Так прошла свадебная неделя. Днем гости, застолье, тосты и пожелания, приглашенные музыканты. Ночью мои томные стенания под аккомпанемент Аароновых скачек на пружинах. По нашим обычаям в свадебную неделю молодожены не выполняют никакой домашней работы, предаются веселью и взаимному обожанию. Обожать Аарона я, конечно, не могла, но была благодарна ему за то, что он согласился помочь мне обмануть его родителей, и усердно играет роль держателя свечи.
Поначалу, правда, он довольно сильно раздражал меня своим неотступным преследованием в каком-то вечном ожидании моих распоряжений. Но, видимо, так он представлял себе исполнение супружеских обязанностей – сопеть где-то поблизости, в ухо или в затылок. Если в «первую» (на самом деле вторую) нашу ночь он дважды кончил себе в штаны, то теперь он пачкал простыни, и главным моим условием было, чтобы не заляпал мою половину. И Аарон, надо отдать ему должное, старательно соблюдал проведенные мною границы. Как он потом спал в своих засохших выделениях, меня не особенно волновало. Теперь я понимаю, что была эгоисткой.
В действительности, я была полностью сконцентрирована на происходящих во мне изменениях. Я сознавала, что во мне пробуждается женщина, страстная и чувственная, до тех пор спавшая в ортодоксальной узнице родительского дома и религиозной школы. Я вдруг начала по-другому смотреть на себя, на свое тело и окружающих, совсем иначе ощущать мужское внимание. А самое главное, что уже с самого утра я с волнением и предвкушением ждала следующей ночи, неизменно дарящей мне все большую порцию неизведанного блаженства.
Мои оргазмы становились дольше и насыщеннее. А затем мне и вовсе открылись новые грани, когда я положила пальчик на клитор, и наслаждение от вводимой в меня Аароном свечи помножилось многократно. Во время одного из этих потрясающих оргазмов, уже утратив всякий контроль над собой, я сжала бедрами голову мужа с такой силой, что на его лице хрустнула оправа очков и, как потом оказалось, отломилась дужка. Аарон сносил все бессловесно.
Вообще мы почти не разговаривали. Однажды он спросил меня, можно ли считать, что он уже не девственник. Помню, меня тогда охватила жгучая досада, что рядом со мной не рослый атлет с рельефным торсом и лицом античного идола, а это жалкое недоразумение с плаксивыми глазками и кроличьими зубками. Я смотрела на Аарона и пыталась представить, смогу ли я отдаться ему в кромешной темноте нашей спальни. Ведь я могла бы вообразить себя под голубоглазым фитнесс-тренером из девчачьих романтических комедий, под чистильщиком бассейнов из фильмов немного другой категории, да под кем угодно! Но этого гнусавое сопение… Оно не даст мне забыть, где я нахожусь.
Но никакой злости по отношению к нему я не испытывала. Скорее, даже ощущала некоторую товарищескую солидарность, так как считала его такой же жертвой родительского произвола, как и я сама. Я думала, что будь на то его воля, он сейчас играл бы в компьютерные игры или занимался чем-нибудь поинтереснее, чем сидеть со мной взаперти, уткнувшись в планшет. А я днем чаще всего читала русские книги, лежа на нашей с ним кровати и отвернувшись к стенке.
Но мое мнение о нем резко поменялось, когда однажды, безмятежно читая, я услышала подозрительный звук, словно сработал затвор фотоаппарата. Я повернулась к Аарону и по его реакции мгновенно поняла, что он меня сфотографировал на планшет. Сначала я даже не думала на него сердиться. Мне просто стало любопытно, зачем он это делает. Но Аарон так яростно начал защищаться, что мне пришлось практически силой отбирать у него этот несчастный планшет. Со стороны это должно было выглядеть очень смешно, потому что Аарон навалился на него всей своей тушей, а я тыкала мужа кулаками в бока, пытаясь заставить его сдвинуться с места. Обычно вялый и флегматичный Аарон на этот раз проявлял необыкновенное упорство, которое мне удалось сломить только попеременным действием уговоров, пинков и щекотки.
Когда планшет все-таки оказался в моих руках, я обнаружила в сохраненных изображениях целую подборку своих фотографий. Последняя была еще относительно нейтральной. На ней я лежала на боку, а объектив нацеливался на мою попу, обтягиваемую домашними леггинсами. Но большая часть фотографий была сделана утром, когда я еще спала. Откровенной порнографии среди них не было, но мне стало жутко неприятно, когда я представила, как Аарон производит какие-то манипуляции с моим спящим телом. Но главное мне еще предстояло узнать. Повинуясь своей интуиции, я зашла в переписки Аарона и увидела там свои же фотографии в отправленных.
– Ты кому-то показывал эти фотки? – От шока я даже не сразу изменила интонацию на угрожающую.
– Нет, конечно!
Аарон начал врать, но по моему меняющемуся выражению лица быстро осознал, что в данный момент я читаю его переписку. Он осекся, схватился обеими руками за свою голову и залился такой густой краской, что мой гнев даже на секунду уступил место растерянности. Я вернулась к чтению его переписки и не могла поверить своим глазам. Мой муж в подробностях описывал наш с ним секс. Точнее выдуманный им секс, потому что никакого настоящего секса у нас с ним не было.
