята готовились к сбору на линейке отряда, одни заходили с какими-то вещами, другие выходили. Вот уже активно пошли те, кто уезжает, а вот и моя Оля с большой сумкой. Какая она маленькая, совсем девочка! А ещё недавно, она казалась такой взрослой! Я направился к ней и она увидела меня и повернула на встречу.
- Ну, вот, я уезжаю.
- Угу, - как-то неуклюже промычал я.
- Напишешь?
- Угу, - опять эти "угу". А где мои слова, я же их готовил, а они... , разбежались.
- Ну, я пошла? - сказала Оля, как-то криво улыбнувшись и как будто на эшафот пошла.
- Подожди, - вырвалось наконец у меня слово. Я подошёл к ней, взял тяжёлую сумку и пошёл рядом до площадки. Там Ольга Сергеевна проверила по списку и сказав: "Идите за мной" , повела ребят к месту общелагерного построения ещё для одной проверки и посадки в автобусы. Я продолжал нести сумку Оли, не далеко от неё, так как она шла в строю. У автобуса я передал ей сумку и она успела мне шепнуть:
- Было хорошо... Напиши... - и повернувшись, потянула тяжёлую сумку за собой, и автобус поглотил её. Я осмотрел все окна автобуса, но нигде лица близкого мне человечка не обнаружил. Обошёл автобус с другой стороны, и здесь нет. Все махали отъезжающим, и я махал, хоть и не видел родного лица. Автобус тронулся и выехав за ворота лагеря, растворился в сосновом лесу.
Я ещё постоял некоторое время и повернувшись, пошёл за отходящими ребятами. Проходя последнюю шедшую девочку, это оказалась Ленка из моей школы, из Сагиного класса, я услышал:
- Ну, что, уехала? - с сожчувствующим вздохом спросила Ленка.
Я не задумываясь, ответил:
- Да, уехала, - и тоже вздохнул тяжело. Дальше шли молча. Я начал опускаться на землю и задумалься, о ком она спрашивает. Я посмотрел на Ленку и наши взгляды встретились.
- Колька, я тоже так хочу...
- Завтра и мы поедем, - ответил я.
- Нет, не то. - Ленка остановилась и пристально смотрела на меня, и я остановился. - Я хочу... как Олька...
- Не понимаю. Но завтра же поедем и мы, - не понимая, чего хочет эта девочка, попытался убедить её, что завтра и мы уедем.
- Я сказала, нето, не уехать, а... , как Олька, там, - она кивнула головой в сторону, - на складе...
Я остолбенел. Чувствую, уши начинают гореть, сердце стук, стук, стук, и так громко, что наверное и Ленка слышит. Я долго не находил слов, чтоб спросить или сказать что-нибудь. И Ленка молчала. Наконец я очнулся, хоть уши и продолжали гореть. Я мысленно спрашивал себя "Что она знает? Может не за "то" она намекает мне?".
- Не красней и не волнуйся, я никому не скажу.
- За что? - допытывался я.
- Ты... ей... целку...
Вот здесь я точно, впал в осадок. Стыдно былооо, аж грудь сдавило.
- А ты... , откуда знаешь? - еле выдавил я.
- Олька с нами поделилась, мы же подружки.
- С вами? С кем? - я ещё больше врос в землю.
- Со мной и Юлькой.
Всё! Я захотел в туалет от нервного шока, но решил терпеть, стыдно было идти в туалет.
- А что она вам... , рассказала.
- Как хорошо ты ей сделал...
Я стоял, не зная как реагировать. Всё, что я нашёлся сказать, так это:
- И тебе и Юльке рассказала, как мы...? - я не нашёлся как назвать и осёкся.
- Да. Она мечтала об этом. Я тоже так хочу, - тихо повторила Лека.
Я повернулся и медленно пошёл не определённо куда, на ходу легче было размышлять. "Олька рассказала всё, как мы это делали... А разве это можно так? Мы, пацаны... А что, мы... , Сага тоже рассказал нам про сеструху... Но Олька... , это же только наше с ней? Зачем другим знать? И наверно подробности, как я целовал... там? И она целовала у меня?" - дошёл до места пионерского костра и сел на край лавки, Ленка села напротив, на край другой лавки. Я смирился с новостью и глядя на Ленку, решил, раз она так, то и я так.
- Лен, а тебе, правда хочется?
- Да.
