В гарнизонном Доме офицеров Советской Армии играл духовой оркестр. На первом этаже в просторном вестибюле и холле кружились танцующие пары. Этажом выше, в не менее просторном зале, стояли праздничные столы с выпивкой и закусками. Здесь семьи офицеров и прапорщиков отмечали свой профессиональный праздник.
Жена капитана Калинина Елена Павловна и жена замполита Полякова Нина Георгиевна занимали крайний столик. Отсюда хорошо просматривался весь зал и, в тоже время, сохранялась иллюзия некой обособленности. Шумное веселье окружающих, распечатанная бутылка шампанского и временное отсутствие мужей, отошедших покурить, способствовали откровенному разговору подруг.
Известная в недавнем столичная балерина, а теперь - мать двух прелестных близнецов, Нина Георгиевна вспоминала былые гастроли и большую сцену московского театра. После замужества она не стала брать фамилию мужа, оставила себе сценическую.
- Не поверишь, как хочется вернуться в Москву! - жаловалась Бестужева молодой капитанше. - Сплю и вижу себя на подмостках в роли Жизель. Всегда мечтала её станцевать. Но не успела. Помешала беременность. Однако, и сейчас, после родов, я сохранила прежнюю форму и легко могу восстановить былые навыки. Веришь?
- Конечно, верю! - заверила подругу слегка захмелевшая Елена Павловна. - Ты выглядишь потрясающе!
- Моим детям уже по два года, и я могу уделять время самостоятельным занятиям. Не просто руководить шесть часов в неделю танцевальной студией, а работать у станка перед зеркалами ежедневно до изнеможения! Моё фуэте сейчас уже не хуже прежнего, прыжок баллотте снова высок и изящен. Арабеск отточен до миллиметра! Я заряжена на настоящую сцену! Понимаешь?
- Очень хорошо понимаю.
- Убивает сознание вынужденного прозябания в этом забытом богом гарнизоне! До сих пор не верю, что по пьянее потеряла бдительность. Увидела красавчика майора, выпускника военной академии, расслабилась и - залетела с первого раза! И от аборта отказалась. И где были мои мозги?
Ниночка печально подпёрла изящной кистью левой руки красивую, стриженную под Мари Матье голову, а правую руку, с бокалом золотистого шампанского, выставила перед собой, рассматривая на просвет:
- Подумать только, всегда трахалась через резинку, а в тот вечер чёрт попутал. - и, обозрев через бокал посетителей зала, огорчённо добавила: - Скучнейшая публика. Никакой перспективы на культурное самообразование. Вот ты, хоть возле книг пропадаешь, а они:
- Я, Ниночка, тебе завидую! - сказала Калинина. - Ты и столичную жизнь повидала, и сыновей родить сумела.
- Чему завидовать? Скоро твоего капитана в академию отправят учиться. Насмотришься в Белокаменной и на столичную жизнь, и на столичные ля муры! Детей тоже родишь.
- Не так всё просто, Ниночка! Мой Куликов признаёт секс только с резинками. "Сначала, - говорит, - дай академию закончить, а потом - рожай". Это сколько ждать - то! - Елена Павловна капризно надула помаженные губки. - Я сейчас ребёночка хочу.
- Во, как! - вскинулась Бестужева. - А мой, наоборот, презеки не любит. Видать, у каждого мужика в голове свои тараканы. Ха-ха. Давай, подруга, выпьем за желания, которые сбываются!
Женщины выпили и, какое-то время, со скучающим видом смотрели по сторонам.
- Может развестись? - сказала Ниночка Бестужева. - Разрубить этот Гордиев узел и всё!
- А разводись! - ляпнула захмелевшая Калинина. - Я вот, поуговариваю, поуговариваю, да найду себе оплодотворителя на стороне. Мужиков то вокруг, о-го-го, сколько!
- И правильно сделаешь. Если женщина хочет быть матерью, она должна ею стать! Давай ещё по одному бокальчику. Из новой бутыли. А то мужья сейчас вернуться и не позволят, обвинят в алкоголизме.
- А давай! Только пустую спрячем куда-нибудь подальше.
Сказано - сделано. Зелёная ёмкость перекочевала в ближайший угол зала за выступающую из стены пилястру.
- Слушай, - Ниночка заглянула в лицо подруге. - По поводу этого, со стороны. Ты сама придумала, или кто надоумил?
Елена Павловна отвела взгляд и начала краснеть.
- Ага. Значит сама. А, ты, случайно, Ленок, уже не попробовала?
Калинина промолчала, продолжая наливаться малиновым "загаром".
- Во, как! Кто-то из новеньких? Из лейтенантов? Ты мне его покажешь?
- Отстань! Выдумываешь всякое.
- Нееет, ты точно, попробовала!
- О чём это вы? - к столу подошли накурившиеся мужья.
- Так. О своём, о женском, - сказала Нина Георгиевна.
- Ого, да они новую бутылку шампанского начали! - удивился Калинин.
- Ничего. Мы водочкой наверстаем! - сказал Поляков.
Нина Георгиевна приблизила свою головку к голове Елены Павловны:
- Леночка, я тебе завтра перезвоню. Не против? Я такая любопытная! Из московского театра уехала, а богемская привычка - осталась. Пока подробностей не узнаю, не успокоюсь. Договорились?
Елена Павловна подумала и нетрезво кивнула:
- Звони.
...