– Я визжу как сучка?
– Нет.
– Тогда почему ты пишешь про меня такое?
– Ну, ты громко стонешь.
– Как сучка?
– Нет.
Последующий разговор получился очень длинным. И совсем несодержательным. Буквально каждое признание мне приходилось вытаскивать из мужа клещами. В итоге полуторачасового дознания с пристрастием удалось выяснить следующее. Аарон узнал о предстоящей свадьбе со мной гораздо раньше меня, но его родители требовали, чтобы он держал все в секрете. Однако где-то за месяц до свадьбы он не выдержал и разболтал все своим друзьям. Его рейтинг в компании девственников мгновенно взлетел до небес. Друзья требовали от него исчерпывающих отчетов о вступлении в половозрелую жизнь. А когда секс на блюдечке ему не достался, он взялся за художественные измышления с грязными подробностями, почерпнутыми из фильмов для взрослых.
Зачем он отправлял мои фотографии, Аарон мне так и не смог вразумительно ответить. Он лишь пытался переложить вину на Давида, как я поняла, неформального лидера в их банде нердов. Это даже не было откровенным враньем, потому что значительная часть их переписки состояла из давидовых «скинь фото». А самое смешное, что ближе к концу допроса я уже полностью растеряла весь свой запас злости, а жалкий вид Аарона, который как будто на самом деле раскаивался в содеянном, внушал мне что-то похожее на сочувствие. Я взглянула на наше сожительство его глазами и осознала, что совсем непросто уживаться с такой «динамщицей». Да еще и засыпать каждую ночь в десятке сантиметров от ее обнаженного и разгоряченного мастурбацией и недавним оргазмом тела. И я предложила ему уговор.
– Обещай, что больше никогда не будешь отправлять своим друганам мои фотки.
– Обещаю.
– Что ты хочешь взамен?
Аарон замер. Видимо, вот-это-поворот заставил его извилины напряженно сокращаться. А я вдруг ощутила жуткое волнение. Вопрос, вызванный порывом жалости, мог поставить меня в трудное положение. Но я почему-то ждала ответ с непонятно откуда взявшимся и продолжающим быстро нарастать возбуждением. Аарон, наверное, тоже ощущал себя стоящим на плотно усеянном минном поле. А я уже стояла на мине, готовой взорваться от малейшего телодвижения.
– В смысле?
Я сразу ощутила облегчение. Этот идиот мог попросить что угодно. Но он выбрал самый дурацкий из всех возможных ответов. Наш разговор был окончен. Помутнившее мой рассудок головокружение отпустило меня. Я вернула Аарону его планшет, взяла свою книжку и отвернулась к стене. Правда, я не читала. Лежала и пыталась понять, что же это внутри меня происходит.
Через полчаса я услышала голос Аарона:
– Я все удалил.
Но мне это было уже безразлично.
Той ночью я не мастурбировала. И следующей. И во все прочие ночи. Мне этого определенно не хватало, и я подолгу не могла уснуть. Я лежала в темноте и слушала, как бьется мое сердце. Даже самоанализ мне не помогал. В его призрачных глубинах я не находила ничего. Аарон? Наверное, считал, что я его так наказываю. Или потеряла доверие к нему. В общем, обе версии были бы правдоподобны, но тем не менее далеки от истинных причин. Которых я, правда, сама не знала или не могла сформулировать. Но это было похоже на обиду и одиночество.
Так прошла длинная неделя «без секса». Приближался конец первого месяца нашей совместной жизни с Аароном. Его родители, казалось, перестали вмешиваться в ее «интимную» сторону. Аарон готовился к вступительным экзаменам. Я пыталась помогать Тамаре Львовне по хозяйству, но очень скоро поняла, что та крайне ревниво относится к своей зоне ответственности, а потому я быстро забросила все попытки наладить с ней общение. Моисей Яковлевич, казалось, вообще не существовал, будто опасаясь лишний раз попасться на глаза своей супруге или «помешать молодоженам». Однако последовавшие затем события вновь перевернули все с ног на голову.
Уже заканчивая мыться в ванной, я стояла обнаженная перед зеркалом и вытирала полотенцем волосы. Скорее в задумчивости, чем из любопытства, я открыла зеркальную дверцу небольшого ящичка, где по идее должны храниться ванные принадлежности. Представьте мое негодование, когда я увидела стоящий вертикально телефон с включенным режимом видеозаписи. Мне все стало ясно как день. Я закрыла шкафчик. Дверцы его неплотно сошлись. Очевидно, камера была направлена в щель между ними.
Я накинула халат и вернулась в нашу с Аароном комнату. Я была полностью уверена, что мой муж тут же побежит в ванную, где будет пойман с поличным. Но он не шевелился. И даже не проявлял никаких признаков беспокойства. Минут через десять я сама забеспокоилась и решила вернуться в ванную. Вновь открыла шкафчик, но телефона в нем уже не было. Это казалось просто невероятным. Мне даже пришла в голову мысль, что где-то в доме прячутся подельники Аарона, Давид или кто-то еще из его друзей. Но за ужином этот же смартфон я увидела в руках Моисея Яковлевича. Похоже, вся семья сговорилась против меня.