Утром следующего дня, собираясь на работу, Елена Павловна услышала от мужа:
- Сегодня твой Большаков вернётся в библиотеку. В роте им всё уже сделано. Можешь использовать своего помощника по полной. Пусть не спешит и делает всё основательно.
Слова Калинина "пусть не спешит" и "делает всё основательно" для жены капитана прозвучали двусмысленно. Прикрыв за мужем входные двери, она глянула в зеркала трюмо, что стояло в прихожей, и увидела в нём женщину с красным лицом и блядскими глазами. "Это я так сейчас выгляжу?" - ужаснулась она.
Резкая трель домашнего телефона вывела нашу героиню из волнительного мышления.
- Алло! - услышала Елена Павловна голос Нины Бестужевой. - Это я. Помнишь нашу вчерашнюю договорённость?
"Только не это!" - дёрнулась Калинина. И быстро протараторила, что ей сейчас крайне некогда, что надо, срочно, идти на работу.
- Не беда. Перезвоню позже, - "успокоила" подругу Ниночка.
...
Последняя декада февраля баловала хорошей погодой. С утра снежок под ногами похрустывал, а после девяти начинал активно таять. С покатых крыш по-весеннему текла капель. Лицо приятно грело яркое солнце. Воздух был чист и ароматен.
Подходя к библиотеке, Елена Павловна замедлила шаг. Возле входных дверей стоял, переминаясь с ноги на ногу рядовой Большаков.
Сдержанно кивнув на его невнятное приветствие, Калинина открыла замок и, молча, прошла в помещение. Створку двери она за собой не прикрыла.
- Вот, - сказал Я, - нам разрешают войти.
- Хороший знак для продуктивных переговоров, - заметил Борис Петрович.
- Ты, главное не ссы, - подбодрил патрона Борик. - Всё будет ништяк.
Выслушав их мнение, рядовой Большаков шагнул внутрь здания. Лично он желал одного - ничего не вспоминать, словно того и не было.
...
Пока женщина переодевалась в подсобке, возле рабочего стола Большакова состоялось оперативное совещание трёх ипостаси.
- Как будем действовать? - поставил вопрос ребром Борик. - Сначала ебать, а потом извиняться, или наоборот?
- Никаких резких движений! Надо всё, по возможности, спустить на тормозах, - рекомендовал Борис Петрович. - Показывать всем видом и действиями, что случившееся было досадным недоразумением, о котором сожалеем и раскаиваемся.
- В твоём пацифизме, Борис Петрович, мне понравилось только одно слово "спустить". - сказал Я. - Оно существенно и конкретно к данной ситуации. Предлагаю повторить манёвр прошлого раза. Большак идёт за стеллажи и дрочит. Если придёт, выебать!
- Правильно! - согласился с предложением Я безответственный Борик. - Пусть сначала выебет, а потом рисует эти долбанные планшеты.
Большаков сказал, что он так не хочет:
- Она мне нравиться. И вообще. Про любые домогательства по отношению к Лене, прошу всех забыть и заткнуться!
Меньше всех этой реплике удивился Бориса Петрович. Воспитанный на классической литературе, где любовь и секс почти не пересекались, он оставался сторонником романтических отношений.
Борику, если по-честному, всё было фифти-фифти. Ебать, не ебать - решать патрону.
А вот Я рискнул взбрыкнуться. Но едва попытался возразить, патрон ухватил его за горло и держал, до тех пор, пока третья ипостась не призналась, что была не права.
...
Переодевание Куликовой затянулось надолго. Елене Павловне нужно было набраться решимости встретиться с человеком, которому позволила несколько дней назад проделывать с её телом то, что не делал даже супруг. Ещё она хотела успокоиться. Забыть сцены недавней измены. Стать женщиной с кремневым сердцем и твёрдыми принципами. Калинин, узнай он о случившемся, мог запросто убить солдата. Да и ей бы досталось. Тоже, в какой-то степени, виноватой. Провоцировала молодого человека фривольной одеждой, яркой косметикой, излишним кокетством. Про дневник и вспоминать не хочется.
Сегодня на Елене Павловне строгий костюм, сдержанный макияж. Выражение лица непроницаемое. Нужные выводы сделаны. Эмоции под контролем.
Когда Калинина вышла из подсобки, Большаков был на рабочем месте. Обтягивал фанерный планшет влажным листом ватмана. Лицо его было напряжено ожиданием первых слов предстоящих объяснений, которых, увы, не избежать.
Елена Павловна прошла к своему столу, нашла заготовленный текст и, молча, отнесла его помощнику.
- Простите меня, - услышала она еле уловимые слова. - Я не хотел: Так получилось.
"Он не хотел! - Калинина вернулась за свой стол и принялась настойчиво смотреть в окно. - Конечно, не хотел! А как страстно всё проделывал! Вспомнить жутко. Не хотел: А она? Она тоже этого не хотела? За стеллажи пошла САМА. Никто не тянул. САМА выполняла указания. САМА всё позволила. Ужас-то какой! Прояви она, хоть малейшую твёрдость, у парня ничего бы не получилось. Теперь он мучается, боится наказания, а она, вроде, как - жертва."
Женщина глянула в сторону Большакова. Тот ответил взглядом провинившейся собаки. Вели этой собаке сейчас умереть, и она - умрёт!
В глубине души Калиненой что-то шевельнулось. Неужели жалость?
- Работайте! - сказала Елена Павловна помощнику строгим тоном. - Не отвлекайтесь, а то сделаете в тексте ошибки, - и снова отвернулась к окну.
